Юлия Диппель - Неукротимый шторм [litres]

Длинными пальцами Рамадон отодвинул командира в сторону и впился в меня своими древними глазами.

– Как тебе в голову пришли такие упреки, Ариана? У праймуса невозможно отнять воспоминания…

– С тобой я не разговариваю, Рамадон, – перебила его я. Я была в курсе, что сцепиться с хронистом – не лучшая идея, но иначе просто не могла. – Почему я вообще должна что-то объяснять тебе? Ты ведь тоже не счел необходимым мне помочь.

Рамадон наклонил голову – один раз и довольно отрывисто.

– Мой нейтралитет на Тихом омуте был поставлен под сомнение. Вместо меня предпочтение отдали Тимеону и поступили верно. Поэтому я отошел в сторону. Хронист не должен ставить кого-либо выше…

– Ты сунул голову в песок! – заорала я на него. Ледяное покалывание пронеслось у меня по спине. Глаза Рамадона стали бездонно черными, когда он продемонстрировал свое могущество.

– Исцеление твоей души – вряд ли моя обязанность как…

Я схватила его за плечи:

– Как долго ты еще будешь прикрываться отговорками, пока творится несправедливость? – Остальные праймусы задержали дыхание. Я зашла слишком далеко. Я это понимала. Но что такого невероятного мог сотворить Рамадон? Порвать меня на кусочки?! – Хочешь знать, почему я с тобой не пойду?! – резко спросила я. – Пожалуйста! Прочти мои мысли!

Рамадон поклялся мне держаться подальше от моих мыслей, пока я сама не предложу ему это сделать. На самом деле я никогда бы не подумала, что до этого когда-нибудь дойдет. Н-да, иногда мы ошибаемся. Хронист не заставил просить себя дважды. Его энергия ворвалась в мое подсознание порывом урагана. Он был зол, а потому далек от осторожности. Мара, Немидес, Танатос, Кинтана… Постепенно краска отливала от его молодого лица. Его ужас был таким неподдельным, что из-за него он выглядел практически как человек.

– Ну, вот и закончились эпические разоблачения, – проворчал Бел. Он сделал глоток из фляжки. – По крайней мере это сэкономит мне кучу времени.

Рамадон вынырнул из моего разума. И в библиотеке воцарилось молчание. Никто не двигался. Через какой-то промежуток времени ситуация стала относительно неловкой, и я начала подозревать, что праймусы прямо сейчас спорили между собой телепатически. Ну и ладно. Мне в любом случае надоело раз за разом пережевывать одну и ту же тему.

Внезапно Рамадон куда-то пошел. Золотисто-желтая ткань шуршала, развеваясь за ним, пока он не остановился перед Люцианом, подняв на него взгляд.

– Я не могу вернуть тебе твои воспоминания, но могу разделить с тобой свои, – предложил он. – То, что мы пережили вместе, ты переживешь еще раз, смотря на это моими глазами. Если пожелаешь.

След надежды промелькнул на лице у Люциана. Кивком головы он дал понять, что согласен.

– Это будет больно, – предостерег хронист.

Люциан хмуро посмотрел на него:

– Сделай это.

Элегантным движением Рамадон коснулся лба брахиона. Люциан вздрогнул всем телом. Все мускулы напряглись, а губы, обычно полные, сжались в тонкую линию. Все это продлилось каких-то пару мгновений, но, на мой взгляд, и этого было чересчур много. Когда Рамадон разорвал контакт, Люциан застыл в том же положении, что и был, тяжело дыша. Он выглядел растерянным, задетым, разозленным. Я и представить себе не могла, что именно происходило сейчас внутри его. Неожиданно он развернулся и без слов покинул библиотеку. Я хотела пойти за ним, но Бел меня удержал.

«Дай ему пару минут».

Он был прав, и даже несмотря на то, что мне это далось тяжело, я позволила ему уйти.

– Я проинформирую Совет о том, что только что узнал. Немидес, Дариус и Мирабель получат свое наказание.

Я сдержалась, чтобы не ляпнуть язвительный комментарий. А кто будет их судить? Другие члены Совета?

– Я все равно не пойду с тобой в Патрию. Каждый час, потраченный там на дискуссии, здесь будет равен целому дню, когда мы можем пытаться остановить Тристана.

Сообщать об этом Рамадону было необязательно. Он и так уже это знал. Его пронзительный взгляд задержался на мне.

– Я посоветую Лиге поддержать вас всеми доступными средствами.

Я нигде не могла найти Люциана. Слабый аромат его летнего шторма висел в воздухе. Что значило, как минимум, что он не сбежал. Но где бы ни был, он определенно хотел побыть один. Поэтому я решила пока сделать пару других вещей. На самом верху моего списка дел стояло посещение кухни. Я уже целую вечность ничего не ела, и урчание у меня в животе потихоньку переросло в вялую тошноту. С двумя импровизированными сэндвичами я перешла к пункту под номером два: Гидеону. Ему стоило знать о сердцах брахионов. Тристан, вооруженный личной армией брахионов, становился не просто политической угрозой, что бы там ни обсуждали в данный момент Рамадон, Элиас и Бел с остатками Верховного Совета в Патрии.

После того, как Гидеон был введен в курс недавних событий, я перепоручила охотника его плохому настроению и планированию необходимых телефонных звонков. Следом я отыскала Джимми, которого подкупила одним из сэндвичей, чтобы он скопировал мне на флешку видеожурналы Танатоса и файлы «Омеги», которые он успел расшифровать.

Потом я прочесала дом в поисках Лиззи. У меня для нее было задание. Подруга обрадовалась ему, как ребенок.

– Лапуля, это же как раз по моей части! – воскликнула она и убежала.

Восхитительно. Итак, осталось только одно. У Оскара я выяснила, какую комнату выделили Люциану. Туда я положила флешку, сопроводив короткой запиской. Я обещала ему, что он получит доказательства ритуала «Леты». И я свое обещание сдержала.

Уже собравшись уходить, я услышала негромкий всплеск. Планировка в комнате Люциана была похожа на мою. Сама комната располагалась в противоположной части особняка. И у брахиона тоже была маленькая терраса, с которой можно было попасть на крышу. Звук исходил как раз оттуда. В бассейне плавал надувной круг в форме единорога. А внутри его плескалась бледная фигура в солнечных очках и с зеленым смузи.

– О, разве это не моя золотистая плюшечка с корицей!

У меня отвисла челюсть.

– Викториус?!

– Во всем своем немалом великолепии! – Он слез с круга-единорога и подплыл к краю бассейна, куда поставил свой стакан с зонтиком. – Знал бы, что тебя тут балуют такой роскошью, пришел бы сюда с самого начала.

– Ты что тут делаешь?!

Викториус сдвинул темные очки на макушку и, глядя снизу вверх, улыбнулся мне от уха до уха.

– Милашка Гидеон вызвал меня сюда, после того как появилась эта крайне неудачная фотография со мной и твоей дорогой мамой в «Корице», – объяснил он, потягивая свой смузи через закрученную петлей трубочку.

Насторожившись, я прищурилась.

– Викториус, где моя мама?