Энтони Райан - Песнь крови

Внимание Ваэлина было в основном поглощено Меченым, однако же он невольно прислушивался к словам Каэниса. Окинув взглядом подземный зал, он обнаружил, что к потолку тянутся семь колонн и у основания каждой виднеется своя эмблема.

— Когда-то их было семь… — пробормотал он.

— Ну конечно! — с энтузиазмом воскликнул Каэнис, расхаживая по залу и осматривая поочередно каждую из колонн. — Семь колонн! Вот и доказательство, брат. Когда-то их было семь.

— О чем это вы болтаете? — осведомился Норта. Его щеки снова порозовели. В противоположность Дентосу, он, казалось, был не в силах отвести взгляд от своего убитого противника, и меч его до сих пор был в крови.

— Семь колонн, — ответил Каэнис. — Семь орденов. Это древний храм Веры.

Он остановился возле одной из колонн, вглядываясь в украшающую ее эмблему.

— Змея и кубок. Ручаюсь, что это и есть эмблема Седьмого ордена.

— Седьмого ордена? — Норта наконец оторвал глаза от трупа. — Никакого Седьмого ордена нет.

— Сейчас — нет, — объяснил Каэнис. — Но когда-то…

— Не сегодня, брат, — перебил его Ваэлин. И обернулся к Норте: — Вытри клинок, заржавеет.

Баркус разглядывал сваленные на столе сокровища, пересыпая в руках золото и серебро.

— А хорошие вещицы! — с восхищением сказал он. — Знать бы — мешок прихватил бы.

— Интересно, где они все это взяли? — сказал Дентос, вертя в руках серебряное блюдо с замысловатым орнаментом.

— Наворовали, — ответил Ваэлин. — Берите, что хотите, только смотрите, чтобы это не мешало вам двигаться.

Меченый коротко гавкнул, указывая мордой на глухую стену слева от Ваэлина. Баркус подошел поближе, осмотрел стену, постучал по ней кулаком.

— Просто стенка.

Меченый подбежал и принялся принюхиваться к подножию стены, царапая лапами кладку.

— Наверно, там потайной ход, — Каэнис подошел и провел руками вдоль краев стены. — Тут где-то должна быть кнопка или рычаг.

Ваэлин вытащил секиру из обмякшей руки человека, которого он убил, подошел и принялся рубить стену. Он рубил до тех пор, пока в кладке не появилась дыра. Меченый снова гавкнул, но Ваэлину не было нужды в собачьем чутье, он и сам понял, что там, за стенкой: он отчетливо чувствовал сладковатый и тошнотворный запах гниения…

Он переглянулся с Каэнисом. Брат смотрел на него сочувственно.

«Френтис… «Хочу быть братом… Хочу быть как вы…»

Он еще яростнее замахал секирой. Кирпичи и раствор рассыпались облаком красной и серой пыли. Братья присоединились к нему, подхватив те орудия, какие нашли. Баркус взял топорик, снятый с противника, Дентос отломал ножку от стула. Вскоре они проделали в стене отверстие, достаточно широкое, чтобы в него войти.

За стеной была длинная узкая комната. Висящие на стене факелы давали достаточно света, чтобы озарить сцену из кошмара.

— О Вера! — в ужасе воскликнул Баркус.

Под потолком висел труп, скованный цепью за щиколотки. Его руки были притянуты к груди кожаным ремнем. Он, очевидно, провисел так уже несколько дней, посеревшая плоть провисла и начала отделяться от костей. Зияющая рана на шее ясно говорила о том, как именно он умер. Под трупом стояла чаша, черная от запекшейся крови. В комнате было подвешено еще пять трупов, и у всех перерезаны глотки и внизу подставлена чаша. Они слегка покачивались на сквозняке, тянущем сквозь дыру в стене. Вонь была сногсшибательной. Меченый морщил нос и старался держаться поближе к стене, подальше от трупов. Дентос уткнулся в угол и принялся блевать. Ваэлин подавил желание последовать его примеру и принялся обходить трупы, заставляя себя смотреть в лицо каждому. Все эти люди были ему незнакомы.

— Что же это такое? — спросил Баркус с изумлением и омерзением. — Ты же говорил, что это обычный преступник!

— Ну, похоже, это преступник с большими амбициями, — заметил Норта.

— Нет уж, это не обычная уголовщина, — тихо сказал Каэнис, вглядевшись в один из подвешенных трупов. — Это… что-то другое.

Он опустил взгляд на почерневшую от крови чашу на полу.

— Что-то совсем другое.

— Но что же?.. — начал было Норта, но Ваэлин вскинул руку, призывая его замолчать.

— Слушайте! — прошипел он.

До них доносился слабый, странный звук: голос, что-то читающий нараспев. Слова были неразборчивые, непонятные. Ваэлин пошел на голос и обнаружил нишу, а в нише — дверь, слегка приоткрытую. Опустив меч, он приотворил дверь носком сапога. За дверью обнаружилась еще одна комната, на этот раз — грубо вырубленная в скале, омытая алым заревом пламени. Густые тени метались над зрелищем, от которого Ваэлин еле сдержал вопль ужаса.

Френтис был привязан к деревянной раме, стоящей перед пылающим открытым огнем. Рот у него был плотно заткнут кляпом. Мальчик был обнажен, его торс был исчерчен множеством порезов, образующих на коже замысловатый узор, по телу струилась кровь. Глаза у него были широко распахнуты, в них стояла боль и ужас. При виде Ваэлина глаза распахнулись еще сильнее.

Рядом с Ваэлином стоял человек с ножом, с обнаженным торсом. Бугры мышц на руках и жесткие, угловатые черты лица обличали в нем огромную силу. Человек был одноглазый. В пустую глазницу был вставлен гладкий черный камень. Человек обернулся к Ваэлину, и в камешке отразился красный огненный блик.

— Ага, — сказал человек. — А ты, должно быть, наставник.

Ваэлину никогда прежде по-настоящему не хотелось убивать, он никогда не испытывал подлинной жажды крови. Но теперь она взметнулась в нем, и песнь ярости ослепила его разум. Он стиснул в кулаке рукоять меча, шагнул вперед, готовясь атаковать…

Он так и не понял, что произошло и откуда взялось это оцепенение, сковавшее его мышцы. Он просто вдруг обнаружил, что лежит на полу, что легким не хватает воздуха, что меч с лязгом вылетел у него из руки. Ступни и кисти сделались ледяные. Он попытался встать, но никак не мог найти опоры и бестолково размахивал руками и ногами, точно пьяный. Одноглазый отошел от Френтиса, его нож казался окровавленным желтым клыком в свете пламени.

— Эй, Одноглазый! — гаркнул Баркус, врываясь в комнату вместе с остальными. — Смерть твоя пришла!

Одноглазый человек вскинул руку почти небрежным жестом, и дорогу братьям Ваэлина преградила огненная стена. Они отшатнулись. Огненная стена охватила комнату кольцом, встав от пола до потолка — сплошной барьер клубящегося пламени.

— Люблю огонь, — сказал Одноглазый, снова обратив свое угловатое лицо к Ваэлину. — Погляди, как пляшет! Красиво, не правда ли?

Ваэлин попытался было сунуть руку под плащ, за охотничьим ножом, но обнаружил, что рука дрожит и не слушается.

— А ты силен, — заметил Одноглазый. — Обычно они и шевельнуться-то не могут.