Юрий Астров - Квинтовый круг [сборник litres]

Сай тоже курил «Комету». Мы начали курить вместе, в седьмом классе, в декабре, когда вовсю уже шли репетиции новогоднего спектакля.

в скобках

Не представляю, где Сай отыскал ту пьесу. В каком-то старом журнале, только он не признался, насколько старом… Написанная едва ли не шекспировским слогом, пьеса представляла собой смесь «Синей птицы» Метерлинка, сказок Карло Гоцци и «Короля Матиуша». Дикая смесь – но до волшебного органичная, но изысканная, но лёгкая в прочтении. И не только мы с Саем, читавшие едва ли не с младенчества, но и весь театральный кружок Дворца пионеров влюбился в эту странную рождественскую фантазию. Сай принёс пьесу переписанной от руки – журнал в библиотеке ему не дали, и он неделю просидел в читалке. Руководитель наш заменил Рождество привычным Новым годом, и репетиции начались.

Сай играл Короля – в основном потому, что старшие мальчишки-кружковцы были слишком взрослыми для этой роли, а из младших никто не сумел изобразить подобающее величие. У Сая же это выходило безупречно (ведь суетливым чечако на Клондайке не выжить!) – он был настоящий принц, особенно когда девчонки завили ему волосы, от природы совершенно прямые. Чтобы не обижать остальных семиклашек, Валерий Борисыч выдумал роли и для нас – и в сказке появились пять пажей, которые вели действие, не сходя со сцены все полтора часа спектакля.

Старшие хоть пару минут – и много больше! – проводили за кулисами, переодеваясь, подмазывая грим, ожидая своего выхода, а мы были на сцене всё время, словно посредники между зрительным залом и другим миром – миром, где наш Сай был Маленьким Королём.

Роль ему и вправду досталась нелёгкая, и Сай уверял, что должен срочно повзрослеть для неё. Чтобы повзрослеть, необходимо было начать курить (старшие мальчишки курили все до единого, как ни гонял их Валерий Борисыч; девчонки курили тоже, но их никто не подозревал). Партнёром в серьёзных делах ещё со славных времён золотоискательства Сай неизменно выбирал меня.

Мы не дружили. Наверное, следовало нам родиться братом и сестрой: мы читали одни и те же книжки (и никто из наших ровесников не читал СТОЛЬКО), мы сходились во мнениях и играх, мы понимали друг друга так, словно говорили на особом, никому больше не понятном языке, но вот проблемы свои мне и в голову не приходило доверить мальчишке. А Сай вечно вытирал нос Маринке из моего подъезда, таскал её портфель в школу и из школы, потому что Мариночка была не только нытиком, но и вечно больным хлюпиком, и терпеливо пытался заставить её прочитать хоть что-нибудь – ну хотя бы «Мэри Поппинс» – и все десять школьных лет не отступал от этой невыполнимой задачи.

Зато для участия во всяческих авантюрах Сай звал меня. Как и я его. Мы вместе ездили на дальние-дальние дачи за вербами мамам на Восьмое марта (грандиознейший был скандал! тогда мы с Саем второй раз в жизни сидели в милиции – первый раз был бесславным завершением побега в Америку). Мы вместе поджигали квартиру Диванного Злыдня, гнусного мужика из дома напротив, который вышвырнул из окна пятого этажа подъездную кошку (кошка, разумеется, выжила, но это было не первой его мерзостью и даже не самой мерзкой, и сердца наши жаждали мести). Мы вдвоём воровали классный журнал (воровство сие было исполнено блестяще, похитители не найдены), чтобы спасти всё ту же тупую Маринку; впрочем, попутно мы спасли ещё человек восемь одноклассников, иначе бы я на это и не согласилась.

Курение тринадцатилетний Сай тоже считал делом криминальным и ответственным и честно предложил мне принять участие в этом акте взросления. Мы выкурили свои первые сигареты в углу заброшенного балкончика на втором этаже Дворца пионеров – очень торжественно (с молчаливым достоинством!), а потом жевали сосновые иголки, отбивающие запах, и собирали с перил свежий снег, чтобы не было горько во рту.

В моём детстве (дай Бог такое каждому!) не было ничего лучше тех новогодних каникул. Репетиции всё же были работой, безумно интересной и тяжёлой, но и нудной местами, чего стоил только тысячу раз повторенный пробег по зрительному залу и по ступенькам – на сцену: Валерию Борисычу всё казалось, что мы бежим то недостаточно быстро, то недостаточно весело, то пыхтим через меру… Старшие работали почти всё время отдельно, и мы не всегда оставались смотреть на них. Даже полный прогон спектакля никакого особого впечатления на меня не произвёл, только было немножечко страшно из-за сидящих в партере директора Дворца и кучи преподавателей, и было ужасно смешно, когда Валерий Борисыч, тоже сидевший в партере, корчил нам рожи, пытаясь таким образом что-то подсказать, и было очень здорово, когда все эти взрослые нам хлопали.

Каникулы начались для меня после первой ёлки во Дворце пионеров, тридцатого декабря, в одиннадцать часов утра. На первом спектакле. Тёмный зрительный зал, тёмный – и живой, и шумный, шуршащий фантиками и стреляющий хлопушками, зрительный зал замер, когда мы пятеро побежали по проходам к сцене (и каждого из нас сопровождал круг яркого красного света). Я в два прыжка взлетела на сцену, я сорвала в поклоне свой пажеский берет – мои слова были первыми в начавшемся чуде: «Для вас сегодня занавес откроем!»

А когда наши реплики закончились и разошлись кулисы, для меня не стало ни сцены, ни сотни раз виденных и тасканых декораций. То был просто замок – королевский замок, и я сидела на его ступеньках, холодея от ужаса, потому что это не Витька Киушкин из десятого «А» стоял там в чёрном плаще до пола, это был злой колдун, и он, настоящий, реальный, рядом смеялся, как каркал, и я приложила палец к губам, показывая детям внизу, чтобы они молчали, но они и так молчали, и было темно и жутко, совсем темно, только метался по королевской приёмной луч зелёного света…

А потом вышел в приёмную Маленький Король, и зрительный зал исчез для меня тоже. Ведь это был Сай – я его узнала, – и он бродил по странному своему замку, между странными людьми и нелюдьми, и он победил самого себя, и всё чужое зло развеял тоже, и это был Сай.

Я повидала Сая всяким. И при шпаге у пояса и короне на завитых волосах я видела его целых два месяца, так что не в короне и не в шпаге было дело. Наверное, просто время пришло мне влюбиться, – и я влюбилась в Сая в первый день тех новогодних каникул – и навсегда. Я поняла это тем же вечером, когда, отыграв третий спектакль, мы шли все вместе домой, и Сай натягивал на уши мою вязаную шапку, чтобы распрямить свои королевские кудри, а я шла рядом в его кроличьей ушанке и таяла от любви, глядя на него – уже не короля, таяла и нарочно дышала в его сторону, чтобы пар изо рта скрыл от него моё лицо, а Сай поворачивался ко мне беспрестанно и спрашивал: ну как? ну, правда, нормально? – и дыхание наше смешивалось, и я держалась, держалась, чётко ему отвечая, и таяла, таяла, таяла…