Себастьян Кастелл - Аббатство Теней [litres]

Может, потому что я все еще мысленно слышу твой голос. Жалующийся. Вопрошающий. Спорящий. Я вынимаю курительную соломинку из жилета и чувствую, как ты смотришь на нее, думая, не слишком ли много я курю, но не говоришь об этом. Я наблюдаю, как восходит солнце, и чувствую надежду, которую ты испытывал всегда, что, возможно, сегодня нам не придется выкарабкиваться из еще одной беды. Знаешь, что самое смешное? У аргоси нет надежды. Первое, что мы узнаём, – это как избавиться от надежды так же, как мы избавляемся от горя. Аргоси должен быть смышленым. Видеть вещи истинными, а не такими, какими хочется их видеть, или такими, какими мы боимся, что они могут стать. Нужно держать голову ясной.

Ну, думаю, что больше не могу быть такой. У меня в голове ты. Но еще рано, и, может быть, ты исчезнешь, только почему-то я так не думаю. Я думаю, теперь ты, возможно, часть меня самой, а может, я – часть тебя. Может, ты там ищешь какое-то ерундовое лекарство от этих меток вокруг глаза и влип в небольшую беду (ничего такого, с чем ты не можешь справиться, конечно) и почувствуешь, что я там, вместе с тобой, и напоминаю танцевать, а не сражаться. Играть музыку вместо того, чтобы говорить. Слушать глазами вместо того, чтобы таращиться. Может, если я буду продолжать слышать, как ты говоришь со мной, это значит, что ты тоже слышишь, как я говорю с тобой, давая тебе совет, который должна дать. Но чаще, наверное, просто напоминая тебе о том, что ты уже знаешь в своем огромном запутавшемся сердце.

Вот в чем заключается урок, Келлен. Те, кто познал любовь даже на малое время, никогда не бывают по-настоящему одиноки.

Это мысль, за которую я буду держаться. Как я уже сказала, аргоси не тратят время на надежду.

Но я очень надеюсь, что когда-нибудь увижу тебя снова, малыш.

Я сложил два письма и сунул их в карман, не доверяя, что они будут в безопасности в моем рюкзаке, учитывая отсутствие у Рейчиса чувствительности к такого рода вещам.

– Уф, – застонал он, принюхиваясь к моему лицу. – Ты снова плачешь?

– Я не плачу, – соврал я.

Он снова принюхался.

– Нет, плачешь. Рыдаешь, как маленький голокожий ребенок, выпрашивающий материнское молоко, потому что он слишком слаб и плаксив, чтобы убить кролика. По сути, я думаю, ты плачешь еще больше, чем голокожие младенцы. Я имею в виду, если бы я подсчитал, сколько раз я видел, как ты хнычешь, Келлен, да это больше, чем кроликов во всем…

Он продолжал в том же духе, совершенно не беспокоясь о том, задевает ли он мои чувства или даже обращаю ли я на него внимание. Полагаю, это было неизбежно. Мы слишком долго пробыли в разлуке, а потом связь между нами оборвалась, и я не мог понять его оскорблений, так что теперь он наверстывал упущенное.

Тут меня озарила идея. Не меняющая мир, судьбоносная идея, а та, которая сделает следующие несколько часов ходьбы чуть более спокойными.

– А, плач, – перебил я его, – это просто Черная Тень.

Он склонил набок пушистую голову и посмотрел на меня:

– Что, повтори?

– Черная Тень. Она заставляет тебя плакать.

– Плакать?

Я кивнул:

– Типа постоянно.

– Я не плачу, – прорычал он. – Я никогда не плачу.

– Ну, на первых порах нет. Но ты скоро это почувствуешь. Настанет завтра, и ты будешь все время плакать.

– Что? Но я всего лишь белкокот! Мой вид не…

– Только над некоторыми вещами, – сказал я успокаивающим тоном. – Например, когда тебя будут бить или пырять, это не заставит тебя заплакать.

– Конечно, нет. Я никогда…

– По больше части это будут такие штуки, как закаты.

– Закаты?

Я кивнул:

– Не наблюдай за закатами. Особенно если они красивые. Ты немедленно начнешь реветь. А, и красивые цветы тоже смогут выбить тебя из равновесия.

– Красивые цветы?

– И кролики.

– Подожди… Кролики?

– Да. Кролики хуже всего. Я ничего не вижу, когда рядом кролик, столько слез у меня в глазах. Хотя это не так уж плохо.

– Не так уж плохо? Я ем кроликов, Келлен. Я убиваю кроликов. Я изничтожаю кроликов.

Я немного помолчал, позволив растущему волнению Рейчиса дойти почти до лихорадочной точки.

– Ну, может, тебе больше не стоит их убивать, – предположил я. – Может, вместо этого ты мог бы с ними подружиться.

– Подружиться с кроликами?

– Да, знаешь, типа как быть с ними милым. Пообнимать их. Ласкание кроликов всегда заставляет меня почувствовать себя лучше.

Я практически ощутил, как его шерсть похолодела возле моей щеки, пока он сидел у меня на плече, в кои-то веки лишившись дара речи. Я продолжил идти по заболоченной земле в сторону ближайшей деревни.

– Келлен? – спросил он некоторое время спустя, когда солнце взошло над горизонтом.

– Да, Рейчис?

– Мы должны найти лекарство от Черной Тени. Я имею в виду, по-настоящему быстро, чертовски быстро.

– Ты уверен? В смысле – это большой мир, и нам, возможно, придется обойти его весь, прежде чем мы найдем лекарство.

Низкое рычание зародилось в его животе и проделало путь по горлу, пока он не зарычал мне в ухо:

– Тогда иди быстрее, засранец!

Да, это будет веселое путешествие.

Путь Теней

Я взял за правило не объяснять все детали магических систем в самих книгах, потому что это слегка напоминает составление списка названий каждой улицы в городе или того, какую еду персонаж ест каждый день. Однако меня спрашивают насчет различных систем магии в серии «Творец Заклинаний», поэтому я подумал, что поделюсь здесь несколькими заметками насчет метания Теней, вместе с кое-какими довольно важными практиками темнейшего из искусств, которые помогли представить вам эту книгу.

Энигматисты: Раскрыватели Секретов

Мы думаем о тайнах как об идеях без формы, однако такие загадки все равно бросают Тень на мир. Энигматисты вроде Келлена должны найти правильные вопросы, чтобы задать их, и тем самым наполнить эти вопросы своими Тенями, позволяя им на мгновение связаться с секретами, которые они стремятся разгадать. В отличие от алакратистов, воспринимающих то, что есть или было, энигматисты вглядываются в то, что может быть.

Удивительная и терпеливая Фелисити «Флисс» Джонсон провела бессчетные часы, рискуя войти в Тени вместе со мной, пока мы искали суть этой книги. Ким Тоф читала ранний набросок, главу за главой, всегда снабжая меня мастерской смесью проницательности, честности и поддержки. Эрик Торин пролил свет на те области истории, которые я не смог исследовать достаточно глубоко, как он делал и для каждой из моих книг. Кристина де Кастелл, с ее уникальной проницательностью, помогла мне сбежать из теневых уз, в которых я запутался.