Мария Семенова - Песнь оборотня [litres]

– Красно говоришь, – промурлыкала Янди, вновь склоняясь над разложенным на широких досках товаром. – Вот это ожерелье из алатыря давай…

– Добрый выбор – алатырь от всех болезней тебя обережет!

– И вон те серьги из златоискра.

– И это славно выбрала, красавица! Кто златоискр на себе носит, тому каждый день любовные речи слышать доводится…

– И еще вон тот оберег с волчьими клыками.

Торговец опешил:

– Для чего тебе, дева, воинский оберег?

– Не себе, любушке моему.

– А, – с опасливым уважением покосился на нее купец. – Тогда иное дело. Не всякий воин такое на себя надеть решится…

Он с подчеркнутой осторожностью взял лежащий отдельно тяжелый кожаный, усаженный острыми клыками подвес.

– Эта вещица не абы какая, ее просто так даже лютвяги не носят. Только перед боем надевают. Сказывают, если вражьей кровью не напоить, оберег с хозяина ее требовать начнет… Я этакую страсть сам ни в жизнь не надену, но тебя предупредить должен, чтобы ты себе зла не наделала. И любушке своему передай.

– Будь покоен, – кивнула Янди, выкладывая на прилавок арьяльский золотой из приданого Аюны. – Непременно передам.

Найти Бурмилу оказалось делом несложным. Тот сидел в кружале поблизости, одну за другой осушая чары. Рядом расположились несколько воинов его рода. Янди устроилась поблизости и прислушалась. Разговор крутился вокруг Станимира. Вождя лютвягов вполголоса ругали: дескать, чересчур много себе власти забрал, ведет себя не как от предков заповедано. Упоминали и царевну: мол, а ну как пожелает Станимир ради златовласой чужачки Аратту к рукам прибрать, пойдет губить своих и чужих, не щадя родичей и друзей…

Соваться в мужскую беседу девушке показалось неразумным. Но по всему видать, Бурмила собирался сидеть в кружале весь день до самого заката. А значит, оставалось лишь подождать, когда нужда заставит его покинуть застолье. Выждав миг, когда тот завозился, поднимаясь с лавки, Янди выскочила во двор, огляделась, бросила на землю приманку и укрылась за углом.

Старый вождь, прогулявшись в задок, неспешно возвращался к столу. Вдруг на земле перед ним что-то ярко блеснуло. Бурмила наклонился и увидел золотой кругляш. Но только протянул руку, чтобы поднять ее, наперерез ему бросилась девушка:

– Нет, остановись! Не трогай!

Бурмила выпрямился и с удивлением взглянул на незнакомку:

– Твоя, что ли? Так забирай…

– Не моя, да брать ее не надо! – Девица пугливо оглянулась и взволнованно зашептала: – Это колдовство! Изорян на торгу видел? Это они все! Испокон веку так от своих бед избавляются. Добрый человек поднимет, злосчастье на него и перейдет!

– А ты откуда знаешь? – спросил изумленный Бурмила, переводя взгляд с девушки на золотой и обратно.

– На севере жила, рядом с ними – что же не знать. Только сейчас видела, как один такой проходил, нашептал и бросил…

– Ну спасибо, что от порчи уберегла…

– На здоровье, – фыркнула Янди. – А ты запомни, вождь, – где изоряне, там беды и несчастья…

– А ты сама-то кто такая? – спросил вождь, внимательно разглядывая пригожую северянку.

По годам ей давно пора быть замужней, с выводком детей, но волосы убраны по-девичьи. Речи смелые, взгляд дерзкий…

– Здесь меня Векшей зовут. Я знахарка, пришла сюда из дривских земель, – назвалась девушка. – А тебя здесь все знают – ты Бурмила, нарочитый муж. Позволь спросить тебя об одном деле?

– Ишь, спросить… Что ж, говори, коль хотела.

– На торгу тебя все хвалят, – дескать, вчера ты у Станимира на пиру против чужестранки за весь наш род да за отцовские и дедовские обычаи выступил?

Бурмила вспомнил пир, Аюну, отповедь вождя лютвягов – и помрачнел.

– Что я сказал – дело мое, – ответил он сварливо. – Тебе-то, девка, что за дело до княжеских бесед?

Янди склонила голову, чтобы скрыть презрительную ухмылку. Этот пьяный старый тюк с сеном решил, что он здесь за главного? Ну что ж, даже тряпичная кукла в руках лицедея может представлять владыку Аратты.

– Прости, что спрашиваю, однако дело касается моего родного дома…

– Да говори уже, мне недосуг тут торчать!

– Еще я нынче на торгу слышала, будто приехал посол из земель изорян. Хочет царевну за тамошнего повелителя взять. А Станимиру в обмен сулит отдать наши дривские земли. Я ведь из тех самых земель, и сердце мое всякий день туда рвется! А Станимир, как сказывают, царевну отдавать не желает…

– Царевна! – злобно скрипнул зубами Бурмила. – Не изорянину ее надо отдать, а волкам на поживу! Да и теперь еще не поздно…

– Вот и я о том, заступник ты наш, – закивала Янди. – Станимир, говорят, из-за нее сам не свой. Со старшими, с именитыми ссорится! Присушила она его, что ли? А прочие молчат, будто так и надо, – пригорюнилась она. – Так что же, не видать нам дривских вотчин?

Затуманенный взгляд Бурмилы на мгновение обрел ясность.

– Кому это – вам? Ты что ж, думаешь, я воинские дела с девкой возле кружала обсуждать буду? – рявкнул он. – Да скорее вода из Даны в небо потечет! Пошла отсюда!

– Как скажешь, Бурмилушка, – пристально глядя на него, процедила Янди. – Ты умный, тебе видней. Куда уж мне, с моей девичьей косой, до твоей бородищи! Я свои никчемные слова при себе придержу. А там уж Сварге виднее, чему быть…

Она развернулась и направилась прочь со двора.

– Эй! – послышалось за ее спиной. – Как там тебя… Векша, а ну, стой!

Янди остановилась, на всякий случай потянувшись к ножу в рукаве.

– Вроде как ты девица пригожая… Да и порчу от меня отвела…

Бурмила, пошатываясь, подошел к ней, повернул к себе и приподнял толстым пальцем ее подбородок. Янди молча ждала, что будет дальше.

– Бойкая не в меру, но для красной девки это разве изъян? – довольно продолжал вождь. – А приходи, как стемнеет, в мои палаты. Внакладе не останешься!

Янди улыбнулась и нащупала за поясом волчий оберег.

– Чего ж темени-то ждать? – игриво спросила она. – Мой домишко тут под стенами, недалеко… Если пожелаешь, так и тянуть не будем…

Бурмила шагнул к девушке, с силой облапил ее и впился в губы смачным поцелуем. Янди выгнулась, чуть отстраняясь.

– Ты муж сильный, видный, – проворковала она. – По всему видать, с девицами в обращении искусен. Ступай за мной. Я чуток впереди, а ты не отставай.

– Идем, – с жадностью глядя на нее, отозвался вождь. – Ух как ты мне по нраву, Векша…

Той ночью Аюна почти не спала. А когда глаза ее наконец смыкались, ей снился все тот же ужасный сон. Ишан, приятель ее детских игр, стоит подле постели с собственной головой в руках. Голова шевелит губами, зовет царевну по имени, ищет взглядом… Аюна вскакивает, пытается укрыться, но, куда бы она ни бежала, везде ее встречает обезглавленный юноша.