Терри Пратчетт - Шляпа, полная неба

Во время полетов на метле Тиффани тошнило. Каждый раз. И путанки у нее не получались. Если так дальше пойдет, она всю жизнь будет ухаживать за людьми, которые, честно говоря, могли бы и сами о себе позаботиться. Ни тебе магии, ни тебе полетов, ни тебе тайн… знай только стриги ногти и вытирай сопли.

Тиффани была частью холмов. Каждый день она говорила им, что они такое. А они в ответ говорили ей, кто она такая. Но здесь и сейчас она больше не слышала их.

За окном пошел дождь, довольно сильный. Где-то далеко зарокотал гром.

А как бы поступила на месте Тиффани матушка Болен? Тиффани знала ответ, пусть даже отчаяние завернуло ее в свои крылья.

Матушка Болен никогда не сдавалась. Она всю ночь не смыкала глаз, разыскивая заблудившихся ягнят…

Тиффани еще немного полежала, глядя в пустоту, потом зажгла свечу и спустила ноги с кровати. То, что пришло ей на ум, не могло ждать до утра.

Она вспомнила фокус, который помогал ей увидеть шляпу. Если быстро помахать рукой позади тульи, рука слегка расплывалась, словно свет чуть задерживался, проходя сквозь невидимую ткань.

Шляпа ведь не могла исчезнуть…

Так, света от свечи должно хватить, чтобы ее увидеть… Если шляпа на месте, то все в порядке, и не важно, кто там что себе думает…

Тиффани встала на середину коврика. За окном горы прочертила вспышка молнии. Тиффани закрыла глаза.

Ветви яблонь в саду бешено раскачивались на ветру, ловцы снов и обереги звенели и громыхали…

— Меня видно, — сказала она.

Мир вдруг погрузился в полную, абсолютную тишину. Раньше такого не происходило. Тиффани на цыпочках отошла, обернулась и открыла глаза.

Вот она стоит, и шляпа на ней, такая же ясно различимая, как и всегда…

Вдруг Тиффани перед ней, девочка в зеленом платье, открыла глаза и сказала:

— Мы видим тебя. Теперь мы — это ты.

Тиффани попыталась крикнуть: «Меня не видно!», но ей нечем было кричать, у нее не было тела и не было рта.

Молния ударила где-то рядом. Окно распахнулось. Огонь свечи взметнулся фонтаном и погас.

А потом остались только тьма и шорох дождя.

Гром перекатывался над Меловыми холмами.

Джинни бережно открыла сверток, который мать дала ей в тот день, когда Джинни настала пора покинуть свой дом на Долгом озере. Это был традиционный дар, каждая юная кельда получает его от матери, навсегда оставляя родной курган. Кельда не может вернуться домой. Кельда ведь и есть дом.

И дар, который она берет с собой, — память.

В свертке лежали треугольный кусок выдубленной овечьей кожи, три деревянных колышка, тонкая веревка, скрученная из волокна крапивных стеблей, очень маленькая кожаная фляга и молоток.

Джинни знала, что делать, — мать на ее глазах проделывала это много раз. Молоток нужен, чтобы забить колышки вокруг очага, где огонь едва тлеет. Веревка — чтобы привязать углы кожаного треугольника к кольям. Кожа чуть провиснет над огнем, ровно настолько, чтобы удержать воду из маленького ведерка, которое Джинни собственноручно наполнила из глубокого колодца.

Опустившись на колени возле очага, она подождала, когда вода начнет просачиваться в самом низком месте и капать в очаг, и тогда подбросила дров.

Джинни знала, что за ней наблюдает множество глаз. Фигли притаились на темных галереях вокруг и над ней. Они смотрят, но ни один не решится приблизиться к кельде, пока она кипятит кожаный котел. Они скорее согласятся отрубить себе ногу. То, что делала сейчас Джинни, было чистейшими таинствиями.

Когда-то, задолго до того, как люди научились плавить медь и железо, ведьмовские котлы именно так и выглядели. Со стороны это казалось магией — как можно кипятить воду в куске кожи? На самом деле это просто, главное — заметить, что воды не осталось, прежде чем кожа задымится.

Когда над котлом стал подниматься пар, Джинни потушила огонь и добавила в воду содержимое маленькой кожаной фляги. Там, во фляге, была малая толика воды из котла ее матери. Эта вода и передавалась от матери к дочери с самого начала времен.

Когда вода в котле немного остыла, Джинни взяла чашку, зачерпнула и выпила. Затаившиеся в темноте Фигли тихонько ахнули.

Джинни легла, закрыла глаза и стала ждать. Ничего не происходило, только гром сотрясал землю и молнии раз за разом на миг высвечивали чернобелый мир.

А потом, так плавно и мягко, что она не успела понять, что все уже началось, прошлое настигло ее. Вокруг Джинни стояли все кельды, сколько их было до нее: мама, бабушки, их матери — и так далее, в глубь веков, вплоть до тех дней, когда еще не было ни одной кельды, чтобы помнить. Вокруг Джинни распахнулась их общая память — ее носили и передавали из рук в руки много поколений, местами она потерлась и затуманилась, но возраст ее был возрастом гор.

Само по себе это не было секретом для Фиглей. Но только кельды знали подлинное таинствие: река памяти на самом деле не река. Это море.

Все кельды, что еще не появились на свет, однажды станут частью общей памяти. Придет ночь, и каждая из них ляжет возле своего котла, чтобы на несколько минут влиться в вечное море. И если прислушаться к воспоминаниям нерожденных кельд об их прошлом, можно вспомнить свое будущее…

Чтобы расслышать их тихие голоса, нужны навык и умение, а Джинни пока не хватало опыта, но что-то разобрать удалось.

И в тот миг, когда молния опять сделала мир черно-белым, она резко, как подброшенная, села на полу пещеры.

— Роевник сыскнул ее! — прошептала Джинни. — Ой-еи, пропащая ее головушка!

Когда Тиффани проснулась, коврик на полу был насквозь мокрым от дождя. В окно сочился жидкий солнечный свет.

Она встала и закрыла окно. Несколько листьев успело залететь в комнату.

Ну ладно…

Это был не сон. Точно не сон. Что-то… странное случилось с ней. Кончики пальцев покалывало. Тиффани чувствовала себя какой-то другой. Но, прислушавшись к себе, поняла, что это новое состояние ей нравится. Да, все хорошо. Ночью ей было до ужаса плохо, а сейчас… она полна жизни!

Нет, она просто счастлива. Она больше не станет плыть по течению. Она начнет сама распоряжаться своей жизнью! Старый призыв «Проснись и пой!» проснулся и запел в ее сердце.

Зеленое платье промокло, и по-хорошему надо было бы его постирать. В комоде лежало старое, голубое платье, но Тиффани чувствовала, что для сегодняшнего дня оно почему-то не подходит. Придется обойтись зеленым, пока она не обзаведется новым платьем.

Она начала обуваться, но замерла и уставилась на свои старые башмаки. Нет, они тоже не годятся. Тиффани достала из чемодана новые, блестящие, и надела их.

Тетушку Вровень она нашла в саду — обе ее половины, все еще в ночных рубашках, печально подбирали разбросанные по земле останки ловца снов и опавшие яблоки. Даже некоторые садовые скульптуры были разбиты вдребезги, однако гипсовые гномы с их безумными ухмылками, к несчастью, уцелели.