Вадим Панов - Прошлое должно умереть

– Вы истребили всех адигенов на своей планете, включая стариков, женщин и грудных детей, – напомнила ведьма. – Так что безопаснее жить рядом с адигенами, пусть они и придумывают обидные прозвища.

Ответ прозвучал предельно откровенно и необычайно оскорбительно. Однако на лице Абедалофа не дрогнул ни один мускул.

– Думаете, однажды мы истребим всех спорки?

– Обязательно.

– Почему? – Показалось, что галанит шокирован такой искренностью.

– Потому что со времен избиения адигенов вы ничуть не изменились, – жестко ответила Тайра.

Некоторое время Арбедалочик молчал, затем угрюмо произнес:

– Ведьмы спорки лечат астрологов, отвлекают их от суицидальных мыслей и тем помогают жить дольше. Мы нуждаемся в вас. Вы на нас зарабатываете. У нас взаимовыгодное сотрудничество, но если я узнаю, что спорки изменили принципу нейтралитета, то прикажу вас уничтожить. И мы действительно сделаем с вами то же самое, что сделали с адигенами. Не колеблясь.

– Я знаю, – сказала Тайра, и в ее глазах Абедалоф увидел и твердость, и ненависть.

Но не увидел ни капли страха.

– Тебе нравится Помпилио, ведьма, – прошипел он. – Но не позволяй своим чувствам погубить целый народ.

Резко встал и, не прощаясь, вышел из комнаты.

По меркам Герметикона планета Паридания считалась крепким «середняком». Не слишком развитая, как старые миры Ожерелья и их ближайшие соседи, но далеко не дикое Пограничье: солидные банки, промышленность, а главное – прекрасно оборудованные верфи, на которых можно перестроить цеппель, полностью изменить его внешность и сделать другим. Именно из-за верфей капитан «Вечного цехина» Диккенс и остановил выбор на Паридании: ему требовалось срочно изменить внешний вид судна и купить новый – надежный! – пакет документов, чтобы раствориться в огромном Герметиконе. Капитан действовал правильно: договорился с людьми из Омута, заполучил необходимые гарантии Честных, выплатил аванс полновесными золотыми монетами и прибыл на Париданию точно в указанное время.

Диккенс, конечно, нервничал, но только потому, что верил в случайности, в мелкие огрехи, способные испортить тщательно продуманный план. Что же касается самого плана – заверенного Омутом! – в него капитан верил безоговорочно.

В том числе и потому, что больше ему верить было не во что.

Он пришвартовал «Вечный цехин» к указанной диспетчером мачте, без возражений допустил на борт таможенников… И лишь увидев их, энергичных и коротко стриженных обладателей военной выправки, сообразил, что прилетел в ловушку.

И уныло посмотрел на длинного, ничем не примечательного мужчину, который вышел из-за широких спин «таможенников» и сухо представился:

– Лингийская тайная полиция, синьор Диккенс, у нас к вам есть несколько вопросов.

– Например? – пролепетал капитан.

– Например, о том, зачем вам на борту два астринга?

«Среди бумаг Огнедела, которые Уран обнаружил в несгораемом сейфе «Орлана», был этот пакет. – Помпилио протянул жене толстый, запечатанный сургучом и перевязанный бечевкой конверт, на котором было написано: «Кире Дагомаро». – Его никто не вскрывал, и я не знаю, что внутри. Возможно – те самые сведения, обещанием рассказать которые, тебя выманили из Даген Тура».

Несколько секунд девушка молча смотрела на мужа, после чего грустно улыбнулась.

«Они поймали меня на любви к отцу, ведь его смерть… его смерть и в самом деле выглядела странной, то есть… неожиданной, вызывающей вопросы… – Ей было трудно вспоминать гибель отца, ей было трудно признаваться в ошибке, но рыжая не отступала. – Огнедел сыграл на тайне, окутывающей гибель отца, и так выманил меня на Тинигерию».

Несколько секунд они молчали, глядя друг другу в глаза, а затем Кира продолжила:

«Огнедел знал, что случилось с отцом?»

«Нет, – твердо ответил Помпилио. – Он покинул Кардонию сразу после убийства Лилиан. Поэтому в пакете – только его домыслы. Возможно – правдоподобные, но домыслы».

«Я так и думала. – Кира выдержала еще одну паузу, тиская пакет в руках, но все-таки решилась задать следующий вопрос: – А ты знаешь, что случилось с моим отцом?»

Она не могла не спросить, а он не мог ответить иначе:

«Нет».

Потому что формально это было правдой.

«Предполагаешь?»

«Мои предположения – суть домыслы». – Он отвечал спокойно и очень искренне, даже когда намекал. И не отрываясь смотрел жене в глаза.

«Ты можешь узнать?» – спросила Кира.

«Да, если я спрошу, мне ответят правду, – сказал Помпилио. – Поэтому я не спрашиваю и не думаю о том, что случилось на Кардонии».

«Не хочешь знать правду?»

«Не хочу спрашивать».

«Потому что Винчер не был тебе дорог?» – очень-очень тихо спросила девушка.

«Потому что твердо уверен, что это прошлое должно умереть».

«Жестокий ответ, – обронила Кира, покусывая нижнюю губу. – Для меня – жестокий».

«Сегодня я во второй раз убил родного брата, – медленно произнес Помпилио. – Это было жестоко – для меня, но я его убил. Потому что есть прошлое, которое должно умереть, несмотря ни на что, даже на сильные чувства. Оно просто должно умереть. – Помпилио вздохнул. – Ты знала, за кого выходила замуж».

«Да, знала, – подтвердила рыжая, продолжая смотреть мужу в глаза. А затем вернула пакет. – Сожги».

«Уверена?» – тихо спросил он.

«Теперь ты узнал, на ком женился, Помпилио, – ровным голосом произнесла Кира. – Я выслушала тебя, муж, и признала твою правоту: есть прошлое, которое должно умереть, несмотря ни на что».

Этот разговор состоялся на Фархе. Продолжился во время перелета… Разговор продолжился, но на другую тему, на тысячи других тем: возвращаясь на Лингу, Помпилио и Кира много говорили, восполняя те месяцы, когда в основном молчали друг с другом, погруженные в собственные заботы. Говорили наедине и говорили обо всем, не желая ничего прятать. Но на Лингу они возвращались в разных каютах, потому что понимали, что главные слова еще не сказаны.

И могут быть произнесены только в Даген Туре.

В тронном зале замка, переделанном Помпилио в рабочий кабинет, в который Кира вошла на следующее утро после возвращения. Вошла, одетая в открытое летнее платье персикового цвета, показывая, что на ее груди больше нет медальона. Вошла и сразу остановилась, потому что не увидела в кабинете треножника с портретом Лилиан.

Зато увидела Помпилио. Который, конечно же, прекрасно все понял, но ничего не сказал, выдержал паузу, позволив девушке насладиться моментом, подошел, опустился на одно колено и взял жену за руку.

– Кира, то, что я сейчас скажу, ты уже слышала. И хотя ты слышала эти слова в присутствии огромного числа свидетелей, ты им не поверила. Ты не хотела в них верить, а я не был искренен тогда. Мы оба это знаем. Сейчас я говорю эти слова только для тебя, и говорю от сердца. – Помпилио помолчал. – Я безумно рад, что ты согласилась выйти за меня замуж, и постоянно думаю о тебе. Боюсь за тебя. Восхищаюсь тобой. А главное: я люблю тебя, Кира дер Даген Тур, я с гордостью называю тебя своей женой и буду любить вечно.