Симона Вилар - Сын ведьмы [litres]

– Напоминаю кого? – круто изогнул бровь Добрыня.

Она рассматривала его, улыбалась, как только чародейка может – светло, ясно, лучезарно. Как тут не улыбнуться в ответ? Пусть она и ведьма темная, но устоять против такой трудно.

«Я не буду сейчас думать о том, что должен, – приказал себе Добрыня. – Время еще не пришло. Для меня главное – чтобы она мне доверилась. Ну сколько там у меня времени будет?»

Поэтому стал говорить о всяком: мол, раньше он воином был, но давно оставил меч и ходит по миру с гуслями, Велеса славит, людей веселит. И про чародейку Малфриду давно был наслышан, но даже не предполагал, что встретит ее тут. Ведь ее помнят на Руси, всякое о ней рассказывают.

– И что говорят? – сразу отозвалась Малфрида.

– А вот ты меня прими как гостя, накорми, напои, передохнуть дай, я тебе все и поведаю.

Она согласилась, позвала за собой. Шла по лесу, по пути на всякие дива указывала. То отвела ветви, чтобы он увидел светящихся, рассыпающихся искрами оленей, – вынеслись они из леса светлыми духами и умчались. То засмеялась, когда он замер при виде сползавшей по дереву зеленоватой девы с чешуйчатым хвостом: та смотрела на Добрыню, облизывалась темным длинным языком.

– Это она твой человеческий дух учуяла, – усмехнувшись, пояснила Малфрида. – Но не опасайся. Пока ты со мной, никто тебя тронуть не посмеет.

– А тех двоих, что убежали? Ну, Глоба, как я понял, знает, как тут уживаться с нелюдями. Я о девушке беспокоюсь.

Малфрида лишь плечом повела. Ишь, дева его волнует! Пусть гусляр успокоится. У дочки Домжара своя участь, однако не такая, чтобы волшебные существа посмели на нее покуситься. Нет на то у них позволения, да и знают они, что Забава не им предназначена. А вот напугать заносчивую девку могут. Но Малфриде до того дела нет.

Добрыня помрачнел. Он и сам не заметил, когда судьба дочери волхва стала ему не безразлична. Надо бы ей помочь, решил он, хотя понимал, что Забава раздражает ведьму и девушке лучше держаться от нее подальше. Может, со временем он как-то уладит все, а пока… Но тут его внимание отвлек доносившийся из леса громкий детский плач. Казалось бы, чего только в этом лесу не может быть, а вот крик ребенка все равно взволновал. Или какая-то нелюдь такие звуки издает?

Вскоре раздался какой-то тонкий свист – пронзительный, протяжный, долгий. Тут и Малфрида остановилась, стояла, опершись на налуч лука, наблюдала. Добрыня проследил за ее взглядом и увидел, как между огромными стволами мелькает летевшая над землей в ступе лохматая старуха – Яга, он сразу узнал ее, как будто раньше видел. А может, и видел? Но сейчас он куда больше смотрел на бьющегося и вырывающегося из костлявых рук Яги ребенка. Живого ребенка, человеческого, тут не ошибешься. Вон даже духи на его плач слетелись, махали вокруг перепончатыми крыльями, порхали бабочками; сова огромная, пролетая мимо, сверкнула желтым глазом, ухнула и в дупле скрылась.

– Сожрет ребенка? – спросил Добрыня негромко, словно опасаясь, что Яга услышит.

– Для того и забрала у людей, – сказала Малфрида и двинулась дальше. – Ей без этого нельзя. Стареет Яга, а плоть и кровь людская ей силу возвращают, чары преумножают. Вот и таскает она малышей из семей, где детей полон рот. Одним больше, одним меньше – что семье от того?

В ее голосе было равнодушие, да и говорила она негромко, однако Яга услышала, повернула длинное костистое лицо. У Добрыни кровь заледенела, когда страшная людоедка стала приближаться, а вот Малфрида только помахала ей рукой, словно приветствуя, и Яга зависла в воздухе над ними. Ее длинные седые космы разлетались на ветру, в тощих костлявых руках бился крепенький розовый малыш в короткой рубашонке. И, видать, так бился, что людоедка лишь на нем внимание сосредоточила, перехватила поудобнее и полетела дальше. А тонкий свист стал исчезать по мере ее удаления от них. Как и плач ребенка, который постепенно стих.

Добрыня почувствовал, что Малфрида наблюдает за ним, ждет, как он поведет себя. Но он молчал, и она спросила:

– И что на это скажешь, хоробр?

– Что тут говорить? Если ты, ведьма могущественная, равнодушна к тому, что с дитем станется, то мне чего переживать?

– И не жалко тебе мальца?

– Всех не обжалеешься.

– Ишь какой! А вот Глоба жалел. Он такой добрый и чуткий был, за всех переживал, всем помочь старался. Нечасто мне такие хорошие, как он, люди встречались.

В ее голосе прозвучала печаль. Но Добрыня лишь хохотнул.

– Так это потому, что он такой славный, ты и решила его стрелой прошить?

И, видимо, задел вопросом ведьму. Она резко повернулась, волосы ее взлетели, как от сильного ветра.

– Он посмел взывать тут к Распятому! Тут, в чародейском мире нави! Я этого допустить не могла!

Добрыня догадался: Сава и впрямь начал читать молитву, как обещал. И это разлютило Ящера, который, однако, ничего не смог с ним сделать. Потому так и лютовал, крушил все вокруг. А еще Добрыня понял, что у Малфриды не хватило сил справиться с Савой с помощью своего чародейства, потому и достала лук.

Гусляр и ведьма еще немного прошли, прежде чем деревья расступились и они оказались у сверкающего лесного озерца. Свет падал на него сверху, отчего вода искрилась и мерцала, но стоявшие вокруг деревья хранили лесной сумрак. Причем на одном из деревьев, на развилке мощных ветвей, Добрыня заметил пристроенную избушку – вроде тех, какие вятичи себе для охоты в чащах устраивают. В подобной и Забава жила, будучи невестой лешего. Добрыня даже подумал, что наверняка кто-то из вятичских умельцев и воздвиг ведьме такую по ее наказу… а потом тот же Ящер строителя сожрал.

Пока же посадник смотрел на озеро, над которым, будто мошкара, кружили всякие мелкие духи, как светлые, так и темные. При появлении ведьмы с гостем все они порхнули в их сторону – Малфриду сразу узнали, играли ее волосами, терлись о подол, мельтешили перед лицом и что-то пищали, даже рассмешили ее. А вот от Добрыни духи отшатывались, шипели злобно. Что учуяли – человека или христианина? Но сейчас о своем христианстве Добрыня даже думать опасался. Ему нужно было доверие Малфриды, и он не стал перечить, когда она велела ему искупаться в водах, а сама, как рачительная хозяйка, взялась готовить что-то для гостя.

Она легко взобралась по лестнице с перекладинами в избушку – а может, и взлетела, не углядишь, – позже вернулась, стала стряпать на огне у разведенного меж мощных корней дерева костра, но при этом то и дело поглядывала на купавшегося Добрыню. А ему-то что? Обмылся, вышел, обтираясь рубахой, стал одеваться. Малфрида в этот момент к нему приблизилась, обошла, стала гладить по спине, в волосы влажные пальцы запустила.

– Так ты Велеса служитель, боян? А как звать тебя?