Лесса Каури - Золушки в опасности [СИ litres]

– А ну-ка, пошел отсюда! – рявкнул он. Прищурился, оглядел Зохана. – А ведь я тебя знаю! Ты – бывший дружок моей Рубинки!

Хан стиснул зубы, заставляя уняться ярость, бурлившую в крови. И сказал – раздельно, четко, холодно:

– Торн Степин, так тебя зовут? Отведи меня к своему отцу, Торн! Сюда идут оборотни. Они хотят вас убить. Нужно поджигать заборы!

– Да ты сбрендил! – усмехнулся парень и пошел на него. – Вот я тебе мозги сейчас-то вышибу!

Словно в ответ на его слова, из леса раздался многоголосый вой.

Кровь схлынула с лица Торна. Он развернулся и побежал прочь, вопя во всю глотку:

– К оружию, к оружию! Оборотни!

А Зохан повел носом, разыскивая в куче запахов, самым главным среди которых становился страх, знакомый аромат. Рубина была где-то там, на площади. И он помчался следом за Торном, тоже крича: «К оружию! Пожар! На помощь!»

В центре деревни спугнутой птичьей стаей кружился человеческий табор. Мелькали цветастые платки на плечах женщин, сверкали клинки в руках мужчин. Крик, плач, вой. Паника.

Могутный деревенский голова, стоя на крыльце и размахивая булавой, призывал всех успокоиться, женщин и детей – укрыться в домах, мужчин – дать захватчикам отпор. Его голос звучал спокойно и уверенно, но Хан уже чувствовал беду. Там, в родном стойбище, напитавшись духом смерти, он научился понимать, когда она не собирается шутить. Жители Зыбин были обречены так же, как и Смерти-с-ветки.

Бешеных оказалось четверо. Двое тигров, медведь и волк. Выйдя на открытое пространство, они разошлись, беря деревеньку в кольцо. Спрятавшись под телегой с мешками муки, Хан чуял их передвижения, но продолжал отчаянно искать аромат Руби, который появлялся то тут, то там, и, наконец, начал удаляться по направлению к ее дому. Тогда он выскочил из-под телеги, едва не угодил под чей-то клинок, поднырнул под него и бросился за девушкой. Перемахнул забор, становясь рысью, помчался вдоль улицы, с легкостью перепрыгивая околицы.

Он догнал ее, когда она почти добралась до дома. Выпрыгнул, обернулся, схватил, взвалил на плечо и понес прочь. Рубина почему-то молчала. Не возмущалась, не кричала.

Зохан притащил ее на задний двор какого-то дома, где, судя по запаху талой воды, был оборудован ледник под землей. Нашел крышку ледника, открыл и кинул Руби вниз. Собирался захлопнуть люк, но наткнулся на ее взгляд, как на острие ножа. И осознал, почему она молчала – каким-то наитием девушка, только взглянув в его лицо, поняла всю степень опасности, грозившую деревне.

Разлепив побелевшие от страха губы, она произнесла лишь одно слово:

– Матушка…

– Я найду ее! – пообещал Хан. – Холод не даст твоему запаху выйти наружу, и они тебя не почувствуют! Только заклинаю тебя всем святым – сиди тихо! Поняла?

Руби мелко затрясла головой, до крови закусила губу. Зохан вернул крышку люка на место, забросал землей, накатил сверху садовую тачку. И побежал к ее дому. На площади матушки не было, значит, должна быть там!

Он опоздал. Когда ворвался в дом, увидел лежащее на полу женское тело. В нос шибануло кровью, и ее запах показался сладким. Мотая головой, чтобы избавиться от наваждения, Хан выскользнул на крыльцо. Нет, человеческая кровь для него не пахла сладко, какой бы свежей не была! То был запах безумия, зовущий погрузиться в его ласковые крепкие объятия.

Краем глаза Зохан уловил движение и сиганул с крыльца. Вовремя, потому что крупный серый волк, взлетев в воздух, проломил в прыжке балясины перил и оказался наверху. Широко расставив лапы, задрал голову и завыл – и торжествующий голод звучал в его песне.

Волка отвлекли человеческие крики с улицы. Он неторопливо спустился с лестницы, перемахнул ограду, и криков стало больше.

Больше не теряя времени, Хан вернулся за Рубиной, вытащил ее из ледника, закинул себе на спину. И, обернувшись, помчался к лесу, надеясь лишь на то, что бешеные предпочтут остаться там, где держит их человеческий страх и реки крови, и не станут их преследовать. Девушка ни о чем не спросила, но он слышал ее сдавленные рыдания, и его сердце сжималось от невозможности остановиться, обнять, утешить.

Они миновали поля, окружавшие деревню, и, не снижая скорости, ворвались под лесной полог. Успокаиваться было рано – следовало уходить как можно дальше от Зыбин, помня о том, в каком направлении двигается основная часть оборотней.

Новый запах обрушился на Хана, как булава, заставив резко прянуть в сторону. Как крепко ни держалась Рубина за его холку, как ни сжимала коленями его бока, скатилась со сдавленным криком.

Зохан остановился, будто налетел на невидимую стену. Потому что следом за четырьмя бешеными шел пятый. И это была рысь.

«Среди них твой брат, Улиш. Но если встретишь его – беги прочь и не оглядывайся!»

На миг пришла безумная мысль – пойти навстречу, заглянуть брату в глаза, попытаться отыскать в них свет разума… А затем Хан услышал стон Руби. Девушка поднялась с земли, шагнула к нему.

Никого… Никого он не смог спасти! Ни мать, ни близких, ни людей из деревни. И Улишу ничем не помочь! Осталась только она!

Зохан зарычал и переступил с лапы на лапу, подгоняя ее. Рубина с трудом взобралась ему на спину, вцепилась в лямки дорожного кофра.

Запах Улиша приближался. Ощущая, как рвется последняя ниточка, связывавшая его с родным кланом, оборотень помчался на шум ручья, прыгнул в русло и побежал по ледяной воде, сбивая след. Быстрее, быстрее, быстрее…

Когда, спустя час, его перестала преследовать мысль вернуться в Зыбины, чтобы налакаться крови, Хан понял – безумие осталось позади. Брат отстал, наверняка предпочтя присоединиться к тем, кто продолжил бойню, однако делать передышку Зохан не стал. Выскочил на берег и помчался дальше, к тому самому каменному языку, о котором рассказывал Рубине. Должно быть, они сильно отклонились на восток, потому что добирались до отрогов гор дольше, чем Хан рассчитывал. Но не было времени посмотреть старую карту…

Наступила ночь. Под лапами оказались округлые камни, отполированные в незапамятные времена уходящим на Север ледником. Хан упал, тяжело дыша, у какой-то расщелины. Рубина, словно куль с мукой, повалилась рядом. В воде ручья юбка ее платья промокла насквозь, и девушку трясло от холода.

Отсюда, с возвышения, черный лес без единого огонька казался озером тьмы, поглощающим свет, тепло, все хорошее в жизни.

Зохан сменил ипостась, стащил с себя кофр, негнущимися пальцами достал флягу с водой и две полоски вяленого мяса, и протянул Рубине. Выражение ее лица напугало его. Словно она все еще была там, в Зыбинах, и наблюдала, как Смерть идет по улицам, заходит в дома, уводит людей.

– Руби! – тихо позвал он. – Посмотри на меня!

Она моргнула. Перевела на него непонимающий взгляд.