Валерий Большаков - Союз нерушимый? [litres]

– Кого? Михи?

– Вакарчука!

– А-а… Нету… Но я могу нарисовать!

– Хорошо рисуешь? – приподняла бровки Исаева.

– Ну так, немножко… – неожиданно застеснялся Бес, и Марина подумала, что еще не все с ним потеряно.

– Рисуй!

– Щас я!

Заняв у младшего братца школьный альбом и карандаш, Алексей уверенно набросал прорись мужского лица – крупного, почти квадратного. С каждым нанесенным штрихом смутная картинка проявлялась все яснее – карандаш будто наводил резкость, добавляя черту за чертой. Широковатый нос… Густые брови… Большой рот… Капризно опущенная нижняя губа… Брыластые щеки… Чуть оттопыренные заостренные уши…

К такой физиономии подошла бы пышная копна курчавых волос, как у Дюма-отца, но Вакарчук носил короткую, словно прилизанную прическу. Лицо дышало животной силой, но все портили неожиданно маленькие глазки, сбежавшиеся к носу – они придавали «дяде Степе» трусоватость и в то же время – порочность.

«А парень талантлив…» – заметила Марина.

– Вот, – сказал Бес несмело, протягивая портрет.

– Недурно… – протянул Ершов. – Где он живет, не знаешь?

Лёха замотал головой.

– Ладно, – легко смирился Григорий, – найдем. Значит, так. Мы не станем тебя привлекать, если согласишься нам помочь…

– Да, конечно! – пылко отреагировал Бессмертнов. – Да я…

Марина жестом утихомирила Беса.

– Тогда слушай внимательно, а лучше сразу записывай. Составишь донесение для Вакарчука, как вы и договаривались. Сообщишь все, что ты узнал, – имя, место работы… Пиши, пиши! Я буду диктовать.

Алексей вооружился ручкой и тетрадным листком.

– Пиши: «Зовут Миха… Тире. Михаил Иванович Зорин, работает в городской поликлинике, санитаром на «скорой». Завтра…» Написал? «Завтра узнаю адрес, где он живет». Все.

Марина перечитала записку и кивнула.

– Положишь в ячейку ровно в три и можешь быть свободен. Завтра тебе передадут адрес – составишь такое же сообщение. Понятно? Учти: за тобой будут следить, но ты не должен оглядываться и обращать на себя внимание – нас интересует Вакарчук. Веди себя как всегда. Все понял?

– Так точно! – выдохнул Бес и преданно уставился на Исаеву.

– Вольно, – улыбнулась Марина. – Надеюсь, не стоит напоминать, что рассказывать о нашем визите… мм… не рекомендуется?

– Помалкивай, короче, – пробурчал Ершов.

Оперативники вышли, и Алексей очень медленно, очень тихо притворил за ними дверь.

Все пять уроков я отбыл, тихо млея и огорчаясь звонкам на перемену. Ведь тогда предмет моего обожания покидал класс, а не сидел рядом, совсем близко, часто касаясь моей трепещущей натуры то плечиком, то ножкой, ласково улыбаясь мне, мне одному, и счастливо румянясь.

Я уже прекрасно понимал, что влюбился, мне было весело и грустно, вот и подначивал себя, иронизировал, лишь бы сбить градус смущения и растерянности. Дескать, старикашка, а туда же – втюрился, как мальчик! Даже словечки подыскивал погрубее да посмешнее, как будто это могло что-то изменить. Впрочем, тот короткий период времени, когда меня одолевал испуг и я метался, пытаясь хоть как-то «излечиться», незаметно прошел. У меня больше не было желания покончить с моим чувством. Наоборот, я был счастлив, что и меня постигла школьная любовь, чего не удалось испытать в «прошлой жизни».

Я узнавал это прекрасное и ужасное состояние, когда весь мир побоку и только один человек на всей планете интересует тебя по-настоящему. Одна девочка. Девушка. Инна.

Вот только, кроме нечаянной любви, во мне не остывало и другое чувство – долга. Сегодня я уже почти собрался проводить Инну до дому, и тут нарисовался Лушин.

– Привет лауреатам! – бодро воскликнул он. – Пошли знакомиться!

– С кем? – кисло бросил я.

– Здрасте! С начальником Центра. Забыл, что ли?

Уныло вздохнув, я ответил:

– Пошли…

Мы спустились в школьные мастерские, и я издали услыхал громкий голос дяди Вили, нашего трудовика, – он был глуховат и потому всегда разговаривал на повышенных тонах. Наверное, ему казалось, что и нам его плохо слышно.

Дяде Виле отвечал спокойный басок. Заглянув в слесарную мастерскую, я увидел учителя труда – седого, но бодрого, в неизменном черном халате. Напротив стоял плотный мужчина с короткой стрижкой, как у призывника. Да и одет он был на армейский лад – в форменные штаны цвета хаки и гимнастерку. Разве что куртка, утепленная овчиной, выбивалась из стиля. Зато выправка в стриженом чувствовалась. Пожилой, но крепкий, он с интересом разглядывал новенький токарный станок.

– Рекомендую – Вайткус Арсений Ромуальдович, – тоном шоумена затараторил Лушин, – мастер на все руки, изобретатель и рационализатор! А это наш лауреат – Гарин Михаил Петрович!

– Просто Миша, – улыбнулся я, протягивая Вайткусу руку.

– Здравствуйте, Миша, – «изобретатель и рационализатор» растянул губы в ответной улыбке и словно помолодел. – Первый раз жму руку участнику ВДНХ!

– Привыкнете! – утешил я его, и Арсений Ромуальдович беззвучно рассмеялся.

– Товарищ Вайткус в партии с тридцать девятого года, – журчал комсорг, – прошел всю войну и даже больше – начинал бить врага еще на Халхин-Голе, а закончил осенью сорок пятого в Дайрене, когда наши расколошматили Квантунскую армию!

– Дайрен – так говорили японские оккупанты, – поправил его Вайткус. – Правильно будет – Далянь. А по-нашему – Дальний.

– Вы, по-моему, служили куда дольше, – пошутил я.

– Армейская привычка! – хохотнул Арсений Ромуальдович, оглядывая свою одежку. – Задержался после войны в ГДР, вот и въелась служба.

Лушин проявил нетерпение и встрял, убыстряя темп знакомства.

– Товарищ Вайткус, – сказал он торжественно, – вручаю вам ключи! – передав Арсению Ромуальдовичу звякнувшую связку, комсорг тут же забрал ее обратно, перебирая: – Вот этот – от гаража, этот – от подсобки, вот – от мастерской, а вот – от сейфа.

Терпеливо дождавшись, когда же ему, наконец, вручат обещанное, Вайткус коротко поблагодарил Лушина за оказанное доверие, и тот дал задний ход.

– В мастерской вашей – голяк, – сказал дядя Виля, качая головой вслед удалявшемуся комсоргу. – Вы, Арсений, если что надо, обращайтесь – у меня и сварка есть, и станки…

– Обязательно, – кивнул начальник Центра. – Ну что, зам по научной части? Глянем?

– Глянем, – сказал я. – Я только в раздевалку сбегаю!

Разумеется, Инна уже ушла, так что я торопливо накинул куртку и побежал исполнять долг.

Когда мы с Вайткусом покинули школу и зашагали по заснеженному футбольному полю, Арсений Ромуальдович сказал неторопливо:

– Вы, Миша, не обращайте внимания на мою должность, я и сам отношусь с юмором к своему «высокому положению». Просто… Я второй год на пенсии и, честно говоря, замаялся отдыхать, пускай и заслуженно! Повкалывал на даче, на рыбалку поездил… Ну не мое это! Нет, рыбку на зорьке потягать – это самое то, но в выходные, а не так, чтобы изо дня в день! И тут из райкома подкатывают – надо, дескать, молодежь научно-техническим творчеством охватить. Ладно, говорю, охватим… Не вопрос. А потом меня райкомовские просветили насчет ваших планов, и мне понравилось. В общем, Миша, я буду на подхвате. Если надо, загружайте меня работой – я все станки знаю, полжизни на них отработал, и на прецизионных, и с ЧПУ.