Ричард Морган - Стальные останки [litres]

«И какого хрена меня это должно тревожить?»

Она отвернулась от дворца и позволила коню самому найти дорогу домой в круговороте улиц южной стороны.

«Шанта ни хрена не отличается от прочей старой гвардии. Попрятались по своим привилегированным углам, только и знают, что ныть на собраниях заговорщиков, дескать, как хорошо было раньше, при Акале».

А разве они не правы?

«Акал был еще жив, когда мы разбили бунтовщиков в Ванбире. Давай не будем забывать об этом неприятном изъяне на его до той поры славном лике».

«Он тогда уже лежал на смертном одре».

«И все равно отдал хренов приказ».

«Да. А ты подчинилась».

Она проехала мимо спящего человека, свернувшегося клубком в углу кузнечного двора, погруженного в сумерки. Потрепанный плащ и капюшон; на полах Арчет разглядела черного коня на серебристом фоне – геральдическую эмблему императорской кавалерии. Трудно сказать, был ли этот нищий на самом деле кавалеристом: город полнился демобилизованными и покалеченными солдатами, которые спали на улицах, но военная форма вызывала больше жалости к попрошайкам любых мастей, и стоило пойти на риск, чтобы ее заполучить. Она могла прокормить и даже дать приют в зимние ночи, когда холод усиливался или шли дожди. Арчет знала бордель возле гавани, чья хозяйка гордилась тем, что позволяет бездомным ветеранам спать в сарае для стирки белья. Говорили, по праздникам она даже посылала к ним девочек – из тех, что выглядели более потасканными, – чтобы поработали руками забесплатно.

Патриотизм иной раз обретает очень странные формы.

Она остановила коня и пригляделась к закутанному в плащ человеку, пытаясь понять. Что-то в его позе и впрямь выдавало солдата – может, лаконичность, с какой он использовал плащ и капюшон. Поди разбери, если его не будить…

Арчет пожала плечами, покопалась в кошельке и нашла монету в пять элементалей. Наклонилась и бросила так, что монета ударилась о стену и отскочила на мостовую с громким звоном. Спящий заворчал, пошевелился и правой рукой, высунув ее из-под плаща, принялся шарить вокруг, пока не нашел деньги. Мизинца и безымянного пальца не было, как и почти половины ладони. Арчет поморщилась. Довольно частое ранение в конных подразделениях. Об ихельтетских кавалерийских мечах ходила печальная слава из-за плохой защиты для руки. Один мощный и точный удар вдоль клинка от умелого противника – и ты больше не кавалерист.

Она бросила на полу плаща еще пять элементалей и, цокнув языком, вынудила Идрашана продолжить путь.

Еще через пару улиц, почти дома, она проехала маленькую зеленую площадь, которую когда-то называли площадью Ангельского Крыла, но потом переименовали в честь победы при Виселичном Проломе. Сюда она иной раз приходила, когда хотела выбраться из дома, как до войны, так и после, хотя до было лучше. В то время здесь был многолюдный фруктовый рынок. Теперь его сменил напыщенный, хоть и небольшой трехгранный каменный мемориал в центре, с грандиозными барельефами, на которых исключительно имперские солдаты попирали кучи мертвых ящеров, а из центра возвышалась колонна, отдаленно напоминающая меч, устремленный в небо. В нижней части памятника имелись каменные скамейки, а также рифмованные посвящения «нашему славному имперскому командующему, что вдохновил сынов города». Арчет читала эти вирши достаточно часто, чтобы невольно запомнить, и как-то раз на балу во дворце ее даже представили поэту, который их состряпал.

«Конечно, вашего покорного слуги не было там, на поле боя, – сказал ей этот мелкий аристократ с глупой ухмылкой и мужественно вздохнул. – Как бы он этого ни желал. Но я посетил Виселичный Пролом в прошлом году, и в таких случаях всегда можно положиться на музу, чтобы уловить эхо событий в меланхоличной тишине, повисшей над тем местом».

«Разумеется». Но, видимо, что-то отразилось на лице, несмотря на все старания, потому что ухмылка слегка увяла, и тон поэта стал тревожным.

«Вы, э-э… Вас же там не было? Вы не участвовали в сражении?»

«О, нет, – она чудом сохранила вежливый тон. – Но мой отец погиб во время отступления экспедиционного корпуса, а два моих друга-чужеземца возглавили последнюю атаку при Виселичном Проломе».

После этого поэт оставил ее в покое.

Дома, во внутреннем дворе, Арчет передала Идрашана ночному сторожу и вошла через боковую дверь. Внутри слабо горели лампы, и было тихо – она держала минимальное количество слуг, а рабов, которых иной раз привозила из походов, освобождала сразу, как только позволяли обычаи и городские законы. Кефанин, наверное, дремал в своей каморке у парадного входа, ожидая ее возвращения. Не было смысла его будить, и Арчет отправилась прямиком в свои покои наверху.

В гардеробной она развесила ножи, стянула сапоги нога об ногу и швырнула в угол, избавилась от прочей одежды, словно от старой кожи, и с минуту постояла, наслаждаясь ощущением теплого воздуха на коже. Потом, когда наклонилась почесать икру, в нос ударил собственный запах. Она поморщилась и посмотрела на изукрашенную сонетку у стены.

«Да ладно тебе. Тоже мне, ветеран войны с Чешуйчатым народом. Ты купалась под водопадом в верховьях Трелла зимой 51-го. Неужели это было давно?»

По правде говоря, прошло десять лет, а она и не заметила; но затихающее эхо крина было благословением, мышцы нетерпеливо подрагивали под кожей, и Арчет поддалась порыву. Не тронув колокольчик, она отправилась в ванную, не то чтобы предвкушая погружение в холодную воду, но просто не желая начинать канитель с призывом слуг и рабов, которым предстояло разжечь печь, заполнить чаны, выждать, пока вода нагреется, и принести ее наверх, а потом…

Вода в больших алебастровых кувшинах для купания была не холодной.

Арчет моргнула, снова сунула руку в один из них и поболтала. Точно, теплая. Что ж, похоже, Кефанин в очередной раз доказал, что стоит состояния. Она ухмыльнулась и с некоторым облегчением стала мыться, уделяя особое внимание тем частям тела, которые сильнее оскорбляли обоняние. Потом ополоснулась, взяла полотенце с вешалки, завернулась в него и неторопливо направилась в спальню.

В кровати кто-то лежал.

Застыв на пороге, Арчет почувствовала запах, источаемый полотенцем, в которое она завернулась. Он был чужим, но, вместе с тем, странно знакомым.

– Эй, – рявкнула она. – Ты должна быть в гостевой ком…

Но это была не Элит.

Женщина приподнялась на локте, сонно моргая, и Арчет понадобилось несколько секунд, чтобы узнать эти волосы цвета свечного воска и бледное личико. Она все вспомнила благодаря запаху: пять дней назад влажная рука Джирала крепко сжимала эту челюсть, пахнущие солью соки рабыни подсыхали на его пальцах. Арчет поймала себя на том, что от воспоминания ее ноздри затрепетали, и внезапно поняла, что ей больше нечего сказать.