Александра Лисина - Меч императора [litres]

От этой полубезумной мысли мне так поплохело, что я едва не выронил пустой бокал. Хорошо, что какой-то проходящий мимо джентльмен успел его подхватить и аккуратно поставил на подоконник. Потому что я к тому времени уже с трудом соображал. От обрушившихся одна за другой догадок меня ощутимо шатнуло. Печать под рубахой вновь начала припекать. А стоило мне на негнущихся ногах выбраться на террасу и вцепиться дрожащими пальцами в перила, как она полыхнула так, что я уже не смог сдержать горестного стона.

– В чем дело, Мар? – вдруг сухо и холодно поинтересовался у меня знакомый голос. – Тебе плохо?

Я вздрогнул от новой вспышки в груди и с трудом поднял глаза на императора. Его лицо по-прежнему оставалось спокойным и не выражало ни сочувствия, ни удивления, ни злорадства. Нечеловечески холодное. Равнодушное. И неживое настолько, что от одного его вида становилось страшно.

Нет, нет и нет! Только не ты! Не так!

Кар, неужели это могло случиться с тобой? Со мной? С нами?! Неужто я и впрямь мог так ошибиться, что вместо долгожданного покоя принес тебе лишнюю боль и подтолкнул к настоящему безумию? Сколько дней после этого ты боролся с собой, чтобы не утратить контроль над даром? Сколько времени Тизар отпаивал тебя эликсирами, страшась отойти хоть на миг? Что ты пережил, когда не просто знал, а чувствовал, как я умираю? А главное, что испытал, когда после стольких месяцев тяжелой борьбы с собой, все-таки пережив мою смерть и встав после этого на ноги, о чем ты подумал, когда понял, что все это время умирал в одиночестве? И когда осознал, что человек, в чьей смерти ты так долго винил себя, в действительности тебя обманул?

– Боже мой… Кар! – прохрипел я, с трудом удерживая равновесие на подгибающихся ногах и с силой зажимая ладонью безумно раскалившуюся печать.

На меня в ответ взглянули выцветшие, помертвевшие, воистину страшные глаза человека, которому больше нечего терять. Ни прежней боли в них не осталось, ни ярости, ни отчаяния. Ничего больше не жило в этой душе, которая когда-то меня восхищала. Мой Огонек сгорел. Его пламя погасло. А душа стала черствой и сухой, словно рассыпавшаяся пеплом головешка.

И ведь это я его уничтожил…

Я его убил, потому что того императора, какого я знал, больше не было. Он умер еще тогда. Два с половиной года назад, пока я по крупицам собирал себя, выйдя из такого же страшного пожара. Но меня от гибели спас Ворчун. Именно он заполнил ту пустоту, что во мне образовалась. А Кару помочь оказалось некому, поэтому, пережив мою мнимую смерть, он самым настоящим образом выгорел. Высох. Расплавился. И теперь вместо него осталась лишь тень. Жалкое подобие. Призрак, при виде которого я вдруг почувствовал, что снова умираю.

– Прости… Прости меня, Кар… я не знал!

– Теперь знаешь, – бесстрастно ответил великий император Карриан, и только после этого я со всей ясностью понял, что мне больше незачем жить.

Иногда бывают моменты, когда время останавливается, и то, что должно происходить за секунды, растягивается на неимоверно долгий, кажущийся бесконечным срок. Наверное, со стороны это выглядело именно так: двое встретились, поговорили… После чего один с холодной улыбкой отступил в сторону, а второй, по-стариковски сгорбившись, медленно побрел к выходу.

Всего несколько секунд, какая-то пара слов, а для участников разговора, оказывается, прошла целая вечность. За эти секунды можно и поссориться и помириться, обрести друга и заполучить непримиримого врага. От пары слов, бывало, люди умирали. Воскресали. А потом так же быстро теряли надежду, без которой все остальное теряло смысл.

Вот и у меня в тот миг вся жизнь пролетела перед глазами.

Секундное прозрение – как небо, внезапно обрушившееся на плечи. Как ядерный взрыв, в мгновение ока разметавший по свету некогда величественные города, людей, дома – все, что когда-то мне было дорого. И вот, когда дым развеялся, земля перестала уходить из-под ног, а сквозь тучи взмывшего в небо пепла пробился слабый солнечный луч, ты вдруг видишь себя стоящим посреди объятых пламенем развалин и с болью понимаешь, что старого мира больше нет.

Поняв, что в моем мире и впрямь не осталось жизни, я прерывисто вздохнул, отнял от пылающей груди потяжелевшую ладонь и, больше ни на кого не глядя, принялся спускаться по лестнице. Теперь я понимал, почему император прибыл сюда один. И почему до сих пор никто так и не примчался, чтобы отправить меня на эшафот. В этом не было необходимости – сейчас я убивал себя сам. А магическая печать, до которой только сейчас дошло, что же именно я натворил, усиленно в этом помогала.

Пока я медленно спускался в сад, она с неистовой яростью выжигала на моей груди клеймо предателя. Распалившись до предела, на этот раз она не ограничилась лишь одним местом – обжигающе горячие дорожки, словно капли расплавленного металла, убийственно медленно поползли по коже, оставляя за собой дымящиеся следы.

Я тлел, словно старая книга от упавшего раскаленного уголька. Невыносимое чувство вины ядовитым пламенем жгло меня изнутри. Сперва оно спалило в моей книге первую страницу, заставив ее рассыпаться пеплом. Затем иссохшая от времени бумага стала чернеть и обугливаться дальше…

Постепенно зияющая дыра вокруг уголька становится глубже. Тлеющие края прямо на глазах скукоживаются и сворачиваются, неумолимо обращаясь в прах. Но книга по-прежнему не сгорает. Надежный переплет не позволяет раньше времени выпасть затрепетавшим от страха страницам. А если чья-то твердая рука накроет образовавшуюся дыру тяжелой обложкой, никто и не поймет, бросив беглый взгляд, что на самом деле творится внутри.

Я шел мимо людей, глядя прямо перед собой и каждый миг чувствуя, как неумолимо сгораю страница за страницей. Грызущая изнутри боль как кислота, которой все равно, что разъедать – плоть или душу. Я плавился, с трудом держа спину прямо. Кажется, даже улыбался. Но с кем я здоровался, кому издалека кивал – не помню, потому что в тот момент перед глазами висела кровавая пелена, а единственной мыслью, которая меня удерживала в вертикальном положении, было странное, иррациональное желание уйти достойно.

Зачем расстраивать господина губернатора известием о свежем трупе на красивом газоне?

Зачем пугать гостей и омрачать радость молодых видом моего искалеченного тела?

Да и графа следовало успокоить. Я ведь предупредил его, что уеду? Ну так и пусть его сиятельство искренне верит, что я исполнил обещание и, приняв предложение знакомого мага, уехал из Каррага в поисках лучшей доли.

Само собой, потом он спросит у губернатора: что это был за тип, которого даже господин военный инспектор не смог осадить? Если к тому времени Роадор эль Нур все же догадается, кто именно почтил присутствием его дом, то его сиятельство, полагаю, успокоится. Как минимум поостережется дальше задавать вопросы, потому что спорить с императором ему уж точно не следовало. Ведь у графа есть сын. И если не ради собственного спокойствия, то хотя бы ради него командиру не стоило добиваться правды.