Шелби Махёрин - Змей и голубка [litres]

– Ансель, иди сюда.

Нервничая, Ансель вышел вперед, сцепив дрожащие руки за спиной. Мне стало тревожно.

– Почему ты пустил ее в лазарет?

– Я же сказала, я пригласила… – начала Коко, но осеклась, увидев выражение лица моего супруга.

У Анселя порозовели щеки, и он с мольбой покосился на меня.

– Я… Я просто привел мадам Диггори в лазарет, потому что… потому что…

– Потому что мы обязаны окружить заботой этих бедолаг. Целители с ног сбиваются, работы слишком много, а рук слишком мало. У них едва хватает времени, чтобы помогать больным с основными их нуждами, не говоря уже о духовных, – заявила я, но, увидев, что муженька это не убедило, добавила: – Ну, и еще я пела непристойную песенку и не желала замолкать, пока Ансель не согласился меня туда отвести. – Я оскалилась в попытке улыбнуться. – Послушать хотите? Это песня о славной женщине по имени Грудастая…

– Довольно. – В его глазах вспыхнул гнев, на этот раз настоящий. Не унижение, не раздражение. Именно гнев. Муженек нарочито медленно оглядел нас по очереди. – Если я узнаю, что кто-то из вас солгал, пощады не ждите. Вы будете наказаны по всей строгости закона.

– Господин, клянусь вам…

– Я четко сказал, что в лазарет ходить нельзя. – Он смотрел на Анселя, голос его звучал сурово и непреклонно. – От своей жены я ожидал неповиновения, но никак не ожидал его от тебя. Ступай.

Ансель понурил голову.

– Да, господин.

Увидев, как он грустно плетется к дверям, я вскипела от негодования и пошла следом, надеясь обнять его или еще хоть как-нибудь утешить, но муж-кретин схватил меня за локоть.

– Останься. Я хочу с тобой побеседовать.

Я вырвала руку и тут же выпалила в ответ:

– А я не прочь побеседовать с тобой! Как ты смеешь во всем винить Анселя? Будто он тут хоть в чем-то виноват!

Жан-Люк тяжко вздохнул.

– Я провожу вас в лазарет, мадемуазель Перро. – Он предложил ей руку, явно утратив интерес к нашей беседе. Коко в ответ пронзила Жана-Люка яростным взглядом. Он нахмурился и направился к выходу один, но на пороге, преградив путь, застыл Ансель. Обернувшись и снова посмотрев на меня, он сморгнул слезы – потрясенный тем, что хоть кто-то за него вступился. Жан-Люк нетерпеливо толкнул его в спину, что-то неразборчиво пробурчав. У меня в жилах забурлила кровь.

– Ему было поручено присматривать за тобой. – Только я одна видела, как полыхают глаза моего мужа. – Он не справился со своими обязанностями.

– Ой, ta gueule [15] Заткнись! ( фр. ) ! – Я скрестила руки на груди, только бы не вцепиться ими ему в горло. – Я, чтоб ты знал, взрослая женщина и сама за себя решаю. И виновата здесь только я, так что если хочешь потравить кого-нибудь , то лучше меня. Ты и так бедному мальчонке покоя не даешь…

Лицо муженька стало почти фиолетовым.

– Ансель не ребенок! Он будущий шассер, и если он им все же станет, то должен уметь отвечать за…

– Ансель, отойди, – буркнул Жан-Люк, перебив нас. Он наконец сумел оттолкнуть Анселя с дороги. – Это все, конечно, очень увлекательно, но кое у кого из нас еще есть дела: найти беглеца, сжечь ведьму… всякое такое. Мадемуазель Перро, через десять минут вы должны быть в лазарете. Я проверю.

Он просверлил нас напоследок раздраженным взглядом и вышел. Коко закатила глаза и хотела пойти за ним, но задержалась на пороге. В глазах ее застыл немой вопрос.

– Все хорошо, – пробормотала я.

Она кивнула, посмотрела на моего мужа – тоже раздраженно, а затем закрыла за собой дверь.

Молчание, воцарившееся между нами, было мучительным. Казалось, книги вокруг вот-вот заполыхают. Это пришлось бы кстати, учитывая, сколько в них было зла. Я с новым интересом посмотрела на «Двенадцать трактатов об истреблении нечистой силы», взяла ее и увидела, как золотые узоры возникают из небытия вокруг меня. Не будь я так рассержена, то изумилась бы до крайности. Уже очень давно непрошеные узоры не возникали в моем разуме сами – я уже чувствовала, как мое колдовство просыпается внутри, жаждая свободы после долгого заточения.

«Будет довольно всего лишь искры, – уговаривало оно. – Дай волю своему гневу. Позволь страницам вспыхнуть».

Но я не хотела отпускать на волю гнев. Я хотела накинуться на своего мужа и удавить его.

– Ты нам солгала. – Его голос наконец прорезал тишину.

Я смотрела на книгу, но явственно представляла, как пульсирует вена у него в горле, как напряжен его подбородок.

– Мадам Лабелль сказала нам, что ведьму зовут Козетта Монвуазен, а не Александра.

Да, и прямо сейчас она раздумывает, как обескровить тебя. Может, мне стоит ей в этом помочь . Но вместо этого я просто швырнула «Двенадцать трактатов» ему в голову.

– Видели глазки, что руки брали. Чего же еще ты от меня ждал?

Муж поймал книгу прежде, чем та сломала бы ему нос, и кинул обратно в меня. Я увернулась, и том рухнул на пол. Там ему и место.

– Это не игра! – закричал мой супруг. – На нас возложена обязанность оберегать это королевство от зла! Ты же видела лазарет! Ведьмы опасны…

Я сжала кулаки, а узоры вокруг яростно замерцали.

– Будто шассеры – нет!

– Мы пытаемся тебя защитить!

– Извинений не проси, не дождешься! – У меня зазвенело в ушах, и я кинулась к нему и толкнула в грудь. Он даже не шелохнулся, и я зарычала: – Я до последнего буду защищать тех, кто мне дорог. Ясно тебе? До последнего.

Я снова толкнула его в грудь, на этот раз посильнее, но муженек поймал меня за руки, и вырвать их я уже не могла. Наклонившись ближе, он изогнул медную бровь.

– Вот как, значит? – Голос его снова стал мягким. Опасно мягким. – Ты поэтому помогла своему любовнику сбежать?

– Любовнику? – Изумившись, я вздернула нос и гневно посмотрела на него. – Не представляю, что ты такое несешь.

– То есть ты это отрицаешь? Что он твой любовник?

– Я сказала : не представляю, что ты несешь, – повторила я, в упор глядя на его руки поверх моих. – Бас мне не любовник и никогда им не был. А теперь отпусти меня.

К моему удивлению, он и правда меня выпустил – поспешно, будто изумившись тому, что вообще ко мне прикоснулся, – и отступил назад.

– Я не смогу тебя защитить, если ты будешь меня обманывать.

Я кинулась к двери, даже не глядя на него.

– Va au diable.

Иди ты к черту.

Приглушенные голоса доносились до нас из алтарной, а на иконах вокруг мерцали блики света от каминного огня. Зевая, я разглядывала ближнюю ко мне икону – на ней была изображена ничем не примечательная женщина со скучающим выражением лица. Я, в общем-то, разделяла ее чувства.

– Я все еще помню свою первую попытку. Сразу же попал в цель. – Архиепископ довольно хмыкнул – он заметно оживился, как нередко случается со стариками в минуты ностальгии. – И прошу вас заметить, я тогда явился прямиком с улицы, семилетний парнишка, за душой ни кроны, ни умений, ни опыта. Даже не держал еще в руках лука, не говоря уже о том, чтобы стрелять. Прежний епископ провозгласил, что сам Господь помог мне.