Шелби Махёрин - Змей и голубка

Рид.

Лоб его покоился на краю матраса, едва не касаясь моего бедра. Его пальцы лежали почти что вплотную к моим. Мое сердце болезненно дрогнуло. Должно быть, он держал меня за руку перед тем, как уснуть.

Я не знала точно, какие чувства у меня вызвало это осознание.

Осторожно коснувшись его волос, я ощутила приступ отчаяния. Он сжег Эстель. Нет – это я ее сожгла. Я знала, что будет, если я подожду, пока он придет в себя в той аллее. Знала, что он убьет ее.

И хотела этого.

Я отдернула руку, чувствуя отвращение к себе самой. И к Риду тоже. Всего на миг, но я позабыла, зачем я здесь. Кто я. И кто он .

Ведьма и охотник на ведьм, связанные священными узами брака. Закончиться эта история могла только костром, и никак иначе. Я прокляла себя за глупость – за то, что позволила себе так сблизиться с ним.

Моего локтя коснулась рука. Я обернулась и увидела, что Рид смотрит на меня. Его подбородок затенила щетина, а под глазами пролегли темные круги, будто он давно не спал.

– Ты очнулась, – выдохнул он.

– Да.

Он облегченно выдохнул и закрыл глаза, стиснув мою руку.

– Слава богу.

После секундных колебаний я сжала его ладонь в ответ.

– Что случилось?

– Ты потеряла сознание. – Рид тяжело сглотнул и открыл глаза. В них была боль. – Ансель побежал за мадемуазель Перро. Он не знал, что делать. Сказал… сказал, ты кричала. И он не мог тебя успокоить. И мадемуазель Перро тоже не могла. – Он рассеянно погладил меня по ладони, глядя на нее, но будто не видя.

– Когда я пришел, тебе было… плохо. Очень плохо. Ты кричала, когда они к тебе прикасались. И остановилась лишь, когда я… – Он кашлянул, отвернулся и вновь тяжело сглотнул. – А потом ты… застыла. Мы думали, ты умерла. Но нет.

Я посмотрела на наши сцепленные руки.

– Нет.

– Я давал тебе лед, а горничные каждый час меняли белье, чтобы тебе было удобней.

Как раз тут я заметила, что и моя ночная рубашка, и простыни промокли насквозь. Кожа тоже была липкой от пота. Должно быть, выглядела я кошмарно.

– Сколько времени я была без сознания?

– Три дня.

Я застонала и села, потирая лицо, холодное и влажное на ощупь.

– Черт.

– С тобой такое уже бывало раньше? – Рид вгляделся мне в лицо, а я сбросила одеяла и поежилась от холодного ночного воздуха.

– Нет, конечно. – Я пыталась говорить спокойно, но вышло резко, и Рид посуровел.

– Ансель считает, что это все из-за сожжения. Говорит, он велел тебе не смотреть.

«Сожжение». Вот и все, что это значит для Рида. Весь его мир не сгорел дотла на том костре. Он не предал свой народ. Я ощутила, как у меня внутри вновь разгорается гнев. Наверняка он даже не знал имени Эстель.

Я пошла в ванную, отказываясь смотреть ему в глаза.

– Я вообще редко делаю то, что мне велят.

Рид последовал за мной, и я разозлилась еще больше.

– Почему? Почему это зрелище так тебя расстроило?

Я повернула кран и стала смотреть, как горячая вода наполняет ванну.

– Потому что мы ее убили. И меньшее, что мы могли сделать – посмотреть на это. Хотя бы этого она заслуживала.

– Ансель сказал, ты плакала.

– Да.

– Это же было ведьмино отродье, Лу. Оно…

– Она! – рявкнула я и резко обернулась к нему. – Она была ведьмой – и человеком! Ее звали Эстель, а мы ее сожгли.

– Ведьмы – не люди, – нетерпеливо сказал Рид. – Это все детские выдумки. Ведьмы – вовсе не маленькие феи, которые носят цветочные венки и танцуют под луной. Они демоны. Ты же была в лазарете, видела, что стало с людьми, которые лежат там. Ведьмы – порождения зла. Они причинят тебе вред, если им это позволить. – Он взволнованно взлохматил себе волосы, сердито глядя на меня. – Они заслуживают оказаться на костре.

Я вцепилась в ванну, чтобы не натворить ничего, о чем потом пожалею. Я хотела – нет, мне было нужно – сорваться на него. Нужно было схватить его за горло и трясти, пока он наконец-то не поймет. Мне даже отчасти хотелось снова вспороть себе руку, чтобы он увидел мою кровь. Кровь того же цвета, что и у него.

– А если бы ведьмой была я, Рид? – спросила я тихо. – Я бы тоже заслужила костер?

Я завернула кран, и в комнате воцарилось молчание. Я чувствовала, как Рид смотрит мне в спину… С опаской, будто оценивая меня.

– Да, – сказал он осторожно. – Если бы ты была ведьмой.

Невысказанный вопрос повис в воздухе между нами. Я посмотрела в глаза Риду, оглянувшись через плечо. Подначивая его спросить. Молясь, чтобы не спрашивал. Молясь, чтобы спросил. Не зная, что отвечу, если спросит.

Долгое мгновение мы сверлили друг друга взглядами. Наконец, когда стало ясно, что он не станет – или не может – спрашивать такое, я обернулась к ванне и прошептала:

– Мы оба заслуживаем костра за то, что сотворили с ней.

Рид кашлянул, явно не обрадовавшись новому повороту беседы.

– Лу…

– Просто оставь меня одну. Мне нужно время.

Он не стал спорить, а я не стала смотреть, как он уходит. Когда дверь закрылась, я медленно опустилась в горячую воду. Она исходила паром, почти что кипела, но в сравнении с костром все равно была приятно прохладной. Я скользнула под воду, вспоминая агонию пламени, пожиравшего мою кожу.

Годами я скрывалась от Госпожи Ведьм. От собственной матери. Я творила страшные вещи, чтобы защититься и выжить. Потому что, превыше всего прочего, именно это я и делала – выживала.

Но какой ценой?

В случае с Эстель я действовала, повинуясь инстинкту. Одна из нас должна была умереть, выход казался очевидным. Как и выбор. Но… Эстель ведь была одной из нас. Ведьмой. Она не желала мне смерти – лишь хотела освободиться от гонений, преследовавших наш народ.

К несчастью, теперь одно исключало другое.

Я вспомнила Эстель, представила, как ветер уносит прочь ее прах – и прах многих других, погибших за все эти годы.

Я вспомнила мсье Бернара, который гнил на кровати наверху – и многих других, ожидавших мучительной смерти.

Ведьмы и люди. Все одинаковы. Все невинны. Все виновны.

Все мертвы.

Но не я.

Когда мне было шестнадцать, моя мать пыталась принести меня в жертву – свое единственное дитя. Еще до моего зачатия Моргане явился узор, который прежде не видела ни одна Госпожа Ведьм, и она решила совершить то, что и не снилось ее предшественницам – изничтожить свой род. С моей смертью род короля также должен был погибнуть. Все его наследники – и законные, и бастарды, перестали бы дышать в тот же миг, что и я. Отдать одну жизнь – и положить конец столетиям гонений. Отдать одну жизнь – и положить конец тирании Лионов.

Но моя мать не просто хотела убить короля. Она хотела причинить ему боль. Уничтожить его. Я до сих пор могла представить, как ее узор мерцает у моего сердца и тянется ветвями во тьму. К детям короля. Ведьмы хотели нанести удар во время его траура. Хотели распотрошить каждого из оставшихся членов королевской семьи, каждого из тех, кто был им верен.