Глен Кук - Хроники Черного Отряда: Книги Мертвых [сборник litres]

Снаружи завыл скрайкер, а может, Черный Шак, а может, черная гончая. К нему присоединились другие. Шум и гвалт двинулись к югу, в сторону Врат Теней.

Я велел Тобо выйти и узнать, в чем дело. Он остался. Парень скоро сделается тем еще шилом в заднице.

– Как поживает твоя бабушка? – нанес я упреждающий удар. – Сходил бы проведал.

Готы не было в комнате. Обычно она находилась рядом с Одноглазым, преданно старалась ухаживать, хоть и ослабела почти как он.

Одноглазый издал какой-то звук, шевельнул головой, снова попытался поднять руку. Увидев, как Тобо вышел, он открыл рот и ухитрился выдавить мелкими порциями:

– Костоправ… это… последний… Мне хана. Я это чувствую… Смерть пришла… наконец.

Я не стал ни спорить с ним, ни расспрашивать. Моя ошибка. Мы уже раз десять разыгрывали эту сцену. Ни один из его ударов не оказался последним. Похоже, судьба уготовила ему какую-то особую роль в своей грандиозной драме.

А он и рад стараться. Сейчас обязательно отыграет свой любимый внутренний монолог. Я получу упрек в высокомерии, ведь до Одноглазого никак не дойдет, что я уже не Освободитель, не военный диктатор всего Таглиоса и, более того, отказался от должности Капитана в Черном Отряде. В плену у меня иссякла рациональность, необходимая для подобной службы. Да и мой заместитель Мурген пережил такое не без последствий, поэтому бремя командования Отрядом и лежит сейчас на крепких плечиках Дремы.

И еще Одноглазый должен попросить меня присмотреть за Готой и Тобо. А потом неоднократно напоминать, чтобы я остерегался злобных проделок Гоблина, хотя мы его потеряли много лет назад.

Я подозреваю, что если загробная жизнь существует, то эта парочка встретится секунд через шесть после того, как Одноглазый преставится, и вражда продолжится с того самого места, на котором была прервана при жизни. Более того, я даже немного удивлен, что призрак Гоблина не преследует Одноглазого, чем тот неоднократно грозился.

Может, Гоблин просто не в силах отыскать приятеля? Некоторые нюень бао испытывают чувство потери – дескать, духи предков не могут их здесь найти, чтобы присматривать за ними и давать советы, посещая в снах.

Очевидно, Кине тоже не удается нас найти. У Госпожи уже несколько лет не было кошмарных снов.

А может, Гоблин убил Кину.

Одноглазый поманил меня иссохшим пальцем:

– Ближе.

Я приблизился, насколько смог. Опустившись перед ним на колени, открыл лекарскую сумку. Взял его запястье. Пульс оказался слабым, частым и нерегулярным. И не скажешь, что этот человек перенес удар.

Он забормотал:

– Я не… дурак… который не знает… где он… и что случилось… Слушай! Берегись… Гоблина… девчонки… и Тобо. Я не видел его мертвым… Оставил его с… Киной.

– Твою же мать!

Такое не приходило мне в голову. Меня там не было. Я все еще был одним из Плененных, когда Гоблин проткнул спящую богиню наконечником отрядного знамени. И видели это только Тобо и Дрема. А ко всему, что они видели, надо относиться с подозрением. Ведь Кина – богиня обманников.

– Хорошая идея, старина. Итак, что я должен сделать, чтобы поставить тебя на ноги и заработать выпивку?

Тут я воззрился на нечто, похожее на маленького черного кролика, – оно выглянуло из-под кресла Одноглазого. Таких я еще не видел. Можно позвать Тобо – уж он-то наверняка знает, что это за диво. Тут тьма-тьмущая всевозможных существ, огромных и крошечных. Некоторые безобидны, а многие определенно нет. Тобо их будто притягивает, но лишь в считаных случаях, когда дело касалось самых несговорчивых созданий, он последовал совету Госпожи и связал их клятвой личного служения.

Дети Смерти побаиваются Тобо. Страдая несколько сотен лет под игом Хозяев Теней, они приобрели нечто вроде паранойи по отношению ко всем пришлым чародеям.

До сих пор здешние военачальники вели себя разумно. Никто из них не хотел навлечь на себя гнев Солдат Тьмы, потому что в этом случае Отряд мог бы объединиться с их соперниками. Шеренга Девяти лелеяла и ревностно оберегала статус-кво и равновесие сил. За свержением последнего из Хозяев Теней последовал жуткий хаос. Никто не желал возвращения этого хаоса, хотя Хсиен пребывал в состоянии, крайне близком к анархии. Но и уступить даже малую частичку власти никто не желал.

Одноглазый ухмыльнулся, показав темные десны:

– Не получится… перехитрить меня… Капитан.

– Я уже не Капитан. Я в отставке. Всего лишь старик, который цепляется за свои бумаги как за повод задержаться среди живых. А командует сейчас Дрема.

– Хреновый… командир.

– Вот надеру сейчас твою тощую старую задницу… – Я смолк.

Глаз Одноглазого закрылся, и он демонстративно захрапел.

Снаружи опять раздались рев и визг – и рядом, и где-то вдалеке, ближе к Вратам. Закачались, зашуршали раковины улиток – и резко развернулись, хотя я не видел ни их обитателей, ни воздействия какой-либо внешней силы. И тут я услышал голос далекого горна.

Я встал и двинулся к двери, не поворачиваясь спиной к колдуну. Если не считать пьянства, у Одноглазого осталось единственное развлечение – сунуть зазевавшемуся трость под ноги.

В комнату ворвался запыхавшийся Тобо:

– Капитан… Костоправ. Господин. Я неправильно понял то, что он мне сказал.

– Что?

– Это не про него. Это про бабушку Готу.

Кы Гота, бабушка Тобо, умерла счастливой. Настолько счастливой, насколько могла умереть бабушка Тролль, то есть будучи пьянее трех сов, утонувших в бочонке с вином. Перед кончиной она насладилась огромным количеством чрезвычайно крепкого продукта.

– Если это сойдет за утешение, то она, наверное, ничего и не почувствовала, – сказал я парню.

Хотя улики намекали, что она прекрасно все понимала.

Мои слова его не обманули.

– Она знала, что смерть близка. Здесь побывали грейлинги.

Услышав его голос, за перегонным кубом кто-то негромко защебетал. Как и баобасы, грейлинги были вестниками смерти. В Хсиене таких хватало. А некоторые из тех тварей, что недавно завывали в темноте, тоже ими станут.

Я произнес слова, которыми положено утешать молодых:

– Наверное, смерть стала для нее избавлением. Она постоянно мучилась, и я уже не мог облегчить ее боль.

Сколько я помнил старуху, собственное тело было для нее источником страданий. А пару лет назад ее жизнь и вовсе превратилась в ад.

Минуту-другую Тобо был похож на грустного мальчика, которому хочется уткнуться в мамину юбку и от души поплакать. Но вот он снова стал юношей, полностью владеющим собой.