Себастьян Кастелл - Механическая птица [litres]

– Можно я взгляну на нее? – спросил я после нескольких раундов этих прогулок.

Джануча покачала головой.

– Сотокастры запрещены в Гитабрии.

– Я имел в виду птицу.

Она застыла.

– Ты полагаешь, я настолько опрометчива, что ношу при себе такую драгоценность?

– Судя по тому, как ты все время поглаживаешь свой карман, думаю, ты вообще никогда с ней не расстаешься.

Странно, но изобретательница будто бы вздохнула с облегчением. Словно я освободил ее от невидимых оков. Она опустила руку в карман и осторожно вынула свое драгоценное творение. При ближайшем рассмотрении птица оказалась еще более прекрасной. Крылья покрывали сотни крохотных стальных перышек. Лапы, выточенные из бронзы, являли собой тончайшую работу искусного мастера. В каждом суставе виднелись миниатюрные шарниры.

Джануча посадила птицу на плечо и села на стул напротив меня.

– Сервади Завера предупреждала, что от аргоси ничего не утаишь.

– Я не аргоси.

– Нет? Тогда кто ты?

Я пожал плечами – загремели цепи.

– Пленник.

Джануча вздрогнула, словно я ударил ее.

– Я… сожалею, что наша охрана так обошлась с тобой. Но эта маленькая вещица, к сожалению, вызвала большой ажиотаж.

– К сожалению – это еще мягко сказано, – отозвался я. – Ты ведь вообще не хотела показывать птицу.

Джануча вздрогнула и явно напряглась. Птице пришлось взмахнуть крыльями, чтобы сохранить равновесие.

– Почему ты так решил?

– Переводчики, – объяснил я. – В течение всех презентаций они говорили гладко. Но когда ты упомянула лордов-торговцев, возникла заминка.

– Были некоторые разногласия между мной и нашим правительством… относительно того, стоит ли рассказывать о моем открытии и что именно рассказывать.

– Ты не хотела лишнего шума.

Она кивнула.

– Потому что знала, как отреагируют иностранцы.

Изобретательница усмехнулась.

– Нет. – Она поднесла правую руку к плечу, и птица перепрыгнула на указательный палец. – Я боялась, что они будут смеяться надо мной. И над этой пустячной штучкой.

– Полагаю, ты переоценила чувство юмора.

Изобретательница вздохнула.

– Машины. Инженерия. В этом я разбираюсь. Мой муж говорит, что единственный аппарат, который я не могу постичь, – человеческое сердце. Боюсь, он прав.

Она что-то прошептала птице, и тонкие серебряные веки приподнялись, открывая золотистые глаза. Джануча погладила птичку голове, глядя на нее с любовью и печалью.

– Кто мог знать, что хлопанье крошечных крылышек вызовет такой ураган?

«Аргоси», – подумал я, но вслух не сказал. Фериус говорит, что иногда лучше быть тишиной между тактами.

– Делегация дароменской империи потребовала доказательств, что мои проекты не используют для изготовления оружия, – продолжала Джануча. – Глядя на мое изобретение, они видят не чудесную вещицу, а, скорее, меч в руках потенциального противника.

Еще Фериус уверяет, что «молчать» и «не говорить» – не всегда одно и то же.

– А другие делегации? – спросил я.

Изобретательница досадливо поморщилась.

– Мне сказали: представители Берабеска разрабатывают эдикт, объявляющий мою птичку оскорблением своего Бога. Они утверждают, что я общаюсь с демонами.

– Обо мне постоянно говорят то же самое.

Очевидно, Джануча не поняла шутку. Она поднесла птицу ближе ко мне.

– Скажи, что видят джен-теп, когда смотрят на нее?

Наконец мы добрались до истинной цели ее визита. Гитабрийцы, должно быть, уже поняли, что разум Крессии под контролем. Лишь один народ на континенте обладает такими умениями.

– Они видят новую форму магии, – ответил я. – Ту, которую мой народ не понимает. Они видят угрозу для всего и вся, что делает джен-теп избранными.

– Могут ли они убить за это?

– Без сомнения.

Я ответил, не задумавшись ни на миг. И это явно встревожило Джанучу.

– А если речь идет об убийстве невинных людей? Они все равно это сделают?

Даже сейчас, несколько месяцев спустя, смерть Ревиана помнилась мне так, словно это было вчера.

– Без колебаний.

Рука Джанучи задрожала. Птица, обнаружив, что ее насест ходит ходуном, хлопнула металлическими крыльями и взлетела в поисках местечка поспокойнее. Ей приглянулось мое плечо. Золотые глаза глянули на меня, и в них я увидел то, чего быть не могло…

Нифения уверяла, что, использовав десяток разных заклинаний, можно сымитировать всю физиологию птицы. Но вот разум – нельзя.

Так откуда же это взялось?

Легкий ветерок дунул мне в правый глаз, означая, что сасуцеи проснулась. Возможно, она тоже пыталась понять, как так вышло.

– Мне нужна твоя помощь, – наконец сказала Джануча.

– Один раз я уже пытался помочь. – Я пошевелился – осторожно, боясь спугнуть птицу. Загремели цепи. – Для меня это кончилось плачевно.

Джануча выглядела удивленной. Даже, кажется, раздраженной. Словно я требовал извинений. Она взяла птицу и положила ее обратно в карман.

– Знаешь ли ты, что случится, если твои соплеменники убьют дочь главного изобретателя Гитабрии? Мое правительство будет вынуждено объявить войну джен-теп!

– Кредара Джануча, за последние двенадцать месяцев мои соплеменники пытались убить меня столько раз, что я уж и счет потерял. За двенадцать часов пребывания в Гитабрии меня избили, посадили в тюрьму и угрожали пытками. Честно говоря, мысль о войне между двумя чокнутыми странами не внушает мне такого ужаса, как раньше.

– Молодой человек, уверяю: если я покину эту комнату, сервади Завера быстро разъяснит тебе, что такое настоящий ужас.

И вот что еще люди не знают о страхе: хотя к страху нельзя привыкнуть, ваш мозг постоянно обрабатывает информацию о нем. И через некоторое время вам становится скучно бояться.

– Тогда закрой за собой дверь, кредара Джануча. Я хотел подремать, а свет мешает.

Она встала и пошла к выходу. Внезапная судорога, скрутившая мои внутренности, подсказала, что я ошибался насчет – «становится скучно бояться». Самым трудным, что мне доводилось делать в жизни, было – не просить Джанучу вернуться. Но если б мы начали игру в угрозы и запугивания, я в итоге оказался бы не более чем пешкой на шахматной доске. А мне хотелось верить, что это не так.

Джануча остановилась.

– Моя дочь… Оправившись от лихорадки, она сказала мне, что вы встречались раньше, что ты ее друг. И ты будешь стоять и смотреть, как враги мучают ее, пытаясь добраться до меня?

– Кстати о дружбе, кредара. А где мои друзья?

– Целы и невредимы. Поклянись, что спасешь мою дочь, и я отведу тебя к ним.

– Мне нужны гарантии.

Изобретательница покачала головой.

– Как ты верно понял, это тюрьма. Причем особая. Ее существование наше правительство почему-то скрывает. Я не могу привести сюда твоих друзей и не представляю, как доказать, что они живы и здоровы.