Глен Кук - Хроники Черного Отряда: Книги Мертвых [сборник litres]

По настоянию Госпожи я добилась отсрочки в рассмотрении его дела, чтобы он помог в обучении Тобо. Длиннотень был предупрежден, что эта отсрочка будет действовать, пока нас устраивает его работа, и ни минутой дольше. Старые монахи, насупившись в точности так, как это делал их соплеменник Дой, согласились, что Тобо нуждается в учителе, но, как обычно, своего решения не объяснили.

Я узнала, что в давние времена страна Неизвестных Теней страдала от нашествия тощих белокожих людей, очень похожих на Длиннотень. Они во множестве проникали сюда из других миров и не приводили с собой жен. Ничем хорошим эти гости не прославились.

Вот так оно все и было.

Солдаты живут. И гадают, ради чего.

Одноглазый протянул еще четыре года. Перенес еще несколько ударов, но каждый раз его здоровье восстанавливалось, хоть и медленно. Он редко покидал дом, который мы построили для них с Готой. Обычно колдун возился со своим черным копьем, а Гота крутилась вокруг и надоедала по пустякам. Одноглазый неизменно отбрехивался, но никогда не забывал о необходимости обучать Тобо.

У парня не было недостатка в наставниках; все его опекали, все заботились о нем: и настоящие родители, и те, кто считал себя приемным.

Он занимался с Одноглазым, с Госпожой, с Длиннотенью и Сантаракситой, с Радишей и Прабриндрой, и с теми, кто в приютившем нас мире слыл мастером чародейских дел. Он оказался исключительно талантлив. Он оказался тем, чье появление предсказала его прапрабабка Хонь Трэй.

Все Плененные вернулись к нам, за исключением тех, кто погиб на плато. Но даже лучшие из вернувшихся – Мурген, Госпожа, Капитан – производили странное впечатление. Очень уж сильно они изменились. Что ж, так сложилась их судьба.

Но изменились и мы тоже – так сложилась наша судьба. И те, кого они помнили, стали для них почти чужими.

Начинается новая жизнь. Так и должно быть. В один прекрасный день мы снова пересечем плато, а пока…

Воды спят.

Пока я просто отдыхаю. И наслаждаюсь возможностью писать, вспоминать павших, обдумывать диковинные повороты, которые так любит жизнь, размышлять о замыслах Божьих. Почему добро умирает молодым, а зло процветает? Почему праведные люди способны совершать злые поступки, а дурные – проявлять совершенно неожиданную человечность?

Солдаты живут. И гадают, почему?

Главнокомандующий отправился на юг через Данда-Преш, после того как Душелов рассталась с ним, чтобы передвигаться быстрее. Встретились они уже за перевалом, на южной стороне. Бодрствуя, Протектор непрестанно разговаривала сама с собой разными голосами, а когда спала урывками, бормотала на разных языках. Как раз в такой момент и застал ее Могаба. И заметил в глазах Дщери Ночи злорадство, прежде чем она рухнула, обессиленная.

– Убей их, – настаивал генерал, когда ему наконец удалось поговорить с Душелов без свидетелей. – С ними только проблемы, а выгоды никакой.

– Может, ты и прав, – лукавым голосом ответила Протектор. – А может, у меня хватит хитрости, чтобы тянуть силы из Кины, как это делала моя сестра.

– Если я что и усвоил в этой жизни, принесшей мне столько разочарований, так это то, что не стоит полагаться на хитрость. Убей их, пока они в твоей власти. Не жди, когда им подвернется шанс перевернуть стол. Ты теперь могущественная владычица, в целом мире никто не способен тебя одолеть.

– Всегда найдется тот, кто на такое способен, Могаба.

– Убей их. Они не колебались бы ни секунды, будь у них возможность поступить так с тобой.

Душелов подошла к Дщери Ночи, которая как упала, так и лежала без движения.

– Моя прелестная племянница не причинит мне вреда. – Такой голос подошел бы четырнадцатилетней простушке, отвечающей на упрек, что ее двадцатипятилетнего ухажера интересует только одно. Душелов злобно отвесила Дщери Ночи крепкого пинка. – Не смей и помышлять, сучка, не то на куски буду тебя резать, жарить их и поедать. И растяну это удовольствие, чтобы увидеть, как твоя мамаша подохнет прежде тебя.

Главнокомандующий не сказал на это ни слова, даже бровью не повел. Ничем не выдал своих мыслей. А мысли были о том, что он вступил в союз с непредсказуемой безумицей. Могаба оседлал тигра, и теперь ничего не остается, как скакать на нем, стараясь не свалиться.

– Может, нам следует подумать, как защитить свой разум от царицы Ужаса и Тьмы, – предложил он.

– Я уже позаботилась об этом, генерал. Я ведь профессионал. – Сейчас это был голос чванливой мелкой чиновницы.

В последнее время самоуверенная женщина стала довольно разговорчивой, и Могаба, наслушавшись ее голосов, пришел к выводу, что этот достался ей при рождении. Очень похож на голос ее сестры Госпожи.

– Всю эту неделю я не занималась делами, только мозолила ноги да размышляла. Я изобрела изумительные новые пытки – и что же? Их уже не опробовать на Черном Отряде? Ну почему так бывает всегда? Лучшие мысли приходят слишком поздно. Конечно, я уверена, что найдутся другие враги и мои идеи не пропадут даром. Впрочем, куда больше, чем о Черном Отряде, я думала о Кине, о том, как получать от нее силу. – Душелов не боялась называть богиню по имени. – И пришла к выводу, что такое возможно.

Дщерь Ночи слегка пошевелилась, у нее напряглись плечи. Она посмотрела вверх и сразу опустила глаза. Девушка казалась неуверенной, слегка встревоженной.

Впервые со дня появления на свет она была полностью отрезана от своей духовной матери. И это продолжалось уже несколько дней. Происходило что-то скверное. Что-то ужасное.

Душелов взглянула на Нарайяна Сингха. От старика вряд ли будет прок. Пожалуй, по возвращении в Таглиос можно будет испытать новые пытки на нем. Перед подходящей аудиторией, конечно.

– Генерал, если я опять отвлекусь на какие-нибудь пустяки, что бывает, увы, слишком часто, одерни меня, потребуй вспомнить о деле. Под делом я подразумеваю создание империи. И создание в свободное время новой коллекции летающих ковров. С коврами я справлюсь, мне известны почти все секреты Ревуна. Эта последняя неделя вынудила меня признать, что я лишена врожденной любви к труду.

Душелов снова пнула Дщерь Ночи, уселась на гнилое бревно и сняла сапоги.

– Могаба, не рассказывай никому, что у тебя на глазах величайшая в мире колдунья застряла в пути по такой банальной причине, как мозоли на пятках.

Мирно посапывавший Нарайян Сингх вдруг вскочил и вцепился в прутья своей клетки. Лицо исказилось от ужаса, коричневый цвет лица сменился серым.

– Воды спят! – завопил он. – Тхи Ким! Тхи Ким идет!

И рухнул без чувств, но не перестал судорожно дрожать.