Джей Кристофф - Темный рассвет [litres]

Тебе стоило убежать, когда еще была такая возможность, девочка .

– Нет, – прошипела Мия.

Моли о прощении .

– Иди на хуй!

Моли о пощаде .

– Иди. На хуй .

Этот груз, давящий на ее плечи. Этот молот, разбивающий ее, как стекло. Мия почувствовала, как ее сносит потоком, как ее осколки тонут во мраке. Ее любовь погибла. Ее надежда исчезла. Ее песенка спета. Больше ничего не осталось. Она искала, за что уцепиться, что-нибудь, что спасет ее, что согреет в мире, который внезапно стал таким черным и холодным. Мия потянулась к отмщению, но тщетно. Потянулась к злости, но нащупала пустоту. Потянулась к любви и обнаружила только слезы. Порылась в горьком пепле, в котором росло ее сердце, загоняя черную грязь под ногти и чувствуя жжение в глазах.

Пытаясь найти смысл.

Да хоть что-нибудь.

Эклипс фыркнула.

– … У тебя львиное сердце…

– Скорее, воронье, – она пошевелила пальцами перед волчицей. – Черное и сморщенное.

– … Ты поймешь, что это ложь, еще прежде, чем все закончится, Мия. Обещаю…

И там, стоя на коленях, со смыкающейся вокруг чернейшей ночью ее души, Мия наконец увидела. Крошечную искру, мерцающую во мраке. Она вцепилась в нее, как замерзающий, как утопающий. Странное очертание, совершенно незнакомое – не отмщение, руководившее ею, не ярость, которая подпитывала ее, и даже не любовь, служившая ей опорой. А что-то невероятно простое, за что почти невозможно ухватиться. Такое крошечное, едва видимое.

Правда.

«Никогда не отводи взгляд», – сказала ей мать.

«Никогда не бойся».

Но там, в темноте с Клео, Мия наконец осознала невозможность этих слов. Столкнувшись со страхом впервые на своей памяти, Мия наконец поняла, что он такое. Страх – это яд. Страх – это тюрьма. Страх – это приятель сожаления, мясник амбиций, блеклая вечность между «вперед» и «назад».

Страх – это «не могу».

Страх – это «не стану».

Но страх – это ни в коем случае не выбор.

Никогда не бояться значит никогда не надеяться. Никогда не любить. Никогда не жить. Никогда не бояться тьмы – значит никогда не улыбаться рассветным лучам, целующим твое лицо. Никогда не бояться одиночества – значит никогда не знать радости от объятий с возлюбленным.

Обладание – это и страх потерять.

Созидание – это и страх испортить.

Начало – это и страх перед концом.

Страх – это ни в коем случае не выбор.

Никогда .

А вот позволить ли ему управлять тобой – да.

Поэтому она глубоко вдохнула. Втянула его запах в легкие. Захотела распасться на части, свернуться клубком и умереть, лечь и усеять это кладбище своими костями. Чувствуя, как он растекается по ней, впитывая его, позволяя омыть себя полностью, она знала, что все будет хорошо. Поскольку жить – значит всегда чего-нибудь бояться.

Мия взглянула в глаза Клео. На отпечаток тьмы на ее губах, на отпечатки ногтей на ее окровавленных ладонях. Тени свирепствовали и корчились, демоны выли и рычали, темнота дрожала и зияла вокруг нее. Клео подняла руку, и кончики ее пальцев вытянулись в черные когти ожившей тьмы. Вой в ушах. Голод, в котором можно утонуть. Мия будто покачивалась на краю Бездны.

– … ОГЛЯНИСЬ! .. – снова закричал Мистер Добряк.

Взгляд Мии поднялся вверх, к бледному свету, струящемуся сквозь треснутый купол. К единственному солнцу, ожидающему за ним. И наконец услышала его. Поняла , что он пытался сказать. Ее пальцы сомкнулись на мече Маузера из черностали, чье лезвие было достаточно острым, чтобы разрезать могильную кость. И бросила его – блестящий, как кровь и бриллианты, острый, как битое стекло – вверх в потолок над их головами.

Меч попал в трещину и пронзил древнюю кость. Сквозь щель полился бледный голубой свет – остатки заходящего солнца, невероятно яркие в этой тьме. Копье блеска, падающее с умирающего неба, ударило прямо по Клео. Женщина покачнулась от внезапной вспышки и подняла руку, чтобы заслониться от света.

Пальцы Мии нащупали рукоять меча ее отца.

Ворона на рукояти наблюдала за происходящим янтарными глазами.

И, стиснув зубы, сверкая глазами, Мия поднялась с колен. Со свистом замахнулась мечом. Почувствовала, как он пронзает грудь, плоть, кость и сердце Клео. Женщина ахнула, и весь мир замер. Она схватилась за клинок, погруженный в ее грудную клетку, острое лезвие разрезало ее ладони до кости. И посмотрела в глаза своему врагу – изумрудно-зелеными в полночно-черные.

– Страх никогда не был моей судьбой, – прошипела Мия.

И, сделав последний черный вдох, Клео упала.

Мия ощутила сокрушительный удар в спину. По ее коже побежали мурашки. Пульс загрохотал в венах. Плоть запылала пожаром, агонией, экстазом. Мия закачалась на ногах, услышала тысячу криков, тысячу шепотов; тьма обволакивала ее, сотни демонов кружили, вихрились бурей, корчились вокруг нее. Волосы разметались, словно снизу дул ветер, голова откинулась, руки распростерлись, черные глаза закрылись. Тени обнимали землю перед ней и воздух вокруг нее, словно обезумевшие клубки жидкой черноты.

Ее голод утолился. Пустота наполнилась. Пробуждение и отсечение. Благословение, крещение и причастие. Все части ее естества – недостающие и потерянные – наконец были обретены. Каждый вопрос получил ответ. Каждая загадка решилась. Мир вокруг нее рушился, мерцал, содрогался, словно это был конец всего.

И начало.

Подняв голову, Мия увидела то, что видела на арене Годсгрейва – в момент, когда Фуриан пал от ее меча. Ослепительно-черное поле, шириной с вечность. Темная бесконечность, усеянная крошечными звездами, как платье ее Черной Матери.

И там, прямо над ней – бледный сияющий шар. Не красный, не голубой и не золотой, а призрачно-белый. Теперь Мия знала, что это. Знала его загадку, его цель, знала, что он горел внутри нее, и знала его имя. Как круг из снов, нарисованный на лбу мальчика в ее отражении.

Мальчика рядом с ней.

Мальчика внутри нее.

Анаис .

– Многие были одним, – прошептал он.

«Многие фрагменты его души».

– И будут снова.

«Соединившись во мне».

– Один под тремя.

«Луна под тремя солнцами».

– Чтобы поднять четверых.

«Четверых Дочерей».

– Освободи первое.

«Наю, первое божество».

– Ослепи второе и третье.

«Погаси второе и третье солнца».

И что останется тогда?

Одно солнце.

Одна луна.

Одна ночь.

«Равновесие. Как было, как должно быть и как будет».

Мия упала на колени. Ахая. Всхлипывая. С трудом удерживая тяжесть новообретенных знаний. Под силой, пылающей в ее груди. Тени застыли, сотни не-глаз наблюдали за ней из мрака. Осколки его души, которые долго удерживали в плену, чтобы утолить темнейший голод тирана.