Шелби Махёрин - Змей и голубка [litres]

Ответная улыбка мадам Лабелль была прохладной.

– Полно, разве церковь может закрыть свои двери для страждущих?

– Настали тревожные времена, мадам. Мы должны выживать любой ценой.

– Да. – Она бросила взгляд на Лу. – Это верно.

Воцарилось напряженное и неловкое молчание. Мы сверлили друг друга нелюбезными взглядами. Лу беспокойно шевельнулась на месте, и я задумался, не стоит ли выставить мадам Лабелль силой. Что бы ни говорила эта женщина, свою цель она обозначила вполне четко, а я скорее сожгу «Беллерозу» дотла, чем позволю Лу стать куртизанкой. В конце концов, пусть мы оба этому не рады, она уже принесла клятву мне.

– Две минуты, – резко сказал Архиепископ.

Лицо мадам Лабелль исказилось.

– Я никуда не уйду.

Архиепископ кивнул братьям, и они шагнули ближе. Нахмурили брови. Видно было, что братья разрываются между необходимостью последовать приказу и нежеланием силой выдворять женщину из церкви. Меня угрызения совести по этому поводу не мучили, поэтому я тоже шагнул вперед и заслонил собой Лу.

– Нет, уйдете.

Что-то мелькнуло в глазах мадам Лабелль, когда она посмотрела на меня. Ее насмешка будто куда-то испарилась. Прежде чем я успел выставить ее прочь из Башни, Лу коснулась моей руки и пробормотала:

– Пойдем.

Затем разом произошло сразу несколько вещей.

Во взгляде мадам Лабелль вспыхнуло нечто безумное, и она ринулась вперед. Быстрей змеи в прыжке она схватила Лу и что-то быстро-быстро зашептала ей на ухо.

Мгновенно придя в ярость, я вырвал из ее рук Лу, и в тот же миг на мадам Лабелль прыгнул Ансель. Мои братья поступили так же. Они прижали ее руки к телу, а мадам Лабелль все извивалась, пытаясь снова добраться до Лу.

– Стойте! – Лу, побледнев, забилась в моих руках, пытаясь вырваться ей навстречу. – Она что-то говорила… стойте!

Но комната погрузилась в хаос. Мадам Лабелль визжала, а шассеры пытались выволочь ее из здания. Прежде чем поспешить к ним, Архиепископ махнул на Лу.

– Уведи ее отсюда.

Я повиновался, обхватил жену за пояс крепче и потянул ее назад. Подальше от этой сумасшедшей. Подальше от волнений и сумбура, что творился в этой комнате – и в моих мыслях.

– Стой! – Лу пиналась и извивалась в моих руках, но я сжимал все сильнее. – Я передумала! Дай мне с ней поговорить! Пусти!

Но она дала мне клятву.

И я знал, что никуда ее не отпущу.

Мое горло плачет.

Не слезами, нет. Чем-то другим, гуще, темнее. Чем-то, что окрашивает мою кожу красным, течет по груди, мочит волосы, платье, руки. Мои руки. Они щупают, ищут, сжимают, пытаются сдержать этот поток, остановить его, остановить, остановить, остановить …

Среди сосен вокруг эхом разносятся крики. Они сбивают меня с толку. Я не могу ни о чем думать. Но я должна собраться с мыслями, должна убежать . А она у меня за спиной, где-то совсем рядом, преследует меня. Я слышу ее голос, ее смех. Она зовет меня, и мое имя из ее уст звучит громче всего.

Луиза… Я приду за тобой, дорогая.

Приду за тобой, дорогая…

Приду за тобой, дорогая… дорогая… дорогая…

Слепой ужас. Здесь ей меня не найти. Возвращаться нельзя, а иначе… иначе… случится что-то ужасное. Золото еще мерцает. Мерцает на деревьях, на земле, на небе, окропляет мои мысли, как кровь окропляет деревья. Предостерегает меня. Уходи, уходи, уходи. Сюда возвращаться нельзя. Никогда.

Я бросаюсь в реку, вытираю кожу, смываю кровавый след, что тянется за мной. Лихорадочно. Безумно. Порез на моем горле закрывается, острая боль отступает тем дальше, чем дальше я убегаю от дома. От друзей. От семьи. От нее.

Никогда, никогда, никогда.

Я никогда их больше не увижу.

Жизнь за жизнь.

Иначе я умру.

Я резко проснулась и тут же посмотрела в окно. После вчерашних тревог я забыла закрыть его на ночь. Снег покрыл карниз ровным слоем, и временами порывы ветра задували снежинки к нам в комнату. Я смотрела, как они кружатся в воздухе, и пыталась не думать о леденящем страхе, поселившемся у меня внутри. Теплые одеяла не способны были спасти от мороза, который пробрал меня до костей. Зубы у меня стучали.

Я не успела расслышать все, что сказала мне тогда мадам Лабелль, но предостережение ее было более чем ясным.

Она идет за тобой.

Я села, потирая руки, чтобы согреть их. Кто же на самом деле такая мадам Лабелль? И откуда она узнала, кто я? Как же наивно было с моей стороны считать, что я в самом деле смогу затеряться. Я попросту обманывала себя, когда переодевалась в чужие одежды – и когда выходила за шассера.

Я всегда буду в опасности.

Моя мать найдет меня везде.

И хотя утром я снова упражнялась в колдовстве, этого мало. Нужно стараться лучше. Каждый день. Дважды в день. Когда она придет, я должна быть сильна – и способна сражаться. Оружием обзавестись тоже не помешает. Утром нужно поискать его. Нож, меч. Что угодно.

Не в силах больше оставаться наедине с мыслями, я спрыгнула с кровати и легла на пол рядом с мужем. Он дышал, медленно и ровно. Мирно. Кошмары не отравляли его сон.

Скользнув под одеяло, я прижалась к нему поближе. Прильнула щекой к его спине, смакуя его тепло, чувствуя, как оно передается и мне. Мои глаза закрылись, а дыхание замедлилось вровень с его дыханием.

Утром. Я буду все решать утром.

Его дыхание слегка дрогнуло, а я погрузилась в сон.

Маленькое зеркало в ванной на следующее утро было ко мне беспощадно. Я нахмурилась, глядя на свое отражение. Бледные щеки, опухшие глаза. Сухие губы. Я походила на смерть. И чувствовала себя так же.

Дверь спальни открылась, но я продолжала смотреть на себя, погрузившись в мысли. Кошмары мучили меня всегда, но прошлой ночью все было куда хуже. Я провела пальцем вдоль шрама у основания горла, вспоминая былое.

Все произошло на мой шестнадцатый день рождения. В шестнадцать лет ведьма становится женщиной. Другие девочки с нетерпением ждали этого, мечтая поскорее пройти обряд посвящения в Белые дамы.

Со мной же все было иначе. Я всегда знала, что день моего шестнадцатилетия станет последним днем моей жизни. Я с этим смирилась и даже радушно принимала это знание, когда сестры осыпали меня любовью и хвалой. С самого рождения мое предназначение было в том, чтобы умереть. Лишь моя смерть могла спасти мой народ.

Но когда я, лежа на алтаре, почувствовала лезвие клинка на своем горле, что-то изменилось.

Изменилась я.

– Лу? – послышался голос моего мужа за дверью. – Ты одета?

Я не ответила ему. Я вспомнила о том, как вчера дала слабину, и меня захлестнул стыд и унижение. Я вцепилась в умывальник, сверля себя гневным взглядом. Подумать только, я спала на полу, лишь бы быть поближе к нему. Тряпка.