Сара Бреннан - Дочь хаоса [litres]

А потом в женском туалете я, рыдая, рассказываю Роз и Сьюзи о том, кто я такая на самом деле, и боюсь, что они отвернутся от меня, но нет. Не отвернулись. Наоборот, заключили меня в объятия. Я приникла к подругам, спрятала лицо на плече у Роз, крепко сжала Сьюзи за талию. Не знаю, что я без них делала бы.

Потом все мои друзья вспыхнули ярким пламенем. Они сгорели в адском огне, как сгорели когда-то тринадцать ведьм Гриндейла, и это случилось из-за меня. Я кричала и вопила, но ничего поделать не могла. Они погибли из-за того, что я их любила. Их пепел на моих руках.

Я проснулась, вся дрожа, взмахнула рукой. То ли хотела заслониться от чего-то, то ли к чему-то тянулась. Не знаю. Ударилась рукой об оконную раму и вскрикнула от внезапной боли. Наверное, прикусила язык: рот наполнился вкусом крови.

На покрытом изморозью окне, там, куда попала моя ладонь, виднелся ледяной отпечаток. Я уставилась на него и постаралась не думать о том, что случилось бы, если бы я тянулась к человеку, которого люблю.

Я потянулась, встала со скамейки у окна, где уснула, свернувшись калачиком с книгой о том, какими заклинаниями можно победить Сатану. Медленно побрела к спальне. Проходя мимо зеркала в раме из белых роз, вздрогнула: мне показалось, оттуда на меня смотрит привидение.

Но нет. Не привидение. Всего лишь я сама, бледная, как мои обновленные волосы. Снова вспомнилась моя золотоволосая мама.

Я всегда знала, что не похожа на нее. Да этого и быть не могло. Ведь я выросла среди ведьм.

Добравшись до кровати, я рухнула на нее как была, прямо в пушистых тапочках с зайчатами. И в следующий миг ворвался Эмброуз. Он хохотал, словно какой-то невидимый бес нашептывал ему анекдоты, хотя, может, это делал его фамильяр-мышонок, сидевший в кармане.

– Добрый вечер, сестренка!

– Не такой уж и вечер.

Эмброуз лишь махнул рукой:

– Я собирался поговорить с тобой вечером.

За последнее время на меня обрушилось слишком много плохих новостей. Я внутренне сжалась, голос прозвучал резко:

– О чем? И почему не поговорил?

Братец помолчал.

– Потому что моя жизнь не вращается вокруг одной тебя.

– Знаю. Прости. – Я прикусила губу.

– Сам иногда диву даюсь, – пробурчал Эмброуз, но голос оставался веселым. – Независимо от тебя, мое существование полно волнующих приключений. Угадай, кого Пруденс на днях назвала красавчиком? Вашего покорного слугу. И правильно делает, что не молчит об этом.

– Рада за тебя.

– Ну да. Вечером мы с Люком были очень заняты.

– Должно быть, играли в крестики-нолики, – ухмыльнулась я.

– Скажем так, я вышел победителем с тройным перевесом в счете.

Эмброуз вальяжно подошел и ухватился за столбик в изножье моей кровати. На пальцах блеснули бесчисленные кольца. Сегодня он надел бронзовую шелковую рубашку и кожаные штаны. До сих пор было непривычно видеть братца в одежде для выхода, а не в бесчисленных роскошных пижамах. Недавно отец Блэквуд снял с него домашний арест. Формально ему было разрешено ходить только в Академию невиданных наук и обратно, но Эмброуз был не из тех, кто играет по правилам. Он вовсю пользовался новообретенной свободой. Я вычислила, что сегодня он, должно быть, ходил с Люком в кино. Но Люк, похоже, оказался не в восторге от человеческих развлечений.

– Как фильм?

– Оборвался на самом интересном месте.

– Почему?

Эмброуз сдвинул брови и всмотрелся в мое лицо.

– Не бери в голову. Что с тобой стряслось?

Я вздохнула:

– Прости за резкий тон. Утром я сделала кое-что очень крутое и надеялась, что, решив проблему, буду больше гордиться собой.

Я впервые попыталась сделать хоть что-то самостоятельно. Ну да, мне помогала Пруденс, но на этот раз я не втягивала родных в свои неприятности. Старалась выглядеть как можно лучше в их глазах. И, казалось мне, после этого я буду ощущать себя совершенно по-новому, почувствую свою колдовскую силу.

Но нет. После изгнания бесовки-неудачницы настроение не улучшилось ни на грош. Я облокотилась на подушки и вспомнила, как частенько за уроками сидела, прислонившись к Харви, прижавшись спиной к его груди. Он мог сидеть так часами, поддерживая и согревая, и время от времени шептал мне на ухо нежные слова.

Как же я по нему скучаю!

– Полно, сестренка, полно, – тихо проговорил Эмброуз. – Не грусти.

Он с кошачьей грацией взобрался на кровать, боднул меня в живот, уютно положил голову мне на колени. Увидев, что его привычное место занято, Салем возмущенно мяукнул, соскочил с подоконника и устроился возле меня на подушке. Я вдруг очутилась в окружении любящей компании – на моих цветастых простынях валялись и фамильяр, и братец. Я почесала Салема за ушком, запустила пальцы в курчавую шевелюру Эмброуза и улыбнулась ему. Он в ответ весело ухмыльнулся, глядя на меня снизу вверх.

– Возможно, моя новость тебя приободрит. Не так давно к тебе заходил мальчик.

Я подскочила:

– Харви?

– Нет, Сабриночка, прости. Ник Скрэтч.

Даже звук этого имени был как легкий, приятный электрический удар.

Эмброуз выгнул бровь:

– Ты, кажется, не огорчена?

Я ткнула его в плечо:

– Почему он не зашел?

– Не впустила тетя Хильда, – ответил Эмброуз. – Она его в грош не ставит и знать не хочет. Не вини меня, Сабриночка. Я был занят с Люком и понятия не имел, что наша тетушка способна отвергнуть такой первоклассный экземпляр.

Я поджала ноги в тапочках-зайчиках и задумчиво подергала Эмброуза за ухо.

– Ну да ладно. Пускай. В нем нет ничего серьезного, поэтому мне он неинтересен.

Эмброуз приподнялся, обхватил рукой колено и прислонился к кованому изножью кровати. Мой братец вечно пребывал в движении. И никто не мог его притормозить.

– Может, он серьезнее, чем нам кажется.

– С чего это ты вдруг так заговорил?

Эмброуз уклончиво хмыкнул.

– Возможно, я ошибся. Донжуаны имеют свойство перековываться. В любовных романах тетушки Хильды это происходит сплошь и рядом. Может, он ищет, с кем связать себя вечными узами.

– А может, он ищет, кого бы еще затащить в постель.

– Одно другому не мешает, – расхохотался Эмброуз. Я замолотила его кулаками. – Ладно, сестренка. Это я просто так болтаю. Ты достойна серьезного отношения. Может, он и впрямь серьезен. Дай ему хоть одну попытку.

Я выглянула в окно. За белой тюлевой занавеской вырисовывался черный силуэт леса.

– И конечно, я подумал, что слишком сурово относился к нашему малышу Харви, – заявил Эмброуз, который был ростом гораздо ниже Харви. – Ему сейчас приходится нелегко.

Я нахмурилась:

– Сначала ты говоришь, что я должна дать Нику хоть одну попытку, а потом опять заводишь разговор о Харви?

– Одно другому не мешает, – ухмыльнулся Эмброуз, и я стала швырять в него подушками.