Юрий Астров - Квинтовый круг [сборник litres]

– Слушай, Вика, – удивлялся Минин. – Ну какой из тебя тренер? Ты сама еще девчонка.

Девочка забрасывала ему на живот белую ногу, заглядывала в глаза, возражала:

– Ты меня, Минин, совсем не знаешь. Я ведь и строгой могу быть! – и командно звонким голосом приказала: – Минин, к снаряду! Приготовиться Мирзозюкину!

– А кто это такой, Мирзозюкин? – наваливаясь и ревниво ища губы, спрашивал Гоша.

Вика со счастливым смехом уворачивалась, потом смирялась, сама подставляла губы и после затяжного поцелуя с легкой одышкой шептала:

– Откуда я знаю? Это я сама придумала. Правда, ведь гадкая фамилия? Мирзозюкин!

Замирала, глядя Минину в глаза.

– Минин, что ты делаешь? Перестань! Я знаешь как устала! На мне словно весь день воду возили, – и тянулась к нему губами, закрыв глаза. – Ну, хорошо, хорошо, только в последний раз, мне завтра четыреста метров в зачет бежать!

В квартиру Минина Вика вошла тоже буднично и обыкновенно.

Вошла, огляделась по сторонам, укоризненно посмотрела на Гошу.

– Слушай, Минин, ты когда здесь последний раз убирал? У тебя даже на полу слой пыли!

Переоделась в его старую рубаху и принялась за уборку.

Рубаха ей была как платье.

Минин сидел на тахте и с удовольствием смотрел на подругу, боясь себе признаться, что он привык уже к ней, так привык, что просто не может без нее. А она кружилась по комнатам, что-то задорно напевая, сдувая со лба постоянно падающую вниз челку, и прямо на глазах происходило чудо – впервые после смерти матери в дом входили порядок и чистота.

– Минин, у тебя «Абсолют» есть? – крикнула она с кухни.

– Какой еще абсолют? – удивился Гоша.

– Ну, которым посуду моют. Ты же, блин, их года три только споласкивал, их даже в руки противно взять!

Пришла усталая, раскинулась на диване, забрасывая голые ноги Минину на колени.

– Ну ты, Минин, унавозился! Аж взопрела! – дрыгнула ногой, отгоняя назойливую, как муха, руку Гоши. – Отстань! Мне сейчас ванную принять надо. У тебя там шампунь какой-нибудь есть? Я что-то не видела. Мне вообще-то итальянский ужасно нравится, «Леди Яблоко» называется.

«Надо нарисовать, – подумал Минин. – Только перед этим зайти в магазин и посмотреть, как он выглядит».

– Я вчера курсовую работу написала, – сказала Вика, глядя в потолок. – Музыкальная ритмика как элемент тренировки.

– И как? – осуществляя легкую разведку пальцами, спросил Гоша.

– Еще не проверили, – Вика села, сбрасывая ноги на пол. – Все. Не лезь. Я в ванную пошла. А ты подумай, что есть будем. Я ведь проголодалась, когда всю эту грязь выносила!

И унеслась в ванную, дробно стуча босыми пятками своих спортивных ножек по паркету полов. В ванной зажурчала вода, потом зашумел душ, слышно было, как Вика напевает что-то из репертуара Аллы Пугачевой. Минин с улыбкой посидел на диване, потом встал и пошел на кухню. Там все сияло чистотой, даже тарелки были вымыты до хруста. Он полез за холодильник, достал бутылку «Божоле» урожая тысяча семьсот двадцать третьего года, которую он подсмотрел в музее вин и нарисовал в два вечера. А в холодильнике давно уже томились фрукты, розоватая семга и форель, сыр, коробка конфет «Ассорти», огромные и зеленые польские яблоки и крапчатые бананы из Гвинеи-Бисау. Все это заняло свое место на столе и выглядело так празднично, так красиво, что Минин пожалел об отсутствии у него бокалов, в которые всегда полагалось наливать вина.

– Минин! – позвали из ванной. – Будь другом, притарань мне рюкзачок!

С рюкзачком подруги в руке Гоша подошел к дверям ванной.

– А зачем он тебе?

Дверь открылась, и его встретила сияющая улыбка, гордо вздернутый нос и темные от воды волосы;

– Как это зачем? – удивилась Вика. – Там у меня свежие трусики лежат! Слушай, Минин, ну раз уж ты здесь, может, ты мне спинку потрешь?

Позже уже, за столом, сидя в любимой рубашке Минина и разглядывая выставленное Гошей гастрономическое великолепие, растроганно сказала:

– Ну, Минин, ты даешь! Умеешь ты устроить девушке праздник!

Встала, обняла Гошу со спины сильными руками в редких веснушках, нежно поцеловала в ухо.

– А постель ты постелил? – разочарованно вздохнула: – Ну вот, блин, я так и знала!

Ночью они стояли на балконе и смотрели на звезды.

– Знаешь, Минин, – доверительно сказала Вика, уютно устраиваясь под его рукой. – Вот было бы хорошо, если бы был такой остров, на котором бы жили только хорошие люди, и у нас там имелся свой дом. Мы бы ходили к другим в гости, купались бы в море, и ты рисовал бы свои картины. А я бы учила негритят спортивной гимнастике и акробатике. Мне надо за жизнь обязательно воспитать чемпиона мира или Олимпийских игр, чтобы не говорили, что я зря училась в институте. Только надо, чтобы обязательно на острове росли бананы и яблоки, я их ужасно люблю!

«Надо обязательно написать, – сонно подумал Минин. – Остров и океан».

Вика птичье клюнула его снизу в подбородок.

– Слушай, Минин, я уже замерзла. Ты можешь донести меня до кровати? Ты ведь не слабак, да?

Кто бы после таких слов признался, что он слабак?

Соломону Георгиевичу Гоцу Вика понравилась.

– Хорошая девочка, – вытирая усы от вина, сказал он. – Вы за нее держитесь, Гошенька, без нее вы пропадете. Хорошее вино! Что это?

Долго и уважительно рассматривал бутылку из-под «Божоле», потом поднял на Гошу проницательный взгляд. Такой бывает лишь у жуликов, милиционеров и дельцов, но кто в наше время скажет, что это не одно и то же?

– Забурели, Гошенька, забурели, – констатировал старик. – А у меня к вам предложение. Есть командировка в район области. Местные власти хотят художественно оформить свой дом культуры. Деньги у них есть, так что работать в долг не придется. Хотите взяться? Из уважения к вам предлагаю шестьдесят процентов.

Соломон Георгиевич Гоц давно работал в культуре, эксплуатируя молодые таланты и тех, кто по простоте своей душевной не мог себя подать. Гоше Минину частенько приходилось батрачить на него, но никогда еще старик не был так щедр.

Но Гоше это было не нужно. Да и не хотел он уезжать, оставив девочку Вику на целый месяц, а то и больше одну.

Соломон Георгиевич покачал седой головой.

– Жаль, Гошенька, жаль. У вас воображение. Но не буду настаивать, тем более что я вас понимаю, так понимаю, – и покосился на дверь кухни, за которой что-то напевала Вика. – Славная девушка, очень славная. А что Чебаков, он сейчас сильно пьет или с ним можно договориться? Не подведет?

Витьку Чебакова, художника-декоратора и друга своей юности, Минин не видел с месяц, в чем честно признался Соломону Георгиевичу.

– Даже так? – старик кивнул. – Ну, что же, не буду вас задерживать. Кстати, Гошенька, если вы нуждаетесь в деньгах… Правда, судя по коллекционным винам, я бы этого не сказал. Эта бутылочка на аукционе потянет тысячи три-четыре в «зеленых». Любимая бабушка оставила вам свои сбережения? – увидев, что Минин хочет что-то сказать, предупредительно поднял руки. – Все, все, молчу! Буду благодарен вам, Гошенька, если вы нальете мне еще полбокала. Наконец-то вы обзавелись достойной посудой. Красивые бокалы, с радостью купил бы дюжину таких в свою столовую.