Михаил Ланцов - Генерал империи [СИ]

Но скорость передачи приказов оказалась невысокой. В то время как наступление русских штурмовиков – напротив, очень стремительным. Поэтому первые взрывы начались, когда бронеавтомобили, бронетранспортеры и грузовики начали перекатывать на противоположную сторону. Они бы и раньше включились в дело, если бы наступление шло как положено – пехотой. А так – непонятно на какую дистанцию наводиться и чем стрелять. Все слишком быстро разворачивалось.

И уже через пару минут к празднику жизни подключились батареи русских 75-мм орудий. У них ведь имелось в каждой батарее по штабной машине с постом наблюдения. Этот пост представлял собой поворотную платформу с круговым вращением. Там имелось кресло для одного наблюдателя, трехметровый морской стереоскопический дальномер и двухтрубная акустическая установка. Штатно она предназначалась для зенитного огня. Ведь эти 75-мм пушки были тяжелым зенитным средством корпуса. Но имелась и вспомогательная функция. Такие посты могли связываться воедино с помощью полевой телефонной связи и по методу триангуляции наводить орудия дивизиона на выявленные по звуку батареи противника.

Одна из батарей в этом случае выступала головной, команда штабной машины которой производила счисления, а две другие – выполняли роль сателлитов. И вуаля. Буквально в чистом поле, на ровном месте, без всякой дополнительной разведки, дивизион мог сам себя обслужить и навести на цели.

О том, что у болгар есть еще артиллерия Меншиков догадывался. Поэтому изначально развернул весь дивизион в контрбатарейную конфигурацию. Которой и управлял первоначально посредством выдвинутых вперед бойцов в камуфляже – артиллерийских корректировщиков. Но штабные машины бдели. И как только с закрытых позиций заработали батареи болгар, засекли их, вычислили положение, и ударили ответным огнем. Шрапнелью. Чтобы покрыть как можно большую площадь за минимальное количество выстрелов. Вряд ли болгары успели отрыть щели и прочие укрытия для артиллеристов. Они, вон, и для первой линии пехоты ничего толком не накопали.

— Ваше величество, — чуть треснувшим голосом произнес генерал, — нам нужно уходить.

— Что? — с отрешенным видом, ответил король, наблюдавший за разгромом второго эшелона артиллерийского прикрытия.

— Уходим, ваше величество! Скоро здесь будут русские.

— Но… — хотел было что-то возразить Фердинанд, но махнул рукой, нервно сплюнул и стремительно покинул свой пост управления. Битва была проиграна. И, судя по всему, совершенно безнадежно. Эта армия была совершенно нового типа. Он не знал, что ей можно противопоставить.

Тем более, что по всему фронту бойцы бросали позиции и бежали. И пехота, и артиллеристы, и тыловые. Бегство с каждой минутой нарастало, превращаясь во всеобщее. Оно бы и раньше началось, но болгарская армия, будучи продуктом Первой мировой очень медленно управлялась. А развернуть полевую связь просто не успели. Специалистов и провода не хватало и взять их столько сразу было неоткуда.

И уже четверть часа спустя войска русского корпуса стали втягиваться в Софию. Удивительно тихую и спокойную.

1916 год, 2–3 октября, Адрианополь (Эдирне)

Задерживаться в Софии не было никакого смысла. Король сбежал. Администрация, узнав о том, что русские в городе, тоже. Поэтому особенно делать в Софии было нечего… долго во всяком случае.

Меншиков прошелся по Королевскому дворцу, собрав все значимые ценности и реликвии. Заглянул в прочие государственные учреждения, изымая золото, серебро и различные ценные бумаги. Наличность бумажную тоже прихватил.

А потом его бойцы посещали зажиточных горожан, поддерживавших режим и выкупали у них ценности на эти бумажки. Мало кто пошел бы на такой шаг в обычных условиях, но противиться «доброй воле» вооруженных до зубов людей никто сильно не рвался. Так, изредка возмущались. Но больше для того, чтобы сохранить лицо. Потому как задерживаться в столице Болгарии никто из сторонников режима не планировал. Всем было очевидно – взлом фронта, разгром заслона в полевом сражении и бегство короля – это почти верное вторжение сербов. А с ними у Болгар старая и острая вражда… конкуренция за доминирующее положение на Балканах. И уж они-то так мягко обходиться не станут. Поэтому состоятельные люди брали наличность, сдавали золото, серебро, картины, скульптуры и прочее. После чего «делали ноги» с этими кофрами, под завязку забитыми «резаной бумагой».

Максим же погрузил что мог на грузовики корпуса и выдвинулся дальше – на Стамбул. Ведь из Софии туда была фактически прямая дорога. Что не смог загрузить, кстати, он сдал на сохранение по описи в местные банки, чем гарантировал их безопасность. В определенной степени. Грабить отделения банков, в которых хранилось имущество Меншикова сербы бы не рискнули.

От Софии до Стамбула вела хорошая дорога, позволяющая нормально и быстро туда добрать. Не асфальтированное шоссе, конечно. Но добротная дорога старого типа. Просто трамбованная насыпь с каменными мостами. Если не сильно гнать, то вполне сойдет. Главное – что дорога была достаточно ровной и представляла собой довольно широкий тракт. Широкий по меркам того времени, разумеется. В общем – отличный выбор. Всяко лучше, чем по горам кататься. Но была в этом благостном выборе и сложность одна. А именно Эдирне, известное в былые времена как Адрианополь, и турки возле него…

Поняв, что Меншиков взял Будапешт и движется на юг, в руководстве Османской империи пришли к выводу – он идет на Стамбул. Это было несложно.

Русских с самого начала их истории связывали особенные отношения с этим городом. Еще с тех времен, когда они оформились в единый народ, будучи массой разных деноминаций под руководством вождя-дана и его дружины. Дальше – больше. Вражда сменилась любовью и оказалось, что восточнославянские княжества прочно вошли в орбиту культурного влияния Византии. А потом, после завоевания старинного Царьграда османами русские столетиями грезили его освобождением. Что в особенно яркой и болезненной форме проявлялось последние полтора века. Со времен Екатерины II Великой. Стамбул был для имперской России к началу 1914 года идеей-фикс, как и его освобождение. О чем в Великой Порте прекрасно знали. Поэтому закономерно оценили рывок Меншикова на юг как острейшую угрозу для своей столицы.

Ключом к Стамбулу со стороны Балканского полуострова вот больше полутора тысяч лет оставался Эдирне или, как его раньше называли, Адрианополь. Он играл такую же роль, как Смоленск для Москвы. Вот туда-то османы и стали стягивать все свои силы, которые удавалось в сжатые сроки перебросить.

И, в отличие от болгар, к делу они отнеслись очень серьезно. Более того – у британцев и французов имелись бронеавтомобили. Да и вообще – после событий 1914–1915 годов в армии Великой Порты появились средства борьбы с бронетехникой. И гранаты, и крупнокалиберные винтовки, и малокалиберные пушки, благо, что старых 37-мм и 47-мм Гочкисов на их флоте хватало. Для моря они уже устарели, на суше же могли еще послужить. Поэтому их ставили на примитивные кустарные лафеты и направляли в войска. По большей части к Суэцкому каналу для противодействия британским и французским бронеавтомобилям. Однако и в столичном арсенале их было немало. Их ведь там и изготавливали.