Дженнифер Доннелли - Сестрица [litres]

Как только они отъехали, из-за развалин показались двое: старуха во всем черном и молодой мужчина в синем камзоле и бархатных кюлотах.

– Она справилась. Признаюсь, я сомневалась, – заговорила Танакиль, когда двое подошли ближе. – Но девочка оказалось храброй. Храбрее, чем она думает.

– Я пришла за картой. Она моя, – сказала Судьба. – Верни ее мне.

– Нет, мне. Я же выиграл пари, – возразил Шанс.

Танакиль повернулась к старухе:

– Ты больше не станешь писать за Изабель ее жизнь. – Взгляд ее зеленых глаз устремился к Шансу. – А ты не сможешь влиять на нее, – продолжила она. – Ее жизнь теперь – как чистое поле. И если она переживет сегодняшний день, то сама будет торить свою тропу.

С этими словами Танакиль вынула из складок своего плаща карту жизненного пути Изабель. Взмахнув ею в воздухе, она прошептала заклинание. Пергамент рассыпался тонкой сверкающей пылью, которую тут же подхватил ветерок.

Судьба и Шанс молча следили за ее полетом, потом повернулись к королеве фей, готовые протестовать. Но той уже не было рядом. Над каменной изгородью мелькнул лисий хвост. Долго следили они за рыжей плутовкой, пока та бежала по полю, через холмы. На опушке Дикого Леса она остановилась, обернулась и тут же исчезла среди деревьев.

Да, в нашем жестоком, печальном мире есть магия. Та, которая сильнее рока и случая. И встречается она в самых неожиданных местах.

Например, ночью у очага, когда девушка оставляет кусочек сыра для голодной мышки.

На живодерне, когда старые, хромые, больные и никому не нужные вдруг становятся важнее денег.

В крохотной мансарде бедного столяра, когда три сестры вдруг узнают, что истинная цена прощения – в самом прощении.

Или вот здесь, на поле боя, где простая девчонка ведет армию в бой, чтобы поставить заслон кровавому приливу войны.

Это магия хрупкого существа, которое часто делает ошибки и способно на невыразимую жестокость – и на безмерную доброту. Такое существо живет в каждом из нас, и оно готово искупить любую нашу вину. Преобразить нас. Спасти. Если мы найдем в себе достаточно храбрости, чтобы услышать его голос.

Это магия человеческого сердца.

Разведчик принес хорошие новости.

Стена из сплетенных стволов шиповника, поднявшаяся посреди реки, все еще была там, такая же плотная и неприступная, как прежде.

– Хорошо, – спокойно сказала Изабель. – Она огораживает лагерь Фолькмара с юга и не дает никому сбежать вверх по склону, в дебри Дикого Леса.

Произнося эти слова, она кончиком палки рисовала план Лощины. Лейтенанты стояли рядом с ней, наблюдая, как на земле возникает план лагеря в центре Лощины.

– Надо окружить лагерь с трех сторон и отрезать пути для отступления, – продолжала она, рисуя арку, которая соединяла один край живой стены с другим, захватывая лагерь. – Для этого мы разделим наши войска надвое. Одна половина пойдет на запад, вторая – на восток. Встречаемся здесь, на этом самом месте, – сказала она и ткнула концом палки в самую высокую часть дуги. – Двигаться надо быстро. И тихо. Как только прибудете на место, сигнальте.

Изабель провела свое войско мимо Сен-Мишеля, обогнула Дикий Лес и прошла старой, изрытой колеями дорогой, идущей вдоль Лощины Дьявола. Этот путь они проделали быстрым маршем, но теперь, когда солнце встало, у них не стало надежного союзника – темноты. Изабель старалась сохранять между своим войском и лагерем Фолькмара дистанцию не меньше чем в две мили, но, несмотря на это, риск того, что их увидят или услышат, с каждой минутой становился все выше.

Если это случится, преимущество неожиданности исчезнет. Конечно, солдат у нее больше, чем у Фолькмара, но она помнила Мальваль и знала, на что способен враг. Вот почему надо постараться и не выдавать своего присутствия как можно дольше. А значит, до сигнала лейтенантов она будет как на раскаленных угольях.

Лейтенанты поскакали к войскам и начали раздавать приказы, негромко, но четко. Солдаты тут же растворились среди деревьев. Не зря они сами были деревянными. Лес был их родным домом, и, едва попав в него, они слились с ним в одно целое, производя не больше шума, чем ветка, скрипящая на ветру, или лепечущие листья.

Изабель кивнула молодому худощавому солдатику. Тот отдал ей честь и полез на сосну, которая росла рядом; из-за отворота его мундира выглядывала подзорная труба.

Прошло двадцать минут. Тридцать. Изабель распорядилась, чтобы каждый командир, прибыв на место со своим отрядом, отправил на верхушку ближайшего дерева человека с куском красной материи. Материю надо будет распустить по ветру, как только все солдаты будут готовы к атаке. Прошло сорок минут.

Пальцы Изабель на рукоятке меча побелели. «Почему так долго?» – напряженно думала она. Нерон встряхивал головой, но молчал.

И вот, когда уже казалось, что ее натянутые до предела нервы вот-вот лопнут, она услышала звук, которого давно ждала, – крик ястреба; кричал молодой солдатик на дереве. Это был их условный знак. Он означал, что дозорный видит все красные флаги. Значит, каждый дошел до своего места.

Изабель опустила голову. «Елизавета, Йенненга, Абхайя Рани, будьте со мной, – молилась она. – Дайте мне хитрости и силы. Сделайте меня бесстрашной. И отважной».

Она подняла голову, вскинула меч и закричала:

– Впере-о-д!

Великий герцог не увидел приближения Изабель.

После их с Эллой побега он отправился к полковнику Кафару с приказом разослать людей на поиски, а сам вернулся в лагерь Фолькмара, где и заночевал. Он брился у себя в палатке, когда Изабель отдала своим людям приказ рассыпаться по лесу, взяв в кольцо лагерь.

Он застегивал мундир, когда она возглавила атаку.

Он сидел за столом, намазывая масло на тост, когда Изабель и ее люди влетели в лагерь.

Крики и вопли заставили его вскочить. Раздались выстрелы. Заржали кони. Струйка крови брызнула на белую стену палатки. С влажным «тхак» клинок нашел свою цель.

Герцог схватил ножны и, пристегивая их на ходу, выбежал из палатки. Вокруг царил хаос. Солдаты Изабель были одновременно всюду, преследуя и убивая наемников Фолькмара.

– Мой конь! Коня мне! – взревел герцог, но никто не исполнил его приказа.

Вокруг падали люди. Воздух наполнился белым пороховым дымом. Рука великого герцога метнулась к рукояти меча, но не успела извлечь его из ножен. Последним, что он видел в своей жизни, стала девушка на вороном жеребце, обрушившаяся на него, подобно фурии. Клинок Изабель пробил его грудь, пронзил черное предательское сердце.

Герцог упал на колени. Кровавый цветок распустился на груди его мундира, выражение изумления застыло на лице. Он завалился на бок.