Симона Вилар - Сын ведьмы [litres]

Добрыня смотрел и глаз отвести от него не мог. И все же сорвалось невольно:

– Господи помилуй!..

Услышал ли Ящер упоминание в навьем лесу чуждого здесь Бога или просто как раз в этот миг повернул в сторону Добрыни свою длинную рогатую голову, только, казалось, от пронзительного взора его ярко светящихся желтых глаз ничего укрыться не могло. Почудилось Добрыне, что Ящер увидел его, узкий зрачок на миг расширился, а в следующее мгновение он откинул голову назад и взревел, глухо и утробно, а потом его голос на тонкий визг перешел. И полетел прочь, а Добрыня все стоял, зажав уши, – так гудело в голове от того пронзительного звука, который как будто проходил насквозь.

«И я порождение этого ужаса», – думал, цепенея, Добрыня. А потом и другая мысль пришла: «А кто же породил саму Малфриду?»

Он долго не мог заснуть той ночью. Думал о всяком. И все время вспоминал слова Соловейки: «Вот скажу, как ты кровно связан с тем существом, какое власть свою тут распространило». И получалось, что зря посадник поспешил прирезать волхва. Тот много чего знал. А теперь только и остается надеяться, что Малфрида наконец откроет ему то, о чем Добрыня и подумать страшится.

Малфрида пришла на другой день ближе к полудню, как будто ее приманил аромат готовившейся на костре похлебки. Грибная похлебочка, да с маслицем, да с пряными травами и чесноком – тут кто хочешь к котелку из чащи явится. Вот и она пришла, уселась рядом с ними как ни в чем не бывало, ела да похваливала варево, улыбалась довольно. Странная она все-таки. Даже не смутилась, когда Добрыня сказал, что видел ее в облике чудища.

– Знаю, – ответила. – Я тоже тебя заметила.

– Почему же не напала?

– А ты хотел, чтобы напала? Нет, Добрынюшка, пусть ты и воин прославленный, а без меча-кладенца против чудища ничего бы сделать не мог. Вон Глоба один раз попробовал – и что? Еле вы́ходила его потом.

– Значит, ты улетела прочь, чтобы зла мне не причинить? Добро. Я благодарю за это. От всей души благодарю, так как понимаю, что ты имела право разделаться со мной после того, как сам я пытался…

Не договорил. Сдавило грудь. Она нелюдь, но и родительница его. И связан он с ней крепко. Хотя почему же Малфрида нелюдь? Была бы она не человеком, не пожалела бы его.

– Завтра отправлю тебя отсюда, – сказала ведьма, когда доела и, вытерев ложку, спрятала ее в калиту на поясе.

– Только меня? А Саву? Да и где Забава наша?

В ответ – молчание. Но потом вдруг повернулась к Саве и велела ему пойти прогуляться. И он ничего, ушел.

Ведьма же сразу приступила:

– Речь только о тебе, Добрыня! А Сава мне и здесь пригодится. Говорила уже… И не смотри так гневно. Воевода грозный нашелся! Я и так добра к тебе. Не расправилась, не погубила после того, как сам меня чуть жизни не лишил. Так что не перечь мне. Сказала, что отправлю тебя из нави, значит, так тому и быть!

– А если скажу, что не уйду без своих спутников? – спокойно, но непреклонно отозвался Добрыня.

– Мало ли что скажешь! Ты мне должен повиноваться, как сын повинуется матери!

Голос ее изменился, она почти перешла на рык.

– Да и кто тебя спрашивать станет, подчинишься мне или нет? Это там, среди молящихся Распятому, ты приказывать можешь, а тут я всему госпожа и владелица!

Они смотрели друг на друга, бурно дыша. Оба темноглазые, с крутыми черными бровями и пышными волосами. Очень похожи были. И в глазах обоих одинаковое злое упрямство.

Добрыня первым заставил себя успокоиться. Н-да, с такой, как его мать, обычным напором ничего не добьешься. Вот и сказал с усмешкой:

– Чем ты гордишься, Малфрида? Ты забилась в эту глушь чародейскую, тебя эта мелкая власть над бездушными духами тешит и радует. Она тебе дороже всего белого света. Ах да, припомнил, что ты еще над дремучими вятичами-лапотниками верх взяла, запугала их. Тоже мне победа великая! И горько мне от мысли, что та, о ком на Руси песни и сказы слагают, на деле стала столь мелкой, что тешится этой жалкой видимостью могущества.

– А меня и впрямь на Руси помнят? – искоса посмотрев на Добрыню, спросила чародейка.

– Да. Я даже гордился, что ты моя мать. Теперь же… Теперь мне твое затерянное в глуши существование кажется таким ничтожным!.. А ведь могла бы… Эх, да о чем говорю! Власть над поганью всякой тебе дороже обычной человеческой жизни в полную силу!

Малфрида вдруг поникла. Заламывала кисти рук, невидящим взглядом смотрела куда-то перед собой. И вдруг произнесла:

– Мне не власть нужна, Добрынюшка. Мне нужна защита. А тут я защищена.

– Да от кого, ради самого неба? Вспомни, ты раньше почитаема была, ты подле князей-правителей одесную сидела. Какой еще тебе защиты нужно было? Кто из людей мог тебе навредить?

– Я не людей опасаюсь, – негромко выдохнула ведьма. – Пуще смерти и забвения я боюсь того, с кем кровно связана и кто сильнее меня.

Добрыня замер, ожидая, что она еще скажет. Неужели признается? И Малфрида произнесла негромко:

– Я страшусь того, кто и тебя зовет.

Добрыня тяжело сглотнул. Она и ранее о Кощее говорила. Но ведь Кощей уже не в этом мире, да и не человек давно. И где он? В сказах и преданиях?

Добрыня так и сказал:

– Как же ты можешь быть с ним кровно связана, если он не человек?

А у самого холод такой в душе, что даже зубы застучали. Если она от Кощея… то и он тоже. И значит, морок наслал именно этот… колдун Бессмертный.

Малфрида видела, как его затрясло, понимала его состояние. Ей самой было трудно сжиться с мыслью, что в ней течет темная, не людская кровь.

– Я сказала больше, чем смела. И теперь не спрашивай у меня ничего! Мал еще у матери о таком выспрашивать!

Это он-то мал? И неожиданно для себя Добрыня расхохотался.

– Ну вот что, Малфрида-чародейка! – произнес после нервного приступа веселья. – Ты меня своим Кощеем не пугай. Это ты забилась в угол, чтобы его власти избежать. Похоже, подозреваешь, что и мне однажды придется так же прятаться и скрываться, чтобы не подчиниться Темному. Однако я не привык избегать трудностей, я справляюсь с ними и побеждаю. Уж поверь, опыта мне в этом не занимать. Поэтому я готов пойти на его зов, сам выступлю против него. Мне это необходимо, чтобы трусом себя не считать. Иначе я жить не смогу. А вот ты… Готова ли помочь мне в этом?

Малфрида отшатнулась, побледнела вся, замахала руками: что ты, что ты! Кто же против силы такой пойдет? Прошли уже времена богатырей, какие вступали в схватки с чудищами и колдунами. Теперь человек больше о земле, о жизни своей думает, ему не выстоять против подавляющей силы колдуна бессмертного!

Она еще что-то говорила, когда Добрыня перебил ее вопросом:

– А ведь ты Забаву Кощею отдала?

Ведьма посмотрела на него пристально и зло, но не ответила. Впрочем, он и так уже все понял. Вот и сказал, что если пригожих парней вятичей Малфрида на сходках явно для себя высматривала, то девиц, похоже, в жертву кому-то еще выбирала. Известно же, что только две вещи и ценит этот хозяин межмирья за Кромкой – богатство и красивых девушек. Ну да злата у Малфриды нет, а вот девиц жертвовать ему ведьма вполне может. Вот только как? Сам ли он за ними сюда является?