Ннеди Окорафор - Бинти [litres]

В дверь вновь забарабанили.

– Оставьте меня в покое, – слабо откликнулась я.

Я нанесла мазок отжиза на ту грань эдана, чьи спирали всегда напоминали мне отпечатки пальца. Потом стала втирать его медленными круговыми движениями. По мере того как я успокаивалась, плечи мои расслаблялись, тогда как измученный голодом и жаждой мозг погрузился в математический транс, точно камень, брошенный в глубокую воду. И я ощутила, как эта вода обволакивает меня, покуда я погружаюсь все ниже, и ниже, и ниже…

Мой затуманенный мозг очистился, и все вокруг застыло в молчании, пальцы мои все еще скользили по эдану. Я вбирала запах дома, слышала, как ветер пустыни шуршит, пересыпая песчинки. Внутри у меня все затрепетало, покуда я погружалась все глубже, а тело делалось чистым, легким, пустым, прозрачным. Эдан отяжелел в моих руках, казалось, он так тяжел, что пройдет сквозь плоть, как сквозь воду.

– Ох, – выдохнула я, поняв, что в центре спирали вдруг обнаружился крохотный выступ. То есть я его увидела – он всегда был там, но сейчас словно притянул к себе взгляд. Я дотронулась до него указательным пальцем, и он ушел в поверхность эдана с мягким звуком «клик», и камень стал мягким, как воск, а мир пошел волнами. Еще раз постучали в дверь – громко. И затем, сквозь самое глубокое молчание, какое я только испытывала, такое полное, что любой тишайший звук разорвал бы его на клочки, я услышала густой маслянистый низкий голос, сказавший:

– Девочка.

Меня вышвырнуло из моего транса; глаза расширены, рот распахнут в молчаливом крике.

– Девочка, – услышала я снова. Я не слышала человеческого голоса после последнего крика тех, кого убили медузы семьдесят два часа назад.

Я огляделась по сторонам. Никого. Медленно-медленно я повернулась и глянула в иллюминатор. Никого и ничего, только чернота космоса.

– Девочка, – медленно повторил голос, – скоро.

Я услышала еще голоса, но они были слишком низкими и потому за пределами понимания.

– Страдание противно пути. Дай нам закончить тебя.

Меня так и подбросило – а кровь в висках стучала так, что я едва не упала в обморок. Вместо этого я болезненно приземлилась на колени, все еще сжимая в руках эдан. Вновь раздался стук в дверь.

– Отвори, – потребовал тот же голос.

Руки у меня затряслись, но я не выронила эдан. Он стал теплым и светился ярким синим светом. Цифровые токи струились в нем так мощно, что руку свело судорогой. Но и тогда я сумела его удержать.

– Не открою, – процедила я сквозь стиснутые зубы, – лучше уж я умру здесь, на моих условиях.

Стук прекратился. Затем я услышала все сразу. Шорох у двери, но он не приближался, а удалялся. Испуганные стоны и жалобные крики. Голоса. Несколько голосов.

– Это зло!

– Это скверна, – сказал другой голос. Тот самый, что я услышала первым, выше остальных, почти женский. – Скверна в ней притворяется, что умеет говорить.

– Нет… для этого нужен разум, – сказал другой голос.

– Зло! Дайте мне дезактивировать дверь, и я убью это.

– Окву, ты умрешь, если.

– Я убью это, – прорычала та, что звалась Окву, – и умру с честью! Мы уже слишком близко, мы не можем.

– Эй, ты! – крикнула я внезапно. – О. Окву!

Так странно было называть эту тварь по имени, обращаться к ней напрямую. Я поднялась с пола.

– Окву, почему ты мне не отвечаешь?

Я глянула на свои скрюченные руки. Из них, из зажатого в них эдана, струились сильнейшие токи, которые я когда-либо испускала, они росли, ветвились, распускались сверкающими синими побегами. Они медленно ощупали запертую дверь, просочились сквозь нее – двигаясь и меняя форму, но не теряя своей неразрывной связи. Коснулись медуз. Соединили их со мной. И хотя я породила эти токи, контролировать их я не могла. Мне хотелось кричать, плакать. Но сперва нужно было спасти свою жизнь.

– Я с вами говорю, – сказала я. – Эй, вы! Молчание.

Я медленно встала, сердце отчаянно колотилось. Я добрела до закрытой двери на дрожащих, ноющих ногах. Органическая сталь, из которой была сработана дверь, была такой тонкой – но притом мало что на моей планете могло сравниться с ней по прочности. Когда токи коснулись ее, тонкие зеленые листья развернулись. Я постаралась сосредоточиться на них, а не на том факте, что на двери было золотое покрытие – а золото лучший информационный проводник. И не на том факте, что там, за дверью, были медузы.

Я услышала шорох, и вся моя сила ушла на то, чтобы не отшатнуться от двери. При взгляде на эдан ноздри мои раздулись. Волосы успокаивающе легли на плечи; отжиз дополнительно утяжелял их: удача и сила моего народа, который сейчас был так далеко.

Грохот заставил меня вскрикнуть – в двери колотили чем-то тяжелым и массивным. Но я осталась на месте.

– Порождение зла, – сказала та, которую звали Окву. Из всех голосов я узнавала лишь ее голос. Он был самым раздраженным – и самым испуганным. И он звучал на самом деле, а не у меня в голове. Я слышала вибрации «з» в слове «зло», и тяжелый, трудный выдох «ж» в слове «порождение». У них что, имеются рты?

– Я не зло, – сказала я.

Я услышала перешептывание и шорох за дверью. Затем тот голос, что больше всего походил на женский, сказал:

– Открой дверь.

– Нет!

Они вновь стали перешептываться. Шли минуты. Я сползла на пол, прислонившись плечом к двери. Голубое свечение ушло вместе со мной, просачиваясь сквозь дверь на уровне плеча; зеленые листья распускались еще и еще, некоторые упали с плеча мне на колени. Хрупкие зеленые листья хрупкой зеленой жизни… А я так близка к смерти! У меня вырвался нервный смех, пустой желудок чуть не вывернуло, а мышцы живота откликнулись болью.

Затем, тихо и спокойно:

– Ты нас понимаешь?

Тот самый голос, что назвал меня злом. Окву.

– Да, – сказала я.

– Люди понимают только насилие.

Я закрыла глаза и ощутила, как расслабляется мое измученное тело. Я вздохнула и сказала:

– Я убивала только мелких животных, и только ради еды, и то по возможности быстро и безболезненно, и предварительно помолившись и поблагодарив их за то, что они пожертвовали собой.

Это все, на что меня хватило.

– Я не верю тебе.

– Я тоже не верю, что ты не убьешь меня, если я открою дверь. Вы только и можете, что убивать.

Я открыла глаза. Силы, которых я не знала, все еще проницали меня насквозь, и я так разозлилась, что у меня перехватило дыхание.

– Как… как вы убили моих друзей!

Я закашлялась и сползла еще ниже.

– Мои друзья, – прошептала я, и слезы хлынули из глаз. – Ооох! Мои друзья!

– Людей нужно убивать прежде, чем они убьют нас, – сказал тот же голос.

– Ты глупа, – выплюнула я, вытирая слезы, которые продолжали литься. Я всхлипнула и сделала глубокий вдох, пытаясь совладать с собой. Я глубоко дышала, из носа лило. Покуда я утирала лицо рукой, там, за дверью снова зашептались. Затем тот, самый высокий голос спросил: