Шелби Махёрин - Змей и голубка [litres]

Я заставил себя посмотреть ей в глаза.

– Ужасный ты человек.

Глаза Лу засверкали. Она прекрасно знала, что делает.

– Да, я такая. Ты будешь есть? – Она указала на мою тарелку. Я подтолкнул тарелку к ней, и Лу, тихо вздохнув, вцепилась в мою булочку. – Прямо манна небесная.

Я изумился до крайности.

– Я не знал, что ты читала Библию.

– Ты вообще наверняка очень многого обо мне не знаешь, шасс.

Она пожала плечами и сунула в рот сразу половину булочки.

– К тому же это единственная книга, которая есть в этой башне, кроме «Мимолетной жизни», «Пастыря» и «Двенадцати трактатов об истреблении нечистой силы» – последняя, кстати, кошмар. Не советую.

Я почти и не понял, что она сказала.

– Не зови меня так. Меня зовут Рид.

Лу изогнула бровь.

– Ты же вроде говорил, это одно и то же?

Я откинулся на спинку стула, наблюдая, как Лу доедает булочку. На губе у нее осталось пятнышко глазури. Нос Лу все еще был румяным от холода, а волосы растрепались от ветра. Моя маленькая дикарка.

– Ты недолюбливаешь шассеров.

Она пристально посмотрела на меня.

– Надо же, а я так пыталась это скрыть.

Я не обратил внимания на ее слова.

– Почему?

– Не уверена, что ты готов к ответу на этот вопрос, шасс.

– Ладно. А почему ты сегодня решилась выйти из дома?

– Потому что пора.

Я подавил досадливый вздох.

– И это значит…

– Это значит, что есть время горевать и время жить дальше.

Всегда она так. Воздвигает преграды, закрывается, не дает себя понять. Будто прочтя мои мысли, Лу скрестила руки на груди и оперлась на стол. По ее выражению лица невозможно было ничего прочесть.

– Ну что ж. Возможно, парочку ответов услышать ты уже готов. Давай сыграем в игру? Игру в вопросы, чтобы получше друг друга узнать.

Я тоже наклонился ближе, принимая вызов.

– Давай.

– Отлично. Какой у тебя любимый цвет?

– Синий.

Она закатила глаза.

– Скука. Вот мой – золотой. Или бирюзовый. Или изумрудный.

– И почему я не удивлен?

– Потому что ты не такой дурак, каким кажешься со стороны. – Я не знал, должно ли это было меня обидеть или, напротив, польстить. Лу не дала мне времени с этим определиться. – Расскажи мне про главный позор в твоей жизни.

– Я… – Я ощутил, как краснею от воспоминания. Затем кашлянул и уставился в ее пустую тарелку. – Архиепископ однажды застал меня в… неловком положении. С девушкой.

– Господи! – Лу хлопнула ладонями по столу и вытаращила глаза. – Вы с Селией занимались сексом, и вас поймали?

Люди за соседними столиками тут же негодующе уставились на нас. Я втянул голову в плечи, впервые в жизни радуясь, что на мне нет униформы, и свирепо посмотрел на Лу.

– Тише! Нет, конечно. Она меня поцеловала, ясно тебе! Мы просто целовались!

Лу нахмурилась.

– Просто целовались? Скучно. Чего тут стыдиться?

Вот только мне было чего стыдиться. Каким взглядом на меня тогда смотрел Архиепископ… Я быстро отбросил воспоминание.

– А у тебя что? Разделась догола и танцевала бурре [18] Бурре – старинный французский народный танец. – Примеч. ред. ?

Она фыркнула.

– Если бы. Нет, я как-то пела на празднике в детстве. Ни в одну ноту не попала. Все смеялись. Дерьмовая из меня певица.

Соседи неодобрительно зацокали языками. Я сморщился.

– Да, знаю.

– Так. Что ты больше всего не любишь в людях?

– Сквернословие.

– А я – занудство. – Она усмехнулась. – Любимая еда?

– Оленина.

Она указала на свою пустую тарелку.

– Булочки в карамели. Кто твой лучший друг?

– Жан-Люк. А твой?

– Серьезно? – Ее улыбка померкла, и Лу посмотрела на меня с выражением, похожим на… жалость . Но нет, это точно не могла быть жалость. – Это… печально. А у меня – Бри.

Стараясь не обращать внимания на ее взгляд, я перебил Лу прежде, чем она успела задать следующий вопрос:

– В чем твой главный изъян?

Она засомневалась и опустила взгляд. Провела по дереву пальцем.

– Себялюбие.

– Гнев. Главный страх?

На этот раз она ответила сразу:

– Смерть.

Я нахмурился и потянулся взять ее за руку.

– В смерти нет ничего страшного, Лу.

Она посмотрела на меня непроницаемым взглядом сине-зеленых глаз.

– Неужели?

– Да. Если знать, что ждет после.

Она мрачно засмеялась и бросила мою руку.

– В том-то и беда, разве нет?

– Лу…

Она встала и приложила палец к моим губам, чтобы я замолчал. Я быстро заморгал, пытаясь не думать о том, какая сладкая у нее кожа.

– Давай больше не будем об этом. – Лу убрала палец. – Пойдем посмотрим на йольскую елку. Я видела, как ее ставят.

– Рождественскую, а не йольскую, – поправил я безотчетно.

Лу продолжала, будто и не слышала меня:

– Но сначала нам определенно стоит добыть тебе плащ или пальто. Точно не хочешь, чтобы я для тебя его стянула? Раз плюнуть. Даже цвет тебе выбрать разрешу.

– Я тебе не позволю ничего красть. Просто куплю себе пальто и все. – Я дал ей снова набросить мне на плечи плащ и завернул в него нас обоих. – И плащ для тебя тоже могу купить.

– Этот мне Бас купил!

– Вот именно. – Я повел Лу по улице к лавке портного. – Еще одна причина выбросить его на помойку, где ему самое место.

Через час мы вышли из лавки в новых одеяниях. Темно-синее шерстяное пальто с серебряными застежками для меня и белый бархатный плащ для Лу. Она стала спорить, когда увидела цену, но я настоял. Белый смотрелся изумительно на ее золотистой коже, и в кои-то веки Лу не стала надевать капюшон. Ее темные волосы развевались на ветру. Было очень красиво. Об этом я ей говорить не стал.

Голубка ворковала над нами, пока мы шли к центру города. Вокруг шел густой снег, и снежинки запутывались в волосах Лу, оседали на ее ресницах. Она подмигнула мне и поймала одну на язык. А потом еще одну, и еще. Вскоре она уже кружилась, пытаясь поймать их все сразу. Люди смотрели на нее, а ей было все равно. Я наблюдал за ней с невольным весельем.

– Давай, шасс, попробуй тоже! Они такие вкусные!

Я покачал головой, улыбаясь. Чем больше людей недовольно ворчали вокруг, тем громче она говорила. Тем безумнее двигалась. Тем шире улыбалась. Она наслаждалась их неодобрением.

Я покачал головой, и моя улыбка угасла.

– Не могу.

Лу обернулась ко мне и взяла меня за руки. Пальцы у нее были ледяные, как десять крошечных льдинок.

– Знаешь, не так уж страшно иногда просто хоть немного пожить.

– Лу, я шассер. – Я отстранил ее от себя, чувствуя укол сожаления. – Мы не можем вот так… резвиться.

Даже если хочется.

– А ты хоть пробовал?

– Нет, конечно.

– Может, стоило бы.

– Уже темнеет. Ты хочешь посмотреть на рождественскую елку или нет?

Лу показала мне язык.

– Скучное ты создание, шасс. Может, как раз порезвиться в снегу – именно то, что нужно тебе и всем остальным шассерам. Я слышала, это очень помогает расслабить булки.