Скотт Оден - Стая воронов [litres]

Нехтан был на голову выше ее, но худ, как щепка; на нем серебрилась кольчужная безрукавка из наползающих друг на друга чешуек, мастерски вырезанных в форме вороньих перьев. Под ней сиял лунным светом потертый шелк. В полупрозрачной коже Нехтана, его светлых волосах и впавших щеках Кормладе виделось сходство с ее матерью – ведь оба они были выношены в одном чреве. Но если глаза ее матери были темны, словно ночная бездна, то глубокие, с прожилками глаза Нехтана цвели зеленью древних дубовых листьев и сияли дивным светом Иномирья.

Они приковали ее к земле. В их изумрудных глубинах ясно читалось: если она посмеет солгать, ее жизнь оборвется немедленно.

– Что ты здесь делаешь?

– Ищу фомора .

– Зачем?

– Хочу посмотреть на него своими глазами.

Нехтан усмехнулся – так же ласково, как если бы провел по камню острием ножа.

– Ах вот что, дочь Мурхады. Не смею мешать, – Нехтан с чрезмерной осторожностью отступил в сторону, но длинных пальцев на ее шее не разжал – Кормлада поняла, что так стала частью его колдовства.

– Он нас не увидит, – ответил на ее немой вопрос Нехтан. – Лишь темную ночь. Наши голоса для него – просто комариный писк. Он там, в тени Камня Бруль.

Кормлада увидела скорчившуюся во тьме неясную фигуру.

– Можно подойти ближе?

Нехтан был не против. Они медленно приблизились к камню.

– Откуда взялась эта тварь?

– Кто знает? Когда мир был еще молод, его народ приплыл с севера на волчьих кораблях с черными носами. Кто-то считает, что их изгнали северные боги, но я думаю, они явились просто чтобы жечь и грабить селения. Понимаешь, они не способны творить – только разрушать, они пышут жаром и зловонием войны, но и ее им никогда не бывает достаточно.

– Но разве наш народ их не победил?

Нехтан замолчал, Кормлада чувствовала, что мысли его обращены к далеким, давно прошедшим временам. Когда он заговорил вновь, его голос звучал глухо и был полон глубокой печали.

– Не сразу. Нас разбаловал мир. Фоморы застали нас врасплох, их подлый вождь Балор Дурной Глаз укрыл их туманом. И лишь когда он и его поганые собратья пожгли зеленые долины на холме Слейн, Туат вступили с ними в бой. Мой сородич, Луг Длиннорукий, пустился за ними в погоню – фоморы уже отступали с рабами и всем награбленным к кораблям. Но мы нагнали их на равнине Маг Туиред и перебили многие тысячи. Луг своей рукой убил их проклятого вождя и выбросил его голову в море.

– И зачем же вернулся этот?..

– Для меня это загадка, – ответил Нехтан. – Смотри же, дочь Мурхады… перед тобой заклятый враг нашего народа.

Теперь Кормлада отчетливее видела припавшую к земле фигуру – настолько же хищную и дикую, насколько был воздушен Нехтан. Голый по пояс, в грязном килте и с метлой в узловатых руках – без сомнения, под действием чар он считал ее копьем; из-под вуали нечесаных черных волос с вплетенными в них костяными и серебряными бусинами горели угольями узкие прорези глаз. В его голове роились какие-то темные мысли, и он кривил жесткие губы в клыкастой ухмылке.

Будто волк на врага скалится , подумала Кормлада. Существо пробормотало что-то на незнакомом ей языке.

– Он выглядит… знакомо, – сказала Кормлада, чувствуя, как с каждым взглядом растет в ней беспокойство.

Нехтан в озорном изумлении вскинул бледные брови.

– Не сомневаюсь. Видишь его скулы? И этот острый нос. Ему бы еще бороду, густую и черную, как сорная трава, – и родовое сходство будет потрясающим.

Кормлада невольно попятилась, чуть не разрушив чары Нехтана. И задохнулась, будто тварь на нее замахнулась.

– Бьярки! Он похож на Бьярки! Но… к-как? Как такое возможно?

– Думаю, какая-то датская шлюха раздвигала ноги за деньги, не обращая внимания, человек с ней или фомор . Кровь твоего Полудана такая жидкая, что на него не обращают внимания даже mná sidhe . Но этот… проклятие Старого мира, семя самого Балора… не просто полукровка, заигравшийся со смертными Эриу во власть.

Кормлада вздрогнула, стряхивая с себя изумление от этого открытия.

– Как ты с ним поступишь?

– А как поступает с мышью кот?

– Ты его убьешь? – в жутких глазах Туат появилось подозрение, и Кормлада подняла руку, не дав себя прервать. – Я давно ищу управу на Бьярки, но все тщетно. До сегодняшнего дня. Этого он боится – хоть я и не совсем понимаю, почему . Скоро старый дурак мак Кеннетиг проиграет войну, и Бьярки восторжествует. И обыграть его уже не получится. Мой сын и туповатый братец станут его марионетками, а сам он будет править Эриу.

– А если мак Кеннетиг выиграет эту вашу войну?

Она наградила Нехтана тяжелым взглядом.

– Как бы храбры ни были его голозадые гаэлы, у них нет шанса против норманнских копий. Нет, вопрос лишь в том, кто воцарится после, Бьярки Полудан или…

– Или Кормлада, – закончил Нехтан.

Она подтвердила его догадку легким кивком.

– Вот и мое долгожданное преимущество. Понимаю, ты хочешь его убить, но, может, ты вместо этого его зачаруешь? Наложишь более могущественное заклятье. Может, гейс?

– Навечно пленить последнего из фоморов , – задумчиво произнес Нехтан и нахмурился. – Признаюсь, звучит заманчиво. Но такие чары… наложить нелегко.

– Но возможно?

Дивные глаза Нехтана сузились, вокруг него начали сгущаться тени, и его точеное лицо озарила недобрая усмешка.

– О, это возможно… Особенно если фомор умрет.

Когда предрассветное небо посветлело, а звезды поблекли, ирландцы – и Этайн вместе с ними – покинули лагерь и пошли вверх по южному склону Каррай Ду. Стреноженных, привязанных к деревьям пони и засыпанный костер они оставили внизу, под присмотром похрапывающего великана Конана. К их возвращению он должен был уже убраться восвояси – по крайней мере, так сказала Этайн; и Дунлайнг, чьи ребра и самолюбие все еще саднили, считал, что туда псу и дорога. Сердитый молодой ирландец шел первым, осторожно пробираясь через редкий лес; чем ближе они были к вершине, тем круче и опаснее становилась каменистая дорога. Ни у одного из них не было при себе доспеха – ни хауберков, ни шлемов, ни даже так любимых гаэлами круглых деревянных щитов, обитых кожей – но двигались они тихо и главным своим преимуществом почитали хитрость.

Следом шла Этайн, за ее плечами висела обернутая в несколько слоев плащом сумка. Она не доверяла корноухому Дунлайнгу, все еще похотливо поглядывавшему на нее, но верила – насколько вообще могла верить незнакомцам – его старшим спутникам, шедшим позади. Они были не из тех, кто легко нарушает данное Богу или человеку слово. И хотя все тело ныло, а глаза горели огнем и слезились от усталости, она взбиралась вверх безо всяких жалоб.