Дженнифер Доннелли - Сестрица [litres]

– Где наша корзина? Съели вместе с яйцами?

– Не надо…

– Ну вот, а я ищи теперь другую.

– …хватит! – завопила Изабель, да так, что сама прикрыла уши ладонями. Выскочив из кухни, она побежала наверх – переодеться.

Какое облегчение – выбраться из платья, которое заскорузло от высохших яиц и хрустит, словно меренги! Поставив на бюро тазик для умывания, Изабель плеснула в него воды из кувшина, намочила тряпочку и стерла последние следы яиц с шеи. Пару минут спустя она уже стояла в коридоре, застегивая последние пуговицы на чистом платье. Но едва она начала спускаться с лестницы, как позади нее прозвучал голос:

– Где ты была, Изабель?

Сердце девушки ушло в пятки. «Только не сейчас, Маман», – подумала она. Ей предстояло закончить возню с Мартином, а потом взяться за длинный список домашних дел. У нее просто не было времени убеждать мать в том, что сегодня им не надо ехать на бал, званый обед или садовую вечеринку.

Тут из спальни матери появилась Тави, которая только что принесла поднос с чаем.

– Гулять ходила, – сказала она, беря мать под локоток и уводя ее назад, в комнату.

– Правда, Октавия? – пропела мать, прижимая к груди ладонь. – С кем же? С шевалье? Или с виконтом?

– Нет, с принцем Омлетом! – сказала Тави и через плечо подмигнула Изабель.

Та нахмурилась, но все же мысленно поблагодарила сестру за то, что та ловко отвлекла Маман. Ей удалось спуститься по лестнице и выскользнуть из дома, прежде чем мать успела придумать новые вопросы.

Надо отвести Мартина на выгон. Изабель направилась к конюшне, взяла недоуздок и подошла к коню.

– Ну вот, Мартин, я отмылась. И ты у нас тоже чистый. Это уже кое-что, – сказала она. – Будем надеяться, что остаток дня пройдет спокойно и мирно. – И она криво улыбнулась. – Хотя… что еще может пойти не так после эдакой катастрофы?

Старый конь стоял у конюшни, в тени высокой березы, низко опустив голову. Подойдя к нему поближе, Изабель поняла: Мартин нашел что-то в траве. Сначала он тыкался в свою находку носом, потом стал рыть землю копытом.

– Что там у тебя, старина? Ромашка?

Она знала, что коню нравятся мелкие белые цветочки с желтой середкой, которые часто попадались у конюшни, но едва Мартин поднял голову, девушка поняла, что на этот раз дело не в ромашке.

В зубах у Мартина болталось бесценное жемчужное ожерелье.

Изабель и Мартин легким галопом скакали вверх по извилистой, обсаженной с двух сторон деревьями подъездной аллее замка Риголад.

Когда прошел первый шок при мысли о том, что конь едва не проглотил пригоршню бесценных жемчужин, Изабель выхватила ожерелье у него из зубов, отмыла от слюны и сунула в карман. Украшение принадлежало маркизу или кому-то из его друзей, это было ясно. Когда та маленькая обезьянка – Нельсон – подстрелила куриного вора, ожерелье было на ней.

«Его хозяин, кем бы он ни был, наверняка очень огорчен пропажей», – подумала Изабель. Еще бы: каждая жемчужина – величиной с лесной орех!

Добравшись до конца аллеи, Изабель завертела головой в поисках конюшни, думая, что попросит грума приглядеть за Мартином и заодно доложить о ней маркизу. Но ничего похожего на конюшни рядом не было: только сам замок впереди, журчащие фонтаны, кусты роз, дубы и аккуратно подстриженные лужайки.

Людей тоже не было видно – ни горничной, ни лакея, ни садовника, ни тем более маркиза или кого-нибудь из его друзей. Сидя верхом на лошади посреди двора благородного вельможи, Изабель вдруг почувствовала себя неловко, а потому решила спешиться, подойти к дому и постучать в дверь. И тут услышала музыку, доносившуюся откуда-то из-за здания. Мелодия подошла к концу, медленно, нестройно – как будто один из музыкантов сделал ошибку, и весь оркестр перестал играть, но не сразу, а вразнобой, – потом зазвучала снова.

Держа Мартина в поводу, Изабель пошла на звук и обогнула угол замка. Там лужайка шла под уклон, перетекая в широкую поляну, окаймленную с трех сторон могучими дубами. На дальнем от дома краю поляны шло строительство сцены, которое уже заметно продвинулось. Изабель увидела мужчину, стоявшего на верхней ступеньке лестницы, спиной к ней: он что-то приколачивал молотком.

Рядом, на тенистой террасе замка, люди из свиты маркиза были заняты чем-то вроде репетиции пьесы. Музыканты сидели в креслах на одном конце террасы и морщились, слушая, как дирижер распекает их. Актеры бродили по другому концу, где не было мебели. Одни держали в руках листки с ролью, другие потрясали копьями и мечами. Неподалеку стояли сундуки с откинутыми крышками, из них вываливались на пол сценические костюмы. Четыре обезьянками с воплями носились от сундука к сундуку, гонялись друг за другом, прятались в реквизите, затевали возню то со стеклянными бусами, то с короной из фольги.

Нервно теребя поводья Мартина, Изабель похромала к террасе. Кое-кто из актрис тут же поглядел на нее. Все женщины были старше Изабель, одеты в роскошные платья, и она сразу почувствовала себя скучной и блеклой в сравнении с ними. Она узнала диву, элегантную и надменную; волшебницу, которая ела персик так, что умудрялась даже ему придать загадочный и таинственный вид; акробатку – та вертела тарелочку на пальце; и одну из актрис, со скипетром и в рыжем парике.

Первой с ней заговорила волшебница:

– Ты ведь Изабель, не так ли? Это ты показала нам дорогу сюда или я ошибаюсь? – Ее глаза озорно сверкнули. – А я тут всех о тебе расспрашиваю. Говорят, ты сводная сестра нашей королевы, та самая, некрасивая.

Изабель сразу захотелось куда-нибудь спрятаться. Теперь и эти прекрасные женщины знают, кто она такая, и наверняка не захотят иметь с ней дело.

Волшебница заметила ее смущение.

– Это ничего, детка. «Страшная» – не такое плохое слово, поверь, – сказала она и подбросила в воздух персиковую косточку. – Нас всех когда-то так называли, и ничего: как видишь, мы живы-здоровы, – добавила она, ладонью стирая сок с подбородка.

– Вообще-то, нам случалось слышать оскорбления и похуже, – заметила актриса.

И тут со всех сторон полетело одно, другое, третье. Вредная. Настырная. Упрямая. Вздорная. Капризная. Сварливая. Злая. Бессердечная. Неисправимая. Аморальная. Честолюбивая. Гадкая. Неуправляемая.

– «Страшная» – это еще ничего, – подытожила дива. – «Красивая»… вот опасное слово.

– На эту наживку ловятся сразу, а убивает оно медленно, – сказала акробатка.

– Назови девушку красоткой, и она из кожи будет лезть, чтобы слышать это снова и снова, – добавила волшебница.

С этими словами она вытянула из-за отворота своего пиджака длинный шелковый шнур, ловко перебросила один конец через толстый сук большого дерева, которое росло возле террасы, и закрепила ниже, вокруг другой ветки. Потом вскочила на стул под деревом и завязала свободный конец шнура петлей со скользящим узлом.