Антология - Когти и клыки. Сказания из мира ведьмака [сборник litres]

Не стала отвечать на вопрос старой жрицы. Сцепила зубы, когда Пчелка прижимала ее к одеялу, чтобы обездвижить на время операции. Хрустнула выравниваемая кость, и эльфка снова крикнула, а потом потеряла сознание. На этот раз – на большее время.

Если бы такое случилось до битвы, она бы скорее сама перерезала себе глотку, чем приняла бы помощь от людей. Ушла бы с поднятой головой, гордая и сильная. Однако многое изменилось, море пролившейся крови утопило ее гордыню, гордость ушла, смирённая голодом, болью и усталостью. Черноволосая Торувьель, беспощадная и холодная убийца из Скоя’таэлей, мстительница, выслеживающая и убивающая людей, отважная кавалеристка бригады «Врихедд», сперва залилась слезами, когда грязная селянка дала ей кусок хлеба, а затем сама попросила о помощи встреченную группу беженцев. Что-то в ней треснуло и рассыпалось на миллион кусков, словно разбитое зеркало.

Ей пришлось остаться с людьми, чтобы не задерживать своих. Из всего эскадрона их выжило только восемь, лошадей же осталось и вовсе шесть. Знали, что за ними гонятся, что победители разослали патрули с приказом перехватывать и ликвидировать недобитков проигравшей армии. Нильфгаардцы могли рассчитывать на милосердие и тюрьму, а вот пойманных нелюдей убивали на месте. Проблема эльфов сама решилась после битвы под Бренной. Торувьель понимала, что задерживает беглецов, особенно когда стала терять сознание от потери крови и жара. Отдала свой колчан со стрелами, сошла с коня и ушла к горящим кострам, у которых грелись беженцы.

Несколько из них впали в панику, бросились наутек, когда она вышла из темноты. Черноволосая эльфка с косичками, пропитанными кровью, с диким, нечеловеческим взглядом. Радужки ее были настолько темными, что сливались со зрачками, превращая глаза в две бездны. Она бросила меч и неумело попросила о помощи, а потом просто потеряла сознание. К счастью, люди не зарубили ее на месте: с ними была старая жрица богини Мелителе, странствующая в сопровождении молоденькой принятой. Так вот безжалостная Торувьель, поклявшаяся в кровавой мести человеческому роду, оказалась под опекой людей.

Она проспала всю ночь в палатке жриц, не проснулась, даже когда лагерь снялся, а двое мужчин перенесли ее на повозку. Раньше женщины переодели ее в одну из рубах Пчелки и завернули в одеяло. Старая жрица напоила ее желтоватой наливкой, дерущей глотку, адски крепкой, и та отослала эльфку в страну сна почти на сутки. Когда она очнулась, рука продолжала болеть и пульсировать жаром, но оказалось, что у нее вернулось ощущение в пальцах, она даже могла слегка ими шевелить.

Она поняла, что едет в обозе из примерно тридцати повозок, рядом с которыми шли пешие селяне. К телегам и повозкам были привязаны послушно шагающие по дороге коровы. Рядом с наваленными на телеги узлами с добром ехали клетки с курами и поросятами, вокруг даже кружило несколько худых собак. Казалось, в путь тронулось небольшое сельцо, забирая с собой все добро. Торувьель не нужно было спрашивать, отчего люди сбежали в глухой лес. Война обезлюдила целые страны, заставляя жителей сбегать с насиженных мест. Она сама, как воительница из отряда Скоя’таэлей, выслеживала и нападала на таких же беглецов, безжалостно их убивая. Человеческое семя должно быть уничтожено, выполото с лица земли. Только полное истребление их рода могло стать местью за уничтоженные эльфские племена и разрушенные города. Она верила в такое еще пару недель назад. Теперь при мысли об убийствах на глаза ей наворачивались слезы, а в горле вставал комок.

– Говорю вам, войт, надобно порешать это поскорее. Нелюдская ведьма на нас несчастье навлечет, – услышала она приближающиеся голоса. – Обвинят нас в укрывательстве нелюдей да в том, что мы с эльфами снюхались. Давайте от проблемы избавимся. Как жрицы отойдут, схватить суку, ножом ткнуть в горло – и дело с концом.

– Хватит ерунду нести, Глазок, – буркнул войт, не сводя взгляда с эльфки. – Никаких убийств, по крайней мере пока я тут главный.

Она приподнялась на постели, чтобы взглянуть на приближающихся. Непроизвольно потянулась за мечом, но не нашла его у пояса. Войт был высоким лысым мужичиной с длинными усищами, а сопровождали его двое селян: старик с козлиной бородой, опирающийся на палицу, и высокий крепкий юноша, вооруженный рогатиной. Этот, похоже, и был Глазком, поскольку смотрел на эльфку с нескрываемой враждебностью.

– Я – Быгост, войт Подъямников, – представился коротко лысый толстяк. – А вы кто будете, мамзелька?

– Торувьель из Дол-Блатанна… из Долины Цветов.

– Глядите на ее правую руку: там следы от тетивы. Это лучница из Белок, террористка проклятая! – рявкнул юноша. Одной рукой сжимал древко рогатины, вторую положил на рукоять длинного ножа, торчащего за поясом. – Мы должны ее повесить на ближайшем дереве. Сколько ты людей убила, сука? По детям тоже стреляла? Признавайся!

– Хватит ерунду нести, Глазок, – прохрипел старик. – Я – дед Джвигор, кузнец бывший, а в молодые годы – еще и пехотинец короля Редании. Много я видывал и разбираюсь в людях, да и в нелюдях немного – тоже. Стану за тобой присматривать, красавица.

– Я не хочу проблем, – сказала. – Могу уйти, если хотите…

– Не хотим, – ответил войт. – Пока я тут главный, не станем бросать в лесу раненых и требующих помощи. Война превращает людей в скотов, но это вовсе не значит, что все мы должны вести себя, словно животные. Мама Таммира займется тобой, как надлежит. Если не выживешь, похороним как одну из своих, если выкарабкаешься – уйдешь, куда захочешь. Пока же твой меч будет у меня – просто на всякий случай.

– Мне за гостеприимство отплатить нечем, – проворчала она.

– Знаем. На тебе только рваный и грязный мундир был, да эльфский меч. Дед говорит, что железо – дорогого стоит, но я оружием торговать не желаю, особенно таким… – заявил войт, поглаживая усища. – Нет мне дела, к какой ты армии принадлежишь и с кем сражалась. Пока ты с нами – ты просто раненая девица. Советую об этом помнить.

Она кивнула, раздумывая, что, кроме набожности и альтруизма, является мотивами войта. Не надеялась, что он спасает ее только из-за доброты душевной. Она ведь представляла собой угрозу, к тому же – была опасной преступницей. Глазок говорил, что де – убивала людей, не щадя и детишек. А она и правда несколько дней назад резала раненых в полевом госпитале и топтала конем безоружных маркитанток. Ее должны были повесить, прежде чем восстановит силы настолько, чтобы суметь защищаться. Прежде чем снова проснется ее ненависть.

– Думаю, что войт ошибается, – заявил крепыш с рогатиной. – И что все это дурно закончится: ты навлечешь на нас несчастье. Но если так случится, то живой ты не уйдешь. Пришпилю тебя к ближайшему дереву.