Лесса Каури - Золушки в опасности [СИ litres]

– Поешь? – предложил он, а когда она отрицательно качнула головой, повысил тон: – Ешь, говорю! Нам предстоит долгая дорога!

Она послушно взяла флягу, отпила воды, клацая зубами от холода. Спросила:

– К-к-куда н-нам идт-ти? И з-з-зачем?

Хан отобрал флягу, сделал несколько жадных глотков. Заговорил, иногда прерываясь, чтобы прожевать мясо. Он рассказывал о том, что увидел, когда вернулся в стойбище. О Шамисе, о Ранише, о словах Дархана Асаша. И о его страшной смерти.

Говорил все как есть, не жалея ни себя, ни спутницу.

Как бежал в Зыбины, надеясь предупредить людей, как искал Руби, что увидел в ее доме, о чем рассказал ему волчий вой с крыльца и чей запах он учуял в лесу.

Слушая его, девушка держалась за горло, словно не давая вырваться рыданиям.

– Нужно предупредить людей в Вишенроге, поэтому мы поспим пару часов и двинемся дальше! – жестко довершил он.

В темноте ее огромные зрачки казались бездонными. Она вцепилась в его руку ледяными пальцами и сжала.

– Хорошо, Хан. Дай мне поесть.

Он молча вложил ей в ладонь полоску мяса. Обернулся рысью, улегся вокруг нее, как мать-рысь укладывалась вокруг рысят, чтобы обогреть.

Тонкие пальцы забрались в густой мех на его загривке и замерли, ловя жар его тела. Все так же молча она поела и прижалась к нему, кутаясь в шаль, которую каким-то образом умудрилась не потерять во время безумной скачки. Зохан отчаянно хотел спать, но уснуть не мог. Слушая дыхание Рубины, понимал, что и она не смыкает глаз. В воздухе чуть-чуть пахло солью. Одинокая слезинка – все, что позволила себе Руби, оплакивая прежнюю жизнь.

Его Светлость рю Вилль смотрел в зеркало связи, и ему казалось, он тонет в этих глазах, полных прозрачной серо-синей магмы. Но, увы, он слишком хорошо знал, что в них нельзя утонуть, потому что об лед разбиваются насмерть. Впрочем, от улыбки розовых губ Ласурского архимагистра он бы тоже не отказался, поэтому улыбнулся первым и потряс в воздухе музыкальным свитком, ловко извлеченным из рукава.

Ники просияла.

– Ты его нашел?

– Нашел, – хмыкнул Троян. – Голос, и правда, отличный! Приходи, послушаем вместе.

– Дай мне пару минут, – зеркало чуть сдвинулось, и рю Вилль на мгновение увидел обнаженное бедро… Такое ослепительное бедро, что сидеть ему стало неудобно. – Я только оденусь! – лукаво уточнила Ники и отключилась.

Она появилась в его кабинете через некоторое время, одетая в бархатный брючный костюм цвета опавших листьев, расшитый самоцветами, и держа на руках… поднос со здоровенной лягушкой.

– Кракена тебе в глотку, Ники! – воскликнул рю Вилль, вскакивая и пододвигая ей кресло. – Это еще что такое?

– Ее зовут Марья, – не моргнув глазом, ответила волшебница, – она гораздо более умная лягушка, чем ты можешь себе представить.

– Но зачем она тебе? – изумился рю Вилль, садясь за свой, заваленный бумагами, стол.

– Раздумываю над ее судьбой, – пожала плечами Ники, – мне лучше думается, когда я вижу объект приложения. Кстати, что слышно от наших «призраков»?

– Миновали границу Ласурии, сейчас находятся в Весеречье, направляются в Кариоланн.

– Верхом? – подняла брови Никорин. – Идет пора осенних вьюг…

– У них с собой куча свитков, – отмахнулся рю Вилль. – Мне кажется, что последний год все ласурские артефакторы только на «призраков» и работают.

Ники задумчиво посмотрела на лягушку. Та в ответ заворчала, как старая собака.

– Ты знаешь, – вдруг сказал Троян, – я понимаю, что опасность велика, но, Аркаеш меня побери, она так… невозможна!

– Тебе кажется, мы зря занялись могильниками? – Архимагистр сразу поняла, что он имеет в виду. – Думаешь, бесцельно тратим людей и ресурсы?

Начальник Тайной канцелярии кивнул.

Ники покачала головой.

– Ты нужен мне, Трой, – призналась она, – и поэтому не должен сомневаться в том, что я делаю. Таких, сомневающихся, полно в Ласурии! Если ты готов, я могу показать ту ночь, во время которой было светло как днем… Я видела ее своими глазами от заката до рассвета, и, как ни стараюсь, не могу забыть… Повторюсь, если ты готов!

Рю Вилль молча разглядывал ее: Ники говорила прямо, а значит, ставки были высоки. Наконец, он откинулся на спинку стула и сказал:

– Ники-Ники, я давно готов узнать о тебе чуточку больше, ты это знаешь.

– Эта «чуточка» может лишить тебя рассудка, – криво усмехнулась она, – а я бы не хотела терять… такого друга, как ты.

Начальник Тайной канцелярии, яхтсмен и ресторатор встал, обошел стол, наклонился над волшебницей и подарил ей долгий нежный поцелуй. Нет, прощальным он не был – еще не пришло время. Но какую-то точку в их отношениях, несомненно, ставил.

– Давай, показывай свой конец света, – хрипло сказал он, возвращаясь на место. – Нам всем иногда нужен волшебный пинок, чтобы понимать, что и для чего мы делаем!

Никорин легко вздохнула и встала. Оказавшись позади рю Вилля, дотронулась прохладными пальцами до висков Его Светлости и заговорила:

– Цель любого Бога – получение от тех, кто ему поклоняется, некоей эманации, называемой верой. Чем сильнее вера – тем сильнее становится Бог. Самую сильную эманацию дает смерть. Душа отданная за веру – вот высшая награда для Бога! Пятьсот лет назад Бог огня Гересклет едва не стал сильнее Богов, что выжили после Вечной ночи…

Ее голос постепенно отдалялся, отдалялся, пока не сделался неслышимым… А затем Его Светлость услышал крики. Страшные крики людей, сгорающих заживо.

Темнота перед его глазами сменилась странными сумерками – в них не было света, только полутень. Не сразу Троян осознал, что полутень – это падающий с неба тончайший пепел, который усыпал все вокруг. И каменистую пустошь, и торчащие из нее скалы с гранями острыми, как бритва. И гору со скошенной вершиной, хорошо видимую на фоне заходящего солнца. И другую гору, которая в окружающей серости выглядела ослепительно белой и почти закрывала рассветную сторону неба. Между ними, спина к спине, окруженные волнами сияния, стояли мужчина и женщина. И если статного, красивого, чернобородого мужчину он не знал, хотя сразу наитием распознал в нем бывшего морского бродягу, то женщину узнал мгновенно… Это юное лицо, приоткрытый, будто от страсти, рот, эти четкие движения рук, короткий ежик светлых волос – ничего не изменилось за прошедшие столетия. Ничего, кроме взгляда.

Волна за волной на волшебников накатывали одержимые. В одежде и без, выставив вперед скрюченные, как птичьи когти, пальцы, мужчины, женщины, дети и дряхлые старики шли к тем двоим, что стояли последним заслоном разума, ибо только в их глазах разум еще и оставался. Во взглядах нападающих пылала единая, всепоглощающая страсть к уничтожению. Наталкиваясь на выставленные магами щиты, одержимые вспыхивали и начинали кричать. От их криков воздух гудел, как от набата, и у герцога моментально заболела голова, хотя в бытность свою ему частенько случалось слушать крики умирающих.