Рик Риордан - Тайный оракул [litres]

Безвольный подбородок, слишком большой нос, бородка, обнимающая двойной подбородок, словно ремешок шлема. Волосы, как у меня, курчавые и темные, но не взъерошенные модно и без роскошного блеска. Губы скривил, словно унюхал что-то неприятное. Может быть, запах горящих сидений автобуса.

– Кто ты? – отчаянно крикнул я, изо всех сил стараясь вывести колесницу из пике.

Пассажир улыбнулся, отчего его лицо сделалось еще отвратительнее.

– Предок не узнает потомка? Какая боль!

Я постарался вспомнить, но мой мозг смертного был слишком мал. Память четырех тысяч лет оказалась для него непосильным грузом, и он предпочел избавиться от нее как от ненужного балласта.

– Нет, не узнаю. Извини. Мне жаль.

Пассажир рассмеялся, хотя язычки пламени уже лизали лиловые рукава костюма.

– Сейчас тебе не жаль, но ты еще пожалеешь. Найди ворота. Отведи меня к оракулу. С удовольствием его сожгу!

Солнечная колесница устремилась к земле, и меня поглотило пламя. Сжав колесо управления, я с ужасом увидел за ветровым стеклом огромное бронзовое лицо. Лицо незнакомца в лиловом костюме. Мы подлетели к нему почти вплотную, и тогда черты его изменились, и я узнал… себя.

Я проснулся в лихорадочной дрожи, мокрый от пота.

– Полегче. – Чья-то рука легла на мое плечо. – Не пытайся сесть.

Разумеется, я попытался.

У кровати стоял парень примерно моего возраста – возраста Лестера Пападопулоса, – с буйными блондинистыми волосами и голубыми глазами. На нем был медицинский халат и распахнутая лыжная куртка с вышитыми на кармане словами ГОРА ОКЕМО. На лице – загар, какой бывает обычно у лыжников. Что-то подсказывало, что я его знаю. (После падения с Олимпа это ощущение возникало у меня много раз.)

Я лежал на койке посредине комнаты. Слева и справа от меня вдоль стены стояли другие двухъярусные кровати. Потолок поддерживали грубо отесанные кедровые балки. Белые оштукатуренные стены оставались голыми, если не считать крючков для одежды и оружия.

Скромное жилище такого рода можно встретить едва ли не во все времена – в Древних Афинах, в средневековой Франции, в нынешней сельской Айове. В помещении пахло свежим, чистым бельем и сушеным шалфеем. Единственным украшением служили горшки на подоконнике с жизнерадостными желтыми цветками, буйно произраставшими вопреки холодной погоде за окном.

– Эти цветы… – Голос мой прозвучал хрипло, словно я надышался дымом во сне. – Они с Делоса, моего священного острова.

– Верно, – откликнулся юноша. – Они только там и растут, возле Седьмого дома. Твоего Дома. Узнаешь меня?

Я всмотрелся в его лицо. Спокойствие в глазах, легкая улыбка на губах, вьющиеся над ушами волосы… Смутно вспомнилась женщина, певица в стиле альт-кантри, с которой я познакомился в Остине. Ее звали Наоми Солас. Даже теперь при мысли о ней щеки потеплели от прилившей крови. Для меня, тогда тинейджера, наш роман был чем-то, что я давным-давно видел в кино. Кино, смотреть которое не позволяли родители.

Парень определенно был сыном Наоми.

А значит, и моим сыном.

Странное ощущение.

– Ты – Уилл Солас. – Мой… э… мм…

– Да, – согласился Уилл. – Неловкая ситуация.

Лобная доля в голове сделала кувырок, и меня повело набок.

– Стой, держись. – Уилл помог мне выпрямиться. – Я пытался тебя исцелить, но, по правде говоря, не понимаю, что с тобой не так. У тебя кровь, а не ихор. Ты выздоравливаешь от ран быстрее, но твои жизненные показатели совершенно человеческие.

– Не напоминай.

– Ладно… – Он приложил ладонь к моему лбу и сосредоточенно нахмурился. Его пальцы слегка дрожали. – Я это понял, только когда попытался дать тебе нектар, и от губ пошел пар. А ведь мог бы и убить.

Я провел языком по нижней губе, онемевшей и, по ощущению, тяжелой. Не в этом ли объяснение моего сна о дыме и огне? Хорошо бы так.

– Надо думать, Мэг позабыла рассказать о моем состоянии.

– Надо думать. – Уилл взял меня за руку и проверил пульс. – Ты примерно моего возраста, лет пятнадцати или около того. Частота сердцебиений нормальная. Ребра заживают. Нос распух, но не сломан.

– У меня угри, – пожаловался я. – И жировые складки на животе.

Уилл склонил голову чуть набок.

– Ты смертный, а беспокоишься из-за угрей и складок?

– Ты прав. Я бессилен. Я слабее вас, жалких полубогов.

– Вот так. Спасибо…

Мне показалось, он едва не произнес «пап», но сумел сдержаться.

Воспринимать этого парня как своего сына я не мог, не сделав над собой некоторого усилия. Он был такой уравновешенный, такой скромный, и у него не было угрей. Да и мое присутствие, похоже, нисколько его не смущало. Я даже заметил, что уголок его рта чуть-чуть подрагивает.

– Тебе что, смешно?

Уилл пожал плечами.

– Можно смеяться, можно беситься. Мой отец, бог Аполлон, пятнадцатилетний…

– Шестнадцатилетний, – поправил я. – Начнем с этого.

– …шестнадцатилетний смертный, лежит на кровати в моем домике, а я, при всем моем искусстве целителя – доставшемся от тебя, – не могу понять, как поставить тебя на ноги.

– Тут уж ничего не поделаешь, – горестно вздохнул я. – Меня сбросили с Олимпа. Моя судьба связана с девчонкой по имени Мэг. Хуже и быть не может!

Уилл снова рассмеялся, что показалось мне чрезмерной дерзостью.

– Мэг, по-моему, клевая. Уже отличилась – ткнула в глаз Коннору Стоуллу и заехала в пах Шерману Яну.

– Что-что?

– Она отлично здесь вписалась. Ждет тебя снаружи – с другими. – Уилл посерьезнел. – Так что приготовься, у них к тебе куча вопросов. Все спрашивают, связаны ли твое прибытие и твоя нынешняя форма с тем, что происходит в лагере.

Я нахмурился.

– А что происходит в лагере?

Дверь домика открылась, и через порог переступили два полубога. Одним был высокий паренек лет тринадцати, с кожей цвета полированной бронзы и длинными волосами, заплетенными в косички, напоминающие спирали ДНК. В черном шерстяном бушлате и черных джинсах, он как будто сошел с палубы китобойного судна восемнадцатого века. Второй была девочка помладше, в оливкового цвета камуфляже. На плече у нее висел полный колчан, а короткие рыжие волосы она выкрасила в ярко-зеленый цвет, из-за чего смысл носить камуфляж определенно утрачивался.

Я улыбнулся, обрадовавшись, что помню их имена:

– Остин. И Кайла, да?

Вместо того чтобы упасть на колени, бормоча благодарности, они нервно переглянулись.

– Так это действительно ты.

Остин нахмурился.

– Мэг сказала, что тебя избили какие-то хулиганы. Сказала, что у тебя нет никаких божественных сил, а в лесу ты заистерил.

Вкус во рту напомнил сгоревшую обивку школьного автобуса.

– Она слишком много болтает.

– Но ты – смертный? – спросила Кайла. – Полностью смертный? Значит ли это, что я утрачу свои навыки стрельбы из лука? Я не смогу даже квалифицироваться на Олимпийские игры, пока мне не стукнет шестнадцать!