Юрий Астров - Квинтовый круг [сборник litres]

Кроме того, белые чечако, жалкие охвостья трусливого шакала, – и-камонасин! [2] Смерть бледнолицым! (Здесь и далее, возможно, великий язык Виннету). – не явились к назначенному времени побега. Сай стоял один, скрестив на груди руки, невозмутимый и гордый. Во рту у него торчала трубка (кривой сучок, отломанный от засохшей смородиновой ветки, но настоящий мужчина не удостоит своим вниманием подобные мелочи). Трубка, видимо, прогорела, потому что Сай выплюнул её и начал переминаться с ноги на ногу и поглядывать в сторону дома. Уже темнело, и ожидаемые с минуты на минуту крики наших матерей могли навлечь на тропу побега проклятия всех индейских богов.

Я вышла из кустов и положила свой рюкзак рядом с рюкзаком Сая.

– Они не придут, – сказала я.

Сай замигал и открыл рот, и я отвернулась, чтобы не видеть его слабость.

Конечно, медвежатины он ещё не пробовал, но семь с половиной лет – достаточно зрелый возраст, чтобы уметь скрывать свои чувства.

– Подслушивала?! Я тебе сейчас…

Я неторопливо выставила перед собой ладонь, почти упершись ему в грудь, и тихо, отчётливо сказала:

– Жалкие чечако испугались твоей тропы, бледнолицый брат. Маниту-синтази-ак-нок-тау [3] Маниту решит их судьбу. . Ты пойдёшь один. Но мне нужен попутчик до Аляски…

Сай посмотрел на меня с сомнением и с ещё большим сомнением уставился на мой рюкзак. Я правильно оценила его взгляд.

– У меня есть пища и оружие, – сказала я. – Нож. Тот самый.

– Дяди Сашин?! – ахнул Сай. – Врёшь ты, Элька!

С молчаливым достоинством я достала из кармана штанов папкин нож – двенадцать лезвий, костяная рукоятка с изображением оскаленной пантеры… гнев отца упадёт мне на голову, но, узнав о моих подвигах…

– Нуша-шух-уни? [4]

– Я собираюсь идти через льды, – сказал Сай, не отрывая глаз от ножа.

– Пешком? – спросила я, усмехаясь.

– В Финляндии я куплю собак. Но они не пройдут через льды. Я продам их на берегу океана и куплю новых на Аляске.

Переход через Северный океан мы представляли одинаково – он заключался в полных смертельной опасности прыжках с льдины на льдину.

– Но ты тоже не пройдёшь через льды, – добавил Сай с презрением.

– Иту-ти-це-ши-ак-ане [5]. Я прыгаю дальше тебя, – напомнила я.

Сай мрачно посмотрел на меня и процедил сквозь зубы:

– Но упряжку поведу я. Это не женское дело.

Собственно, для этого он и был мне нужен. Беспощадная Стрела смертельно боялась больших собак – может, потому, что была пока ещё Цветком Севера.

– Тико [6], – быстро согласилась я. – Пошли.

Я схватила свой рюкзак первой – у Сая был точно такой же, а я не хотела, чтобы они перепутались, ибо великая тайна хранилась в моём рюкзаке, и, раскрыв эту тайну, золотоискатель Сай навеки отвернул бы от меня своё мужественное обветренное лицо.

В отделении рюкзака, закрывающемся на молнию, на самом дне, под прорванной подкладкой, лежал пупсик с тщательно подобранным комплектом одежды. Пупсика звали Катя, у него были настоящие волосы, и был он не менее украденного ножа дорог сердцу будущей дочери прерий.

Двадцать лет прошло с тех пор, как мы бежали на Аляску – я и Сай. Сай – Димка Сайфутдинов, тайная моя, единственная, беспомощная и безумная моя любовь, спрятанная на самом дне, под прорванной подкладкой. Я всегда умела прятать тайны, но Сай, сменивший Джека Лондона на Конан Дойля, а Конан Дойля на Достоевского, Сай видел все мои тайны насквозь. Только я очень долго об этом не знала.

В тот вечер в нашем ларьке не было красного «Винстона», а идти на другой конец микрорайона мне не хотелось. В витрине горела лампа дневного света; я долго разглядывала яркие пачки, выбирая: красный «М» или всё-таки «Честер»?.. А вот эта дешёвая гадость называется «Три короля» – их курили короли? Король Франции, король Англии и король… Швеции… вместе, на военном совете, стряхивая пепел в кофейные чашки и склоняясь над картой Европы… И король Англии обязательно в шляпе… да, в чёрной такой шляпе…

– Лескова?

И, обернувшись, я увидела шляпу короля Англии – точь-в-точь как придуманная мной две секунды назад, но под шляпой совсем не то лицо, знакомое, но не то… Под козырьком ларька вспыхнула яркая зеленая лампа, словно человек в шляпе щелкнул выключателем, чтобы осветить меня. И себя.

– Лескова! – сказал Сай, глядя на меня, как на подарок под новогодней ёлкой.

Только подарком был он, а не я, он был моим подарком, потому что это был Сай, никаких сомнений. Я не видела его со школьного выпускного. Он страшно вырос, но это был он, и я закричала:

– Сай!!

А он закричал:

– С ума сойти!! – и кинулся обниматься, а я поцеловала его в щёку, только надо было что-то вспомнить, что-то очень важное, но это был Сай, и я не видела его десять лет, а он тормошил меня:

– Элька! С ума сойти! Ты за сигаретами? Тебе каких купить? Как всегда? – И он зашёл в дверь, а я осталась стоять на ступеньках, разглядывая зелёный фонарик над вывеской «Табак». Не так уж ярко он горел, этот фонарик, оплетенный тонкими полосками железа; он покачивался, поскрипывал, его тень прогуливалась по ступенькам, наступая на мои туфли… Но витрина? Я же рассматривала в ней сигареты, а теперь вместо неё дверь…

Дверь хлопнула, Сай протянул мне пачку и сказал опять:

– С ума сойти. Сто лет тебя не видел. Ты вообще-то куда идёшь?

– За сигаретами вышла, – сказала я, закуривая. «Комета», ленинградские сигареты, он помнит, что я курю только «Комету», ах, Сай… – Домой, значит, иду.

– Как дела-то, Эль? Замужем?

– Я уже два раза не замужем, – сказала я. – А ты?

– Я? Нет, что ты! А пойдём со мной? У меня там ребята наши, сидели сейчас, школу вспоминали. А тут ты! Пойдём? – Он спускался с лесенки лицом ко мне, придерживая свою шляпу: ветер становился всё сильнее.

– Пьёте там, конечно? – спросила я, забирая у него шляпу, и Сай развёл руками:

– Да там Валька Кречет – как не пить? – Он замолчал на секунду, глядя мне в глаза, и снова заулыбался: – А мы тебе «Эрети» купим. Или уже водку пьёшь?

– Кагор пью, – с достоинством сказала я. – Купишь мне кагор?

– Куплю кагор, – согласился Сай. – Слушай, я так рад тебя видеть! Слов просто нет!

– С ума сойти, – подсказала я, и Сай обнял меня за плечи, а я нахлобучила на него шляпу и, пока он поправлял её, наконец-то посмотрела в сторону, не на его лицо, мне просто необходимо было посмотреть куда-нибудь ещё, чтобы не задохнуться от счастья, не успев на него насмотреться: Сай, Сай…

Вдоль высокого парапета по всей набережной качались фонари на чёрных железных столбах, и в фонарные стёкла стучался, подвывая, ветер. Погода портилась – первый раз за этот сентябрь, город был безлюдный и мрачный, но рядом со мной шёл Сай, иногда забегая вперёд, и его сигарета сыпала искорки. Его сигарета сыпала искорки, когда он взмахивал рукой, рассказывая мне, что вчера впервые в жизни («Стыдно, Сай!») прочёл Фолкнера: «И это был «Осквернитель праха», представь!» О книжках, как всегда, о книжках, нам с Саем всю жизнь не с кем было поговорить о книжках кроме друг друга, и я рассказывала ему про «Шум и ярость», а ветер, может быть, ветер не выл, а напевал, я даже различала слова в его низком, камерном голосе, когда Сай замолкал, чтобы затянуться горьким дымом ленинградской «Кометы».