Антология - Когти и клыки. Сказания из мира ведьмака [сборник litres]

– Госпожа, мы защитимся!

Из рядов выскочила одноглазая крысиха, Мара. Ее темный хребет носил на себе следы когтей и клыков.

– Мы загрызем ведьмака! Испугаем, как того, что был последним!

Отвага Мары уступала только ее безумию.

Этот другой. Он умеет сражаться.

– Тогда получит сражение! Выпотрошу его, процарапаю путь к сердцу, а потом…

Вопли Мары прервал Оружейник, укусив ее за загривок. Сжимал челюсти так долго, пока крысиха не перестала биться. Потом только зашипела и обнажила резцы, однако сдалась, снова отступив в круг.

В этот самый момент весь клубок замер. Смолкли писки и ссоры. Я почувствовала, как пробуждается к жизни крысиное бессознательное, как ритм их сердец замедляется и выравнивается. Сплетения мысли соединили и подтолкнули их в другом направлении. Так формировалось Соединство: существование, порожденное из сотен меньших жизней.

– Я вижу его. Выходит вместе с Велерадом.

Мордочкой шевелил Оружейник, хотя голос принадлежал отсутствующей Петельке.

Куда они направляются?

– В замок. К королю.

Я издала горловой хрип. Фольтест, король Темерии, любимый отец, который заключил меня в холодных стенах склепа, бросил на пожрание червям и тьме. Прикрыл резной плитой саркофага, зажег благовония и привел жрецов, чтобы те пропели траурные гимны. Убедил весь мир, что я умерла. Дочь Адды жива, дураки! Во мне течет королевская кровь! Наследие сильнее проклятия. Двор сам меня отыскал и обучил, как править в этом мрачном месте.

Я успокоила мысли. Не время жалеть.

Проберешься в замок?

– Да, госпожа.

Готовься. Я хочу при этом быть.

Соединение личностей отличается от вхождения, как визит в ратушу – от похищения бургомистра. Ты позволяешь вести себя, смотришь на мир чужими глазами, участвуешь в происшествиях, но не вмешиваешься в происходящее.

Вот только боль – похожа.

Почти сразу, едва я вступила в вихрь Соединства, крысы повели меня через норы. Я почувствовала, как ничто раздирает меня когтями изнутри, как дергает и кусает, пытаясь прорваться сквозь барьер небытия; Соединство не позволяло мне уйти. На миг я потеряла сознание, а когда оно вернулось, я наполняла череп Петельки.

Тепло камина. Запах шерсти. Человеческий пот щекочет нюх. Я получала те же самые впечатления, что и спрятавшаяся за комодом служанка, и хотя она старалась это скрыть, я знала: она боится. Я была с ней и тоже боялась.

Выглянула из укрытия, осторожно, чтобы не проснулись гончие.

Пятеро мужчин. Бородач на сундуке – это Сегелин, второй вельможа, нахмуренный – это Острит. Осот и Щепка, шпионящие за ним, утверждают, что он никогда не улыбается. Ведьмак казался несколько уставшим. Рядом с ним сидел Велерад. Нервно хрустел пальцами. Думал, что на него никто не смотрит.

– От чего у тебя так голова поседела? От волшебства?

Ну и Фольтест, король Темерии, мастер шуток.

Я знала людей, которыми окружил себя мой отец. Знала их привычки и планы. Знала, кому они доверяют, кого презирают, когда встают ото сна и когда – ложатся спать, чего боятся, кто греет им ложе. Я познавала душу города, укрытая от глаз подданных.

Вызиму подтачивает болезнь. Может, снаружи и видны богатые одежды и позолота, но на утробе ее – следы когтей.

– Если у моей дочери хоть волос с головы упадет, ты свою на плаху положишь. Это все. Острит и вы, государь Сегелин…

Я перестала слушать. Меня били судороги. Мерзкий лицемер! Петельке к горлу подкатило нечто горькое. Прости, моя вина. Обещаю держать голову холодной.

Я проводила отца ненавидящим взглядом, представляя, как разрываю в ярости его атласные одежды.

Я давно поняла, что Фольтест желает меня расколдовать. Не была наивной: это не вопрос милосердия, это проблема угрызений совести. Мог ли кто-либо проспать хоть ночь спокойно, зная, что отдал дочь на погибель?

Почему ты никогда меня не проведывал, не пел мне колыбельных, чтобы отогнать ужасы, таящиеся во тьме? Отчего я знала только холодные объятия матери, пока ее мертвые руки не распались в прах? Ты думал, что достаточно накинуть на прошлое саван, чтобы навсегда его от себя отделить? Посмотри, отец, куда тебя это привело! Я захватила твой замок и построила свое царство.

Ты похоронил принцессу, но проснулась – королева.

С той поры, как один из Ведающих измыслил идею «ночной стражи», Фольтест уцепился за нее, словно утопающий за последнюю доску. Верил, что таким-то образом справится со своим позором. Не знаю, прав ли был чародей или наплел с три короба, соблазненный блеском монет, но я не хотела рисковать. Решила, что не отдам власти без сражения.

В Вызиму устремились авантюристы, жадные до славы и золота: странствующие рыцари, изгнанные преступники, наемники, шарлатаны. Я переламывала их, пожирала. Каждого, без исключений. Грудные клетки отворялись для меня, словно пучки роз; сок разложения орошал мои темные сады. Это был пир, истинный пир! Следы крови в главном зале походили на вино, расплескавшееся из чаш собеседников.

Наведывались ко мне и романтические дураки, верящие в силу предсказания и чистого сердца. Эти вот последние я вырывала прямо из их груди и съедала у них на глазах. Иллюзий своих они держались дольше, чем жизни. Были и воины в черненых кожаных доспехах, вооруженные мечами и утыканными гвоздями палицами, грубые и самоуверенные. Когда я заключала их в объятия, просыпался весь город. Внутренностями героев я украшала деревья и стены. Они тянулись, словно праздничные ленты, порождая восторг моих подданных.

Хотели взять меня силой или каким другим способом. И умирали. Хотели загнать в ловушку, но петли стискивались на их глотках. У них были яд, заклинания, артефакты. Мне хватало когтей и клыков.

Велерад вдруг вскочил со стула.

– Принцесса выглядит как стрыга [31] Здесь переводчик позволил себе отойти от канонического уже перевода Е. Вайсброта («упырица»), поскольку «стрыга» – существо несколько более сложное. ! – крикнул.

Испуганная Петелька вжалась в стену. Потекла литания оскорблений; ипат выплевывал слова с жаром странствующего проповедника. Меня даже развеселила его любовь к метафорам.

Стрыга. Одна из языковых «отмычек», которые переводят сложные процессы и явления на язык простецов. Слова-отмычки не пытаются объяснить проблему, они просто навязывают взгляд, оценивая стороны конфликта. Этот хороший, тот плохой, это – чудовище, а там – жертва. Народ слушает и кивает, поскольку на первый взгляд это звучит складно. Я знаю множество таких определений. Война, обязанности, неурожай, случай. Слова-отмычки в девяти из десяти случаев должны размыть чью-то ответственность, отвести внимание от конкретных людей, совершивших конкретную ошибку, что в дальней перспективе должно привести к конкретным проблемам. Власть над языком – это власть над сознаниями. Меня этому научило Соединство, носитель чистой информации, устойчивый к простым манипуляциям.