Соня Фрейм - Улей [litres]

– Ведьму, – снова начала отвечать за всех Фидель. – Даже опишу ее. Старая, брюзгливая бабка с помойным характером.

– В точку. Только я оставила его. – Рут свела брови и сложила руки на груди. – Я не знаю… что он сделал. Это вообще сложная история.

– Пошли уже отсюда, – помотал головой Саид. – Вдруг нас найдут.

– Похоже, многое нужно обсудить, – заметил Винсент.

Третий велосипед они взяли с собой. Рут села с Винсентом, а Саид с Фидель уселись каждый на свой. Медленно, но верно они удалялись от колдовских мест, где мучились и умирали боги.

До Пфорцхайма Данила добрался без приключений. За семь с лишним часов он достиг знакомых мест на той самой машине. Ступы с помелом не было, но, кажется, даже в колдовском мире это не мужской транспорт. Иногда его самого поражало, насколько органично будничные ситуации сосуществуют с его новой паранормальной жизнью.

Пфорцхайм никогда не был ему родным, хотя он провел здесь семнадцать лет. Этому городу подходило слово «гаденький». Уродливая послевоенная архитектура, сквозь которую нет-нет, да и проглядывают нарядные старинные домики. До бомбежки, говорили, город походил на золотистый Аугсбург. Но Данила сравнивать не мог: то было не его время. Сейчас Пфорцхайм стал обиталищем прорвы русских, турок и арабов, которые вносили в город так называемый гетто-колорит. Возможно, только в таком месте и могут прижиться сорняки вроде него. И сейчас он был рад вернуться. Плохой дом – тоже дом.

Хаблов вырулил на знакомую улицу пригорода, где обитала ведьма. Было почти девять вечера. В душе неожиданно воцарился покой. Осталась последняя часть ритуала, и он валит куда подальше. Пусть только тронут его после: проклянет всех.

Закрыв машину, Данила заспешил к подъезду и открыл своим ключом дверь. Лифт, полный скабрезных анатомических граффити, довез наверх, где его уже ждали. Кларисса привычно застыла в проеме, и свет из кухни подсвечивал ее белую ночнушку-колокол. Данила приблизился и увидел, что она облысела. Только у висков еще лохматились какие-то пергидрольные перья…

– Куда волосы дела? – спросил он без приветствия.

– Вылезли, – шамкнула она и прошаркала в комнату. – Но мы успеваем.

Вскоре оба сидели в устланной коврами гостиной и взирали друг на друга, как много раз до этого. Из ведьмы не просто уходила энергия. Время высасывало ее с противоестественной скоростью. Даже силы Господ не могут поддерживать в ком-то жизнь вечно.

– Я в начале карьеры тоже думала, что магия всесильна, – посмеялась Кларисса, как обычно, угадывая его мысли. – Обману жизнь. Обману смерть. Свое заберу. Чужое тоже заберу. А потом вот оно что: уметь можешь многое, но больше отведенных физических ресурсов у тебя не будет. Значит, и магия конечна.

Данила слушал, неотрывно отслеживая, как по ней бегут последние искорки жизни. Как долго она продлевала себе существование? В каком-то смысле бабка была мертвее Рут уж точно.

– Ты изменился, – прокомментировала она с улыбочкой. – Тяжесть появилась.

– Убей человека, я на тебя посмотрю, – вяло огрызнулся он.

– Да я-то убивала, – махнула она ладонью, шаря выгоревшим взглядом по стенам и потолку. – Какие только жертвы не приносила, чтобы клиенту угодить… или себе времени урвать. Сначала тяжело, потом привыкаешь. А ты так… пальчик мальчику уколол. Дальше Королева сама все сделала. Хочешь – вини себя. Хочешь – забудь. Но ты молодец. Тряпка тряпкой, а когда тебе что-то надо, пойдешь далеко. Я вижу, в тебе начинает формироваться стержень. Может, тяжело тебе со мной было, зато узнал, чего стоишь, к чему пригоден. А так бы жил как былинка в поле… днем одним.

Кларисса была им горда. Вот такой поворот. Прямо шутить про реверсивный стокгольмский синдром хотелось. Данила подпер подбородок рукой, чувствуя, что голова сейчас отвалится и покатится по столу, так он устал от дороги.

– С Рут тоже все гладко вышло, – промурлыкала бабка и повертела перед ним ладонью. – Глянь как следует… Видишь печать контракта с ней? Нет? Вот и я не вижу… Значит, свое я выполнила.

Смех Клариссы походил на шелест серебра. Всех в итоге переиграла. Вышло ведь так, как она давно сказала взбунтовавшейся Мирре: «Мала ты еще со мной тягаться. Старуха – глава шабаша, и сей порядок заведен давно и не тобой!». И что в итоге? Мирра умерла от собственной гордости и самоуверенности, раз ее прирезала их младшая. Но и в ее дело Старуха вмешалась, доведя до ума, потому что Фидель еще зеленая и глупая. Кто всему голова? Старуха.

Ее мысли прервал вопрос Хаблова:

– Где сейчас Королева?

– Где-то… ранки зализывает свои, – последовал слегка злорадный ответ. – Она – тоже не наша забота, за ней пусть Господа приходят, раз она их царица. Ну что, Хабловушка мой? За дело беремся?

Она тяжело поднялась с места и достала знакомые пчелиные соты из комода. Разложила в нужном порядке, а Данила тем временем сходил на кухню и принес большую стеклянную банку, в которой плескалась смешанная кровь всех неинициированных медиумов. Пятьдесят с лишним человек, которых Кларисса собрала по всей стране.

Молодец, Рут. Знали бы они с ней еще, для чего это нужно.

Ведьма и ее подмастерье сделали своими ритуальными ножами по надрезу на запястьях и синхронно выставили руки, позволяя крови литься на разложенные под ними пчелиные соты.

Данила нащупал ее пальцы, сжал и отправил их обоих на Перекресток.

Комната расплылась, а пол под ногами обернулся золотой пылью. Над ними навис обелиск Стража, и тело сковала знакомая изморозь, словно напоминающая, что живым здесь не место.

Оба открыли глаза, вслушиваясь в царящие вокруг звуки. Гул, шелест, шепот. И наконец…

Жужжание. Господа приближались. В этот раз Данила увидел их в истинном обличье. Они перестали скрываться за странными оптическими иллюзиями.

В первый миг его глаза закрылись.

Слишком яркий свет.

Оказывается, во мраке миров бродят дети солнца…

Но вот напряжение сошло, и он поднял голову. А бабка даже не опускала веки. Она уставилась в золотой поток перед ними, жутковато улыбаясь и выжидая.

Господа были подобны своей Королеве. Армия сияющих неземных существ. Золото было их кожей. Золото струилось с кончиков их пальцев. Оно плавилось в их глазах. Данила сделал глубокий вдох, ему хотелось заплакать, ибо они – самое прекрасное, что когда-либо видели его глаза.

По строению Господа напоминали человека, но у них имелись тонкие, полупрозрачные крылья, а у ушей трепетали маленькие мембраны, издавая ровный треск. Их можно было назвать странным симбиозом человека и насекомого.

Господа. Нет, боги.

– Первая часть договора выполнена, – проскрежетала Кларисса. – Ваша Королева на свободе. Мы сделали даже больше. Принесли жертву за вашу нерадивую Фиделис.