Глен Кук - Хроники Черного Отряда: Книги Мертвых [сборник litres]

– Зря я решил, что уже вернулся в форму, – сказал я. – Все тело болит.

– Говорят, некоторые здесь проводят всю жизнь, перемещаясь лишь на этаж-другой, когда заканчивается послушничество и начинается монашество, – сказал Лебедь.

– Такие люди уравновешивают тебя и меня.

Лебедь странствовал меньше моего, но здесь, на краю света, разница в несколько тысяч миль уже не кажется существенной. Я попытался разглядеть каменистую равнину, которую мы пересекли, приближаясь к монастырю, но туман был почти непроницаем.

– Думаешь о том, что спускаться будет легче? – спросил Лебедь.

– Нет. О том, что жизнь в такой изоляции сильно сужает кругозор.

Не говоря уже о ничтожно малом количестве женщин в Хань-Фи. Да и те, что есть, принадлежат к женскому монашескому ордену. Они соблюдают целибат и ухаживают за подаренными младенцами, а также за самыми старыми и больными обитателями монастыря. Остальное его население состоит из монахов; все они бывшие подкидыши; все также дали обет воздержания. Наиболее фанатичные даже делают себя физически невосприимчивыми к плотскому соблазну. Отчего почти все мои братья считают монахов существами даже более жуткими и загадочными, чем ночные приятели Тобо. Ну какому солдату понравится идея расстаться со своим лучшим другом и любимой игрушкой?

– Узость кругозора может быть такой же силой, как и слабостью, Освободитель, – прозвучало у нас за спиной.

Мы обернулись. К нам присоединился друг Дремы, Сурендранат Сантараксита. Ученый был облачен в местную одежду и щеголял принятой в Хань-Фи прической, то есть полным отсутствием волос. Но лишь глухой и слепой принял бы его за монаха. Кожа у него темнее, чем у любого из туземцев, а черты лица ближе к моим и Лебедя.

– Этот туман и узость кругозора помогают монахам избегать мирских привязанностей. И потому их нейтралитет остается безупречным.

Я забыл упомянуть, что когда-то Хань-Фи оправдывал любого из тех, кто сотрудничал с режимом Хозяев Теней. Сей досадный исторический эпизод был постепенно выжжен кислотой времени и наглой ложью.

Сантараксита сиял. Он был убежден, что здесь ученому человеку не нужно продаваться власть имущим, чтобы оставаться ученым. И верил, что даже Шеренга Девяти прислушивается к мудрости старших монахов. Где уж ему понять, что если Девять обретут больше власти, то отношение к ним Хань-Фи скоро станет подчиненным.

Шри Сантараксита славен своим умом и наивностью.

– Почему? – поинтересовался я.

– Монахи так слабо осведомлены о жизни остального мира, что не пытаются ему ничего навязывать.

– И тем не менее Шеренга Девяти предпочитает говорить с миром отсюда.

Шеренге очень нравится издавать указы, которые остаются не замеченными населением и прочими военными.

– Да, верно. Так пожелали старейшины. В надежде обрести немного мудрости, прежде чем их власть станет больше чем символической.

Я промолчал насчет коня, которого можно подвести к воде, но нельзя заставить пить. И не высказался насчет того, насколько целесообразно поддерживать тайную хунту, а не одного сильного правителя или последних аристократов из Судей Времени. Я лишь признал:

– Похоже, они заботятся о благе Хсиена. Но можно ли доверять тем, кто все поставил на парней, прячущих лица за масками?

Какая нужда говорить ему, что у Шеренги нет секретов от нас? Редкие из поступков или споров Девяти минуют глаза и уши друзей Тобо. Их личности тоже нам известны.

Мы действуем исходя из предположения, что Шеренга и прочие военачальники внедрили к нам шпионов. Что, кстати, хорошо объясняет, почему набор рекрутов среди Детей Смерти почти не встречает сопротивления властей.

Очень многих шпионов распознать нетрудно. Дрема показывает им то, что считает нужным показать. Эта коварная и мстительная ведьмочка наверняка уже придумала, как потом использовать прохвостов.

Она меня тревожит. В ней тоже накопилась прорва ненависти, но ее личные враги ушли из жизни ненаказанными много лет назад. Однако всегда остается вероятность, что Дрема выберет козла отпущения, а это не пойдет на пользу Отряду.

– Чего ты хотел? – спросил я Сантаракситу.

– Ничего особенного.

На его лице появилась отчужденность. Он друг Дремы, а я нарушил его душевное равновесие. Сантараксита читал мои Анналы. Столько всего пережив на пути сюда по вине Дремы, он так и не примирился с жестокими особенностями нашего образа жизни. И я уверен, что он не пойдет домой вместе с нами.

– Я надеялся увидеть Дораби до начала переговоров. Это может оказаться важным.

– Не знаю, где она. Шихи тоже куда-то пропала. Мы договаривались встретиться здесь.

Местные обычаи запрещают женщине жить в одной комнате с мужчиной. Даже Сари поселили отдельно от Мургена, хотя они законные супруги. А присутствие Шихандини добавило Сари забот. Она хотела отвлечь святых отцов, но не до такой степени, чтобы те повредились умом. Вполне достаточно, если монахи пойдут на пару-тройку мелких уступок. Впрочем, главной задачей Шихи будет вовсе не отвлечение внимания.

Шри Сантараксита заломил руки, потом сложил их на груди. Его кисти исчезли в рукавах рясы. Я пригляделся: волнуется. Что-то знает. Я посмотрел на Лебедя. Тот пожал плечами.

В зал вошли Мурен и Тай Дэй.

– Где они? – спросил Мурген.

Тай Дэй выглядел встревоженным, но промолчал. Он вообще немногословен. Как жаль, что сестра не учится на его примере.

Тай Дэй тоже что-то знал.

– Еще не приходили, – ответил Лебедь.

– Шеренга Девяти рассердится, – добавил я. – А что, Дрема и Сари затеяли какую-то свою игру?

Сантараксита нервно попятился:

– Неизвестные тоже еще не пришли.

Мои спутники – пестрая компания. Когда появится Дрема, мы будем представлять пять разных рас. Даже шесть, если считать Сантаракситу одним из нас. Дрема верит, что уже одна эта многорасовость устрашит Шеренгу Девяти.

У нее есть и иные, куда более странные идеи. Не знаю, с чего она решила, будто запугать Шеренгу – хороший способ склонить ее к сотрудничеству. Нам от Девяти нужно лишь разрешение добыть информацию, необходимую для ремонта Врат и прохода через плато. Монахи Хань-Фи готовы поделиться этими знаниями. Чем сильнее мы становимся, тем больше монахам хочется, чтобы мы ушли. Их куда больше страшит распространяемая нами ересь, чем армии, которые мы можем привести сюда.

Зато эта угроза не дает спокойно спать военачальникам. Но они тоже хотят избавиться от нас: чем сильнее мы становимся, тем более реальную и близкую угрозу представляем для них. И я не виню полководцев за такую логику. Сам бы на их месте так рассуждал. Весь накопленный человечеством опыт учит относиться к вооруженным чужеземцам с подозрением.