Кесия Люпо - Мы – кровь и буря [litres]

Наконец Хранители приступили к выполнению последних обрядов. Шепот молитв стих, и гробовщик в черной мантии передал одному из младших Хранителей священное масло. Констанция знала, что все, включая Хранителей, вспомнили похороны герцогини. Руки бедняги дрожали. Констанция бросила взгляд на Уинтона – его руки сжались в кулаки; дыхание стало неглубоким и быстрым. Сестра легонько сжала плечо брата, пока Хранитель неуверенно коснулся маслом лба, губ и сердца их отца.

Ничего не произошло.

«Конечно. Ведь эта девушка, вероятно, единственная волшебница, которая родилась в Княжеском лесу с моего рождения».

Напряжение исчезло. Хранитель уважительно, но с заметным облегчением отошел от тела и вернул масло гробовщику. Тот поставил масло и помог навечно закрыть прекрасные резные двери гробницы.

Церемония закончилась – золотое древо соединилось, чтобы охранять вход в усыпальницу отца. Констанция знала, что ей придется выходить последней, хотя она мечтала как можно скорее сбежать отсюда. Когда склеп опустел, у гробницы остался лишь Уинтон. Он стоял на коленях слева от сестры.

Колени девушки болели. Она встала, и Уинтон тоже поднялся, в последний раз коснувшись лба, губ и сердца.

– Пойдем, – позвала она, – давай поговорим. Ты долго ждал.

Вместе они вышли из усыпальницы и прошли через большой зал во двор, оставив отца во тьме.

В своей комнате Констанция с удивлением обнаружила на кровати кота. Огромное рыжее существо оставило на туалетном столике мертвую мышь. Разве это не тот же кот, которого она видела в первую ночь в склепах?

– Чей он? – стоя на пороге, спросил Уинтон.

Констанция пожала плечами.

– Похоже, это я ему принадлежу. Рано или поздно он бы все равно меня нашел. Заходи, Уинтон, – добавила она, заметив, что он ждет приглашения.

Брат вошел в комнату и сразу погрузился в кресло перед камином, который в ее отсутствие кто-то вычистил. За железной решеткой танцевало пламя, отбрасывая на лицо Уинтона слабый свет. Некоторое время Констанция стояла возле каминной полки, молча глядя на огонь.

– Ты, наверное, на меня злишься, – начала она, пока Уинтон молчал.

– Моя мать умерла. Мой отец умер. Констанция, ты – все, что у меня осталось, – сказал он. – Мне все равно, что ты чародейка. Мне даже все равно, что ты солгала.

– Тебе… все равно? – удивленно спросила Констанция.

– Конечно нет. – Уинтон пристально посмотрел на нее. – Разве ты не знаешь, как сильно я тебя люблю? Я с детства восхищаюсь тобой. Я всегда чувствовал, что ты не похожа на остальных. Пока я был ребенком, я по пятам за тобой ходил.

– Я помню. – Констанция улыбнулась. – Герцогиню это жутко раздражало.

– Мне кажется, мое восхищение связано с тем, что я тоже… не похож на других.

Констанция моргнула, не понимая, о чем речь.

– Ты тоже волшебник?

– Нет, я не это имел в виду. Я хочу сказать… Я другой. – Он покраснел. – Лорд Ирвин… Я… э-м-м… Я… пытался…

И вдруг Констанция поняла, почему Уинтон без объяснения причин перестал тренироваться с Мастером Меча. Она поняла, почему Ксандер пытался уйти от разговора.

– Я давно это понял, – признался Уинтон тихим, полным боли голосом. – Моя мать хотела женить меня на девушке из Княжеского леса. Мне приходилось участвовать в бесконечных обедах, танцах и нелепых формальных встречах – даже во время чумы. Все это казалось настолько бессмысленным, ведь вокруг умирали люди… Но герцогиня настаивала, что ничего нет важнее династии. Она твердила, что это наша связь с Предками и способ, которым мы передаем их кровь последующим поколениям…

Констанция сама слышала эти слова от герцогини, которая смотрела на юную дочь герцога, как на яд в кровной линии.

– Но ты не хотел жениться на девушке.

Уинтон печально покачал головой.

– Порой мне нравились девушки. Но в основном я чувствовал себя добычей в какой-то странной охоте: они улыбались мне острыми белыми зубками, и я чувствовал себя в западне. – Уинтон глубоко вздохнул. – Только когда матушка заболела, эти встречи прекратились. А мои чувства к другим… в частности, к лорду Ирвину… – Он смущенно спрятал лицо в ладонях, поэтому следующие слова прозвучали приглушенно. – Это было ребяческим восхищением. Мне так стыдно.

Констанция подошла ближе и осторожно положила правую руку ему на голову.

– Не нужно стыдиться. Все из нас проходят через это.

– Но не с таким… не с таким… извращением .

– Ты ведь на самом деле не считаешь это извращением. Это чьи-то слова, но не твои. Кто тебе это сказал?

Вздохнув, Уинтон поднял голову.

– Однажды я пытался поговорить с моей матерью… Я хотел ей все рассказать… Мы поговорили, но в общих чертах.

– Твоя мать, несмотря на любовь к тебе, была не самой…

«Просвещенной? Любознательной? Образованной?»

– Не самой дипломатичной из женщин. В Городе Королей такие отношения считают нормой. Говорят, сам король предпочитает компанию мужчин, – продолжала Констанция. – Мне кажется, граждане Княжеского леса одержимы идеей продолжать свой род исключительно из-за Предков. Но в остальном мире дела обстоят иначе.

Надежда зажглась в его глазах, но вскоре снова угасла.

– Но я здесь в ловушке, разве ты не видишь? Из-за грозового облака и карантина я навечно здесь заперт. Или до тех пор, пока у нас не закончатся запасы еды. Или пока мы просто не умрем .

Констанция старалась не улыбаться его мелодраме.

– Уинтон, послушай. – Она опустилась на колени перед креслом и убрала руки брата от лица. – Теперь, когда мой секрет раскрыт, я могу рассказать тебе правду: я здесь, чтобы разобраться с грозовым облаком. Вот почему я вернулась. И как только оно уйдет, ты сможешь уехать, куда пожелаешь.

Уинтон выглядел ошарашенным.

– А как же карантин?

– Чума появилась из-за грозового облака, Уинтон. Если я избавлюсь от него, нам не понадобится карантин.

Пусть брат и продолжал спорить, Констанция услышала надежду в его голосе.

– Но… даже без грозового облака… если я уйду, я предам Предков. Предам память матери. А если у меня не будет детей…

– Кто говорит об уходе навсегда? Ты сможешь посетить другие места и вернуться, когда только пожелаешь. И… у меня будут дети, которые требуются нашей династии.

Хотя Констанции было трудно представить подобное, ей пришлось это сказать.

– Правда? – Уинтон хлюпнул носом.

– Все будет хорошо, брат, – обещала Констанция, заключив его в объятия. В любом случае с нее причиталось.

После двух дней тренировок Лина почувствовала себя сильнее. Чувство в животе усиливалось, как будто магию подпитывали энергией. Место скопления ее сил, которое ей удалось найти, переместилось ближе к пальцам и открывалось даже во время усталости. Пар стал гуще, темнее, словно сам набирался сил.