Георгий Крол - Остановить прорыв! [litres]

Пройдя пятнадцать километров, мы выскочили к окраине Сорок. И там стали свидетелями «боевых действий» доблестных румынских войск. Недалеко от леса, оставшегося справа от нас, стояли несколько десятков телег. На них были навалены узлы и чемоданы. Тела мужчин, десятка два, часть в форме, часть в гражданском, лежали вдоль дороги. Один из них был прибит к земле колом. Остальных, судя по состоянию тел, забили до смерти.

А прямо рядом с трупами где-то сотни полторы румынских солдат «воевали»… Несколько пацанов, по виду лет четырнадцати-пятнадцати, пытались защитить женщин. Их там было много, молодых и в возрасте, девочек-подростков и совсем малышек. Часть сидела или лежала на земле под охраной наиболее «порядочных» румын. Другим повезло меньше, и с ними «развлекались» остальные вояки, избивая мальчишек и одновременно насилуя их матерей и сестёр.

Колонна остановилась, пулемётчики открыли огонь. Без команды. Я даже не понял, как оказался вне БТРа с пистолетом в руке. Двенадцать патронов закончились в несколько секунд, пистолет вернулся в кобуру, а ему на смену пришёл нож. Меня переклинило. Видимо, сказался весь стресс прошедших дней. Я забыл о том, что я командир, что надо управлять людьми. Я хотел только одного – рвать этих тварей на куски.

Бой, если это можно так назвать, распался на отдельные схватки. Часть из них разум выхватывал из общей свалки. Вот Корда ударом кулака сбил на землю здоровенного детину, который завалил на телегу совсем ещё ребёнка, девочку лет двенадцати. А потом, ухватив румына за ноги, ударил его головой о втулку колеса. А в другом месте осатаневший Рамон рубит сапёрной лопаткой группу мамалыжников, скопившихся возле распластанной на земле женщины.

Время от времени коротко стучит пулемёт, снимая кого-то из пытающихся бежать. А мы бьём, рубим и режем. У меня все руки в крови, как и гимнастёрка и брюки. Я точно помню, что перерезал пару глоток тем, кто не успел слезть с жертв. Несколько раз, кажется, достали и меня, но боли я не чувствую. С земли подхватился румын, бросился бежать… Я метнул штык от румынской винтовки, который сейчас использовал в качестве ножа, солдат упал, тяжело заскрёб ногами.

Я подошёл, посмотрел сверху. Тяжёлый клинок практически перерубил позвоночник. И да, это не солдат, а офицер. Кстати, мог сразу догадаться, по сапогам и кителю. На погонах три полоски – капитан. Это я, похоже, командира роты свалил? Как только я начал думать, в голове стал рассеиваться туман ярости. Но только начал. Я поддел ногой и перевернул тело этой сволочи. Рукоять штыка ударилась о землю, и он заорал, от боли приходя в сознание.

Та же боль помешала ему сразу осознать, что произошло. А потом он понял и прохрипел что-то на румынском. Я покачал головой:

– Не понимаю!

И он повторил уже по-русски:

– Добей!

Акцент есть, но именно акцент, похоже, языком он владеет достаточно свободно. И я не мог не спросить:

– Зачем?

Он понял и посмотрел на меня. И в его глазах было почти всё: боль, страх, гнев… Не было там только двух вещей – надежды и раскаяния. Даже сейчас, почти мёртвый, он не жалел о том, что сделал. И снова хриплое:

– Добей!

И я развернулся и пошёл прочь, оставляя его лежать. Ремня, а следовательно, и кобуры с пистолетом на нём не было: снял, скотина. Так что будет он подыхать долго и мучительно. А если вдруг ему не повезёт и он останется в живых, то и жить, точнее, существовать будет так же мучительно, хотя вряд ли долго. И я уходил, слушая хриплые проклятия на двух языках.

Живых румын больше не было. Бойцы пленных не брали, поднявших руки просто убивали быстро. Короткое «ту-дух» пулемёта и всё. Сейчас медленно отходящие от адреналинового скачка бойцы бродили по месту схватки. Некоторые оглядывались так, словно видели всё окружающее впервые. Ну ещё бы! Нас ведь так накрыло – мама не горюй, мгновенно с катушек слетели.

А вот лейтенанта Найдёнова не вижу. Неужели удержался и остался на месте? Крут парень, завидую. А ещё, если внимательно посмотреть, из экипажей танков присутствуют не больше половины. И ни одного мехвода или командира. Нет, не завидую – уважаю! Я повернулся. Илья сидел в люке, вцепившись в крышку. Даже отсюда вижу, что пальцы белые. Ну да, ему оттуда видно гораздо больше, чем мне. Повернулся и пошёл к дороге, но дойти не успел.

– Товарищ лейтенант, там вас просят.

Я развернулся. Те из женщин, что сидели под охраной и ждали своей участи, сейчас помогали другим. А в нескольких метрах от меня стояла… мама. Такая, какой я её помнил по своим школьным годам. Почти такая. Волосы русые, а не рыжеватые. Глаза карие, а не зелёные. Скулы чуть другой формы. Прабабушка! Но как? Ведь они должны быть возле Каменки?

Но ведь всё изменилось. Клейст не прорвался через нас, немцы сначала замешкались, а потом вообще всё переиграли. Могли женщин и детей отправить не к Каменке, а сюда? Вроде бы нет, Сороки под удар попали одними из первых. Но, с другой стороны, их ведь явно отправили позже, чем в моей истории. Возможно, они пытались пройти, но не могли и двигались, уходя с дороги наступающих немцев и румын. Прямо как мы. Мы ведь тоже собирались прямо на Сороки, а сделали петлю в десятки километров.

А женщина ждала, и я пошёл к ней.

– Здравствуйте!

– Здравствуйте, товарищ лейтенант. Это вы командир?

– Так точно.

– Нам нужна медицинская помощь и желательно, чтобы персонал был женский.

Я посмотрел. Наши медички уже работали возле пострадавших.

– Наши девушки уже помогают.

– Да, спасибо, я видела, но необходимо вызвать ещё людей. Там много… раненых женщин, ваши три медсестры не справятся.

А, похоже, она не понимает.

– Прошу прощения, как вас зовут?

– Мария Сергеевна.

– Так вот, Мария Сергеевна. Вызвать я никого не могу, мы находимся в тылу противника. Наша группа прорывается к мосту, который, как мне известно, находится под контролем наших войск.

Лицо прабабушки белело на глазах. Она, жена военного, прекрасно всё понимает. У нас пять танков и три трофейных бронетранспортёра. Женщин и детей чуть больше сотни, и на данный момент многие из них сами передвигаться не могут. Так что вариантов немного: или мы медленно, со скоростью пешехода идём к мосту 12 километров, по территории, занятой немцами, и нас бьют всю дорогу. Или мы идём сами, а они остаются, прячутся в лесу и надеются, что их не успеют найти. На последнее, учитывая трупы румын, надеяться трудно.

– Мария Сергеевна, а куда вы направлялись? Вы ведь не просто так выехали из леса?

– Да. Один из наших сопровождающих, он родом из Сорок был, сказал, что немцы из города ушли. А там есть паромная переправа. Была, то есть. В общем, можно было попробовать переправиться на лодках, его друзья обещали помочь. Вот мы и поехали. А как из леса вышли – так и наткнулись на румын. Они нас не ждали, просто по дороге шли. К Сорокам. Вот так, просто случай.