Джей Кристофф - Темный рассвет [litres]

Мальчик молча повиновался, передав ей свой плащ. Мия видела, что он весь дрожит от холода, его промокшая мантия липла к тщедушному тельцу.

– Парень, ты когда-нибудь дрался на мечах? – спросил Мясник.

– …Нет.

Лиизианец достал гладиус и прошелся взглядом по краю лезвия.

– Хочешь научиться?

– Нет! – быстро пресекла его попытку Мия. – Он слишком маленький.

– Херня, у меня самого был малец его возраста. Он умел размахивать мечом.

Мия уставилась на него.

– …У тебя есть сын?

Мужчина вновь посмотрел на меч и пожал плечами.

– Уже нет.

Сердце Мии ушло в пятки.

– Богиня, Мясник, я…

– Кроме того, он брат Вороны, – перебил тот, криво улыбаясь и уходя от темы с мастерством, которого ему недоставало на песках. – Если он не хочет отстать от сестры, то пора бы начать за обучение, да?

– Я не…

– Я не маленький, – мальчик встал, его повелительная манера поведения вернулась. – Вообще-то я очень высокий для своего возраста. И отец говорил, что для победы нужно просто быть сильнее духом, чем остальные.

Мия закусила губу, вспоминая слова Скаевы, произносимые в кабинете, пока та горящая троица кружилась в его руке. Император, тем не менее, продолжал стоять и говорить, в то время как она она лежала, свернувшись дрожащим клубком на полу.

«Отец…»

– Полагаю, с этим не поспоришь, – вздохнула Мия.

Лицо Мясника просияло, и он подозвал Мечницу, которая бросила ему свой меч. Мия наблюдала боковым зрением, как лиизианец показывает ее брату базовые хватки, позы и тактики («Если сомневаешься, всегда бей по яйцам»). По крайней мере, так Йоннен будет в постоянном движении. Это его согреет. Но, откровенно говоря, она хотела бы держать подальше мальчика от своего мира.

От всего этого дерьма и боли.

Эш села у костра, Мия чуть в отдалении, чтобы не рисковать. Пламя по-прежнему тянулось к ней, но не так яростно, как когда она подходила близко. Мечница тоже присела, протянув руки к огню. Мие попался на глаза жуткий шрам на ее правой руке, оставшийся после битвы с шелкопрядицей в Уайткипе. Из-за этой раны их домина чуть не продала двеймерку, и Мия не могла не задаться вопросом…

– Как она заживает?

Мечница обернулась, на ее татуированной коже заплясал свет от костра.

– Медленно.

– А как твоя хватка?

Уголки губ женщины приподнялись, а глаза сузились до щелочек.

– Не волнуйся об этом, Ворона.

Мия покачала головой и улыбнулась.

– Никогда.

Мечница пару секунд наблюдала за огнем, явно колеблясь.

– Тот бездушный, – наконец выпалила она, – мертвый юноша. Что у него за история?

– Он наш друг. – Мия покосилась на Эшлин. – Ну… скорее, мой.

– Что ты имеешь в виду под «бездушным»? – спросила Эшлин.

– Имею в виду, что в нем нет ничего, кроме мяса да костей, – Мечница коснулась нагрудника. – А здесь пусто. Почему он путешествует с вами?

– Это… – Мия покачала головой, глядя на костер. – Долгая история.

– Мясник сказал правду, кстати. – Двеймерка посмотрела струи дождя снаружи, словно боялась, что Трик может подслушать. – Я тоже это заметила. Его кожа уже не такая бледная, как в Уайткипе. И от него перестало веять холодом.

– Думаю, дело в солнцах. Чем их меньше, тем он сильнее. Как и я. Но не бойся, Мечница. Его послали, чтобы помочь нам.

Та вскинула темную бровь и покачала головой.

– Я семь лет обучалась у суффи в Фэрроу, девочка. Узнала о каждом боге, о каждом вероисповедании под солнцами. И скажу тебе прямо – мертвые не помогают живым. Только мешают нам. И возвращаются они лишь тогда, когда у них остались незаконченные дела. Что мертво, должно оставаться мертвым.

Мия посмотрела на Эшлин, и в глазах той ясно читалось: «А я тебе говорила». Но ей хватило ума промолчать.

– Он мой друг, Мечница, – Мия вздохнула. – Он спас мне жизнь.

– Взгляни в его глаза, Ворона. Плевать на его проступивший румянец и пружинистый шаг. Наши глаза – это зеркало души, и скажу тебе правду – в его глазах отражается лишь пустота.

Сидоний вбежал в башню, мокрый с головы до пят, вид у него был жалкий. Он снял шлем и промокший плащ и встряхнулся, как пес.

– Четыре Дочери, там льет сильнее, чем из горла пьяницы после обильной выпивки…

Он окинул взглядом башню, почувствовав напряжение в воздухе.

– …Что-то не так?

– Нет, все хорошо, – ответила Мия. – Где Трик?

– Все еще бродит по окрестностям. – Сид присел у костра и протянул к нему руки. – Шарится по кустам с южной стороны. Нюхает воздух, словно гончая на охоте. Странный ублюдок.

– Ага, – буркнула Эшлин, косясь на Мию. – Смертельно странный.

– Эй, Сид! – позвал Мясник. – Подойди сюда и покажи мальчику свой прием с разворота. Которым ты вырубил саблезубого медведя в Уайткипе.

– А, ты про вдоводельца! – Сид улыбнулся и провел рукой по своему ежику. – Не уверен, что наш юный консул готов к такому.

– Я смогу, – настаивал Йоннен. – Смотри.

Мальчишка дважды сделал выпад гладиусом, его тень заплясала на стене. Его шаги были такими же неуклюжими, как у любого девятилетнего мальчишки после пятиминутной тренировки.

– Впечатляет, – кивнул Сидоний. – Ладно, я покажу тебе. Но ты должен пообещать, что будешь использовать его только в крайних случаях. Таким приемчиком можно завалить и шелкопрядицу.

Итреец встал, обошел костер и начал показывать Йоннену движения. Мия наблюдала за ними, и ее губы изгибались в грустной улыбке. По правде говоря, эта крошечная передышка в окружении друзей и семьи была самым близким подобием нормальной жизни за последние восемь лет ее существования. Она гадала, как могла бы сложиться ее судьба. Что у нее могло бы быть, если бы у нее не забрали все. И что бы она отдала, чтобы все вернуть. Но потом Мия перевела взгляд с огня на бурю снаружи. Наблюдая, как деревья качаются от ветра, как вспышки молний рассекают черный океан туч…

Черный, как его руки.

Черный, как его глаза.

«Некогда карие…»

– А ныне пустые, – пробормотала она.

– Что ты сказала, милая? – спросила Эш.

Но Мия не ответила.

Брин стояла так близко к Волнозору, что ощущала тепло его тела.

И гадала, стоит ли ей подойти ближе.

Честно говоря, она давно положила на него глаз. Крупные руки, широкие плечи и голос, который зачаровывал ее. Но у них не было возможности для сближения, пока они находились под бдительным взором экзекутора Коллегии Рема, да и двеймерец относился к ней неоднозначно. Поэтому Брин все время держала свои чувства взаперти, выпуская их лишь тогда, когда оставалась одна в своей клетке по неночам и жажда становилось слишком сильной, чтобы ее игнорировать.

Но теперь…

…теперь они свободны.

И вольны делать все, что пожелают.

За последние два года сражений и кровопролития на песках она поняла, насколько тонка нить, удерживающая их в этом мире. Потеря Бьерна до сих пор зияла открытой раной в ее сердце, и Брин не знала, обретет ли былую целостность вновь. Зато она знала, что только дураки не пользуются возможностью, когда она стоит прямо перед ними. С той минуты как Волнозор сказал, что «ждет ту единственную», в груди девушки пылало стремление признаться ему в своих чувствах. Слишком ярко, чтобы не обращать на это внимания. Даже при большом желании.