Майя Мотейн - Магия тьмы

Стоп. Часы!

Финн вскарабкалась обратно на ограждение и поспешно перебралась к месту под минутной стрелкой. Сердце выскакивало у нее из груди, когда она замерла на поручнях. Девушка уговаривала саму себя, что нужно прыгнуть, но ее тело словно окаменело. Перед ней зияла пропасть, и тошнота поднималась все выше в горле, но Финн предпочла бы разбиться, только бы ее не схватили слуги Игнасио. Ей вспомнились родители, их полные жизни лица – жизни, которую отобрал Игнасио.

Нет, она не позволит себе умереть от его руки. Уж лучше убить себя самой. И если этот прыжок будет стоить ей жизни, так тому и быть. По крайней мере, она, быть может, встретится с родителями в посмертии.

С этой мыслью Финн развела руки для равновесия – и прыгнула. На одно жуткое мгновение руки нащупали в воздухе лишь пустоту, а ноги засучили над пропастью, на дне которой ее ждал Игнасио. Но потом пальцы обхватили широкую минутную стрелку, Финн дернула ногами, придавая силу своему движению, и стрелка переместилась с цифры семь на цифру два, на другую сторону коридора, где не было толпы одержимцев. Там девушка, еще раз качнувшись, спрыгнула на ограждение и больно ударилась животом о перила. Буквально свалившись на каменный пол коридора, она на время очутилась в безопасности. Твари с почерневшими глазами разделывались с другими жертвами – за решеткой еще оставалось трое заключенных, не зараженных тьмой. Несчастные вопили, как ягнята на бойне. Но Финн видела, что чудовища уже поглядывают и в ее сторону. Они придут за ней. Нужно чем-то занять их.

Девушка огляделась: в соседних камерах кричали, умоляя выпустить их, заключенные, чьи глаза не потемнели. Финн не хотела пользоваться запечатанной в дракончике силой, она знала, что это навредит принцу, где бы он сейчас ни был. Но ей нужно было найти его. И вытащить отсюда. Она была обязана помочь ему. Сжав дракончика в ладони, Финн представила себе, чего хочет.

Двери всех камер Часовой Башни с оглушительным грохотом слетели с петель, и заключенные бросились бежать, зовя на помощь. Орда одержимцев развернулась – точно стая псов, учуявших новые жертвы. И бросилась в погоню за новыми телами, которые им приказали уничтожить. Финн увидела, как два одержимых преступника набросились на какого-то мужчину, выбежавшего из камеры, повалили его на пол и свернули ему шею. Девушка вздрогнула, надеясь, что ее страшный маневр отвлечет толпу и она успеет найти принца и Сиомару и вывести их отсюда.

Она сжала дракончика, готовясь вновь попросить о помощи. Но в животе у нее ворочалась вина – Финн вспоминала, как принц согнулся от боли, как кровь хлынула у него из носа.

– Веди меня к нему! – крикнула она, обещая себе, что пользуется черной силой в последний раз. – Найди его!

Дракончик потянул ее вперед и влево, и вскоре узкий проход вывел девушку в длинный коридор. Финн только надеялась, что ее больше ничто не задержит.

Замок открылся. С гулко бьющимся сердцем Альфи вошел в камеру и закрыл за собой дверь.

И грянул хор часов.

Камера была небольшой, с койкой и грязным отхожим местом. Без окон. И в каждый кирпичик стен были встроены часы. Эту заключенную не могли поместить под огромный часовой механизм, как остальных преступников, поэтому для нее построили камеру с ужасным напоминанием о времени. Времени, которое она проведет в этой тюрьме. Прижавшись спиной к дальней стене камеры и спрятав голову в коленях, чтобы не слышать вечное тиканье, сидела девушка, которая забрала у Альфи брата. Сиомара Санторо. Она даже не слышала, что кто-то вошел. Не подняла голову. При виде ее Альфи накрыло волной адреналина, приглушившего боль и наполнившего тело неудержимой яростью.

От тиканья часов у него зазвенело в голове, и Альфи крикнул:

– Силенсьяр [74] От silenciar – «умолкнуть» ( исп .). !

Воцарилась тишина. Сиомара потрясенно подняла голову. Она оказалась куда мельче, чем помнилось Альфи. Может, это в его ночных кошмарах она была высокого роста? При виде юноши Сиомара вздрогнула, но Альфи показалось, что она сочла его проявлением бреда.

Лицо у нее было бледным и печальным, волосы коротко и неровно подстрижены, будто девушка сопротивлялась, одежда заскорузла от грязи. Сиомара смотрела на принца с ужасом.

Оглушительная тишина давила на них обоих, словно отражая все, что Альфи сейчас чувствовал. Одно-единственное неловкое движение – и его гнев стремительной волной вырвется наружу.

– Ты знаешь, кто я такой? – Собственный голос доносился до принца будто со стороны, тело трясло от едва сдерживаемой ярости.

Сиомара кивнула. Ее глаза были широко распахнуты.

– Ты помнишь, что ты сделала? Чего ты меня лишила?

Его голос дрожал на тонкой грани между холодным гневом и неконтролируемой яростью. Альфи казалось, что сейчас его разорвет на две части, и из этого разрыва появится совершенно новый человек.

Девушка опять кивнула. Принц сжал кулаки, и ногти вонзились в ладони.

– Ты помнишь, как в один миг разрушила мою жизнь, жизни моих близких? Будущее целого королевства изменилось навсегда! Из-за того, что ты сделала!

Пленница по-прежнему молчала, на ее лице читался только испуг. В три шага Альфи преодолел расстояние между ними, схватил ее за грудки, поднял и ударил спиной о стену.

– Не знаю, почему мой отец помиловал тебя. Деза нет в этом мире, значит, и тебе здесь не место! Он должен был стать королем, а не я. История нашего королевства зависела от него, он родился с этой судьбой. А теперь всем придется смириться с моим правлением. И в этом виновата только ты, понимаешь это?

Сиомара все еще молчала. Альфи встряхнул ее, держа за отворот грязной рубашки.

– Отвечай!

Но девушка лишь неотрывно смотрела на принца, и на ее лице, сменяя друг друга, проступали чувства: страх, вина, горе, вина, страх. Принц не этого ожидал. Он рассчитывал встретить здесь человека, которому чужда совесть. Человека, которого не зазорно было бы избить до кровавого месива. А встретил эту испуганную девчонку. И это оказалось куда сложнее. Он не мог этого выдержать. Не хотел.

– Скажи что-нибудь! – завопил Альфи.

Его охватила ярость. Он не сможет жить, если не заставит эту тварь ответить за ее преступления.

Сиомара открыла рот и пошевелила обрубком языка.

Потрясенный Альфи выпустил ее, и девушка, осев на пол, отползла в дальний угол. Самым опасным преступникам обычно вырезали языки, чтобы они больше не могли пользоваться словесной магией. И при мысли о лезвии, отрезавшем язык заключенной, Альфи ощутил, как в его душе ширится что-то новое, словно из-под коры дерева проступает смола. Сочувствие. Он сочувствовал этой девушке, заслужившей и худшее наказание. Почему он не может удержаться за свой гнев? Почему он такой слабак, что не может смотреть на Сиомару без сочувствия? Его сознание будто раскололось на две части, и эти части сейчас боролись в нем. Часть, охваченная яростью из-за этой девушки и всех ее злодеяний. И часть, охваченная злостью на самого себя за крохи грусти из-за несчастной судьбы Сиомары.