Соня Фрейм - Улей [litres]

Альма казалась слегка встревоженной. Ей было не по себе. Зачем-то она заглянула под кровать, а потом и за ширму. Рут была готова, что ее увидят, но Альма только обвела пространство взволнованным взором и присела на кровать.

«Ты чувствуешь что-то. Но пока не знаешь, что».

Зазвонил телефон.

– Алло, да, милая. Привет, – мелодично ответила она кому-то.

Такой тонкий голос, почти вибрирует в воздухе.

Кровь в венах закипела. Должно быть, так чувствовал себя Волк из «Красной Шапочки», когда готовился сожрать бабушку. В Рут нарастал незнакомый кровожадный азарт.

– Да вот, вернулась из булочной… Как ты там? Отдыхаете?

«С дочкой болтает», – поняла Рут.

– Тревожно мне за вас. Не знаю, почему. С утра сердце не на месте. Или же дома что-то… – невнятно бормотала она и зачем-то оглянулась.

Рут вышла из-за ширмы.

– Чужим духом пахнет, мертвым, – пробормотала Альма. – Нет, я не спятила, как ты вообще с матерью разговариваешь?! Ладно, позвоню еще.

Жалюзи задернулись, и комната погрузилась в полумрак. Альма зажгла свечи и с отрешенным лицом присела перед алтарем. Раздался нечленораздельный шепот, после чего она подожгла пучок травы, и по комнате пополз удушливый смрад. Рут внезапно стало некомфортно. Она ощутила легкое покалывание во всем теле, и очень захотелось попрыгать, почесаться и даже вывернуть себя наизнанку. Альма выкуривала «мертвый дух».

Это только разозлило еще больше: какая-то мелкая сошка, даже не настоящая ведьма, пытается указывать ей через свои травки, что делать. Со всего маха Рут опрокинула на ее чадящий пучок графин с водой.

Альма вскрикнула и принялась шептать что-то с еще большей отдачей. Глаза закатились, и мелькнули белки. Рут в любом случае уже было не остановить. Токсичная обида, питавшая ее все это время, превратилась в нешуточную злость. При жизни она всего боялась, но сейчас терять нечего.

Твори что хочешь.

Она резко дернула Альму за волосы, наматывая их на кулак. Та завопила дурным голосом, но упорно продолжила что-то шептать. Какая упрямая… Ее левый зрачок вылез и безумно запрыгал туда-сюда, а губы повторяли уже только одно:

– Покажись. Покажись. Покажись.

Несмотря на боль и мертвую хватку Рут, она дотянулась до зеркала на алтаре, подняла его на уровень глаз и завопила еще более дурным голосом, увидев в отражении лицо.

– А ну замолкни, – прошипела Рут и резко развернула ее лицом к себе. – Ну так смотри, Альма. Смотри же! И только попробуй не признать.

Взгляд мутно сфокусировался, и Альма по-рыбьи открывала рот, не в силах справиться со сбившимся дыханием. Но зеркало сделало ее на мгновение зрячей. Рут обрела свой облик перед ней.

– Теперь скажи мне, похожа я на черта? – отчетливо спросила девушка.

На лице Альмы мелькнула гримаса узнавания.

– Ты же… – с недоумением выдавила она.

– Верно, дочь Патриции, та самая Рут, которая умерла.

Альма молчала. Постепенно ее взор становился более осмысленным.

Полноценным медиумом она не была, но какие-то способности имелись. Кларисса называла такую разновидность людей «мусором». Они могли заниматься мелкими магическими ритуалами, но настоящим даром владели очень редко.

Когда Альма снова заговорила, то голос зазвучал даже ласково:

– Я понимаю, деточка. Ты – неупокоенная душа… Только ко мне зачем пришла? Я помочь не могу.

Без церемоний Рут отвесила женщине тяжелую затрещину. В ответ раздался очередной комариный вопль. Рут нравилось бить по живому. Она ощущала, как удары отзываются в Альме взрывом капилляров.

– Знаешь, зачем я здесь? Я хочу, чтобы ты сдохла. Потому что знаю все, что ты сделала с мамой и со мной.

– Я… я ничего…

– Ты нас прокляла, – тихо сказала Рут, нависнув над ней, а ее волосы утекли вниз, почти касаясь пола. – Ты воруешь у других ради себя и своих детей. Но ты занимаешься дерьмовой арифметикой. Отняв у них, получаешь не плюс, а дважды минус. Ты влезаешь в долги. Но в конце платят все, даже мертвые вроде меня.

Складной нож из кармана сам прыгнул в руку, и она резко ударила им по запястью Альмы. Женщина издала очередной тонкий крик, похожий на звон стекла. Кровь брызнула на обеих, и Рут обмазала ею обе ладони, а затем взяла ее за руку. Белки глаз почернели, и Альму парализовало.

Рут могла бы безвкусно ее замочить, но это не единственное, что ей было доступно. Она использовала свое главное оружие – способность заключать договоры.

– Да что ты такое… – с трудом прошептала Альма, глядя на Рут как кролик на удава. – Со мной делай что хочешь, только не тронь моих девочек!

Мир вокруг них темнел, и издали послышался вой: ветер на Перекрестке… Рут едва слушала ее, пребывая в особом энергетическом потоке. Внутренним зрением она видела ту искаженную картину фальшивых координат, которые эта женщина выстраивала через свои обряды. Они походили на паутину, и в нее она намеревалась швырнуть Альму.

– Сейчас мы все вернем на свои места, – дрожащим от ярости голосом выдавила она. – Ты когда-то взяла у меня и не вернула, следовательно, ты обокрала меня. Я заключаю с тобой контракт о возвращении. Это моя особая способность – стряпать договоры с кем угодно.

Они застыли перед Стражем во тьме миров, и между их пальцев вязко текла кровь. Что-то в этой реальности пожухшего золота было на стороне Рут, и Альма не могла ни вырвать руку, ни пошевелиться, пригвожденная к месту невидимой силой.

– Твои дети будут выплачивать твои долги. Все, что ты забрала у других, вернется к ним, – отчеканила Рут. – Любое решение, принятое на Перекрестке, непреложно. Здесь не только заключают нерушимые договоры, но и судят, возвращают отнятое.

По щекам Альмы текли слезы. Она пыталась подключиться к какому-нибудь энергетическому потоку, но все каналы вдруг погасли. Нити судеб переплетались, и структура пространства вокруг них менялась.

Страж равнодушно взирал на обеих, благословляя суд Рут.

– Боже, прости… – сипло выдохнула Альма, испуганно поднимая глаза на обелиск.

Но это был не бог.

Исподволь стало светлеть. Они выходили из той реальности. Вой стих, и вокруг проступили стены комнаты. Свечи догорали…

– О каком боге речь? Ты – глупая и злая женщина, Альма. Все, что ты творила, ты делала сама.

Голова Альмы упала на грудь. Так пришла смерть. Весь пол был залит ее кровью. Какое-то мгновение Рут взирала на это с отвращением и ненавистью, а затем ушла.

«Ну молодец, „сожгла“ ведьму, оторвалась. Легче стало?» – ехидно спросил внутренний голос.

В горле саднило, а тяжесть в душе угнездилась еще прочнее.

Эта жестокая выходка не принесла ей ни счастья, ни удовлетворения. Но знать, что Альма живет безнаказанно, было хуже.