Роберт Вегнер - Каждая мертвая мечта [litres]

Помнила ли она? Кей’ла давно уже не видела его, но конечно же – помнила.

– Мы тихие. Спокойные. Не орем во время боя, не распаляем свой гнев. Нам нет в том нужды. Но порой гнев взрывается. И мы утрачиваем контроль, враг тогда – везде, неважно, сколько у него рук, ног, голов… Мы тогда теряем себя. Кусок Железа и Черный Белый – братья; их мать сделала свое сердце настолько каменным, что оно просто треснуло, понимаешь? Родила восьмерых детей и умерла, возвращаясь отсюда наверх в шестой раз. Неважно… Они – братья, и однажды во время боя Кусок Железа потерял себя. Его охватила боевая ярость, красная и густая, словно подсыхающая кровь. Черный Белый сражался с ним много часов. Изранил его, порезал чуть ли не на куски, а когда его брат пал наконец на землю, тварь его отпустила. Он вернулся в страну разумных. Не всем это удается. Порой нам приходится убивать тех, кто выбирает звериный путь. Смотри.

Уста Земли поставила лампу на пол, упала на колени и, опираясь нижними руками в дно пещеры, верхние вытянула так, словно собиралась схватить воздух. Пледик вдруг подрастерял все свое спокойствие, выскочил перед Кей’лой, а его нож и когти блеснули в свете лампы.

Вайхарская женщина дико усмехнулась.

– Ну вот, пожалуйста, даже когда я пытаюсь позабыть, что он выращен Добрыми Господами, ничего не получается. Твой каналоо наверняка научен узнавать эту позу. Это похе : гнев, безумие и амок в одном. Такую позу вайхир принимает, когда теряет себя. Когда отбрасывает разум и превращается в зверя. Если когда-нибудь увидишь одного из нас в такой позе – беги. Бросай все и беги. Ты маленькая, спрячься в дыру, куда он не сумеет за тобой пролезть, и жди, пока он уйдет. Терпение – не главная черта похе .

Она выпрямилась, поднимая лампу. Кости и черепа снова засияли белизной в кругу света. Одна из рук великанши указывала на выход из пещеры.

– В моем племени много лет ни одна женщина не спускалась этой дорогой. В других такое еще случается, но все реже. И мне кажется, что именно из-за этого к нам и наведывается похе . Наше отчаянье тихое, оно не кричит и не плачет громко. Только тут, – она коснулась груди, – сидит чудовище, которое становится все голоднее и все нетерпеливей. У каждого свой способ усыпить его. Медитации, молитвы, музыка. Я играю на холи . Это моя колыбельная для чудовища.

Кей’ла кивнула, быстро моргнув и отведя взгляд. Это стыдно – плакать при чужаках. Уста Земли, однако, была мудрой. Она опустила лампу, уменьшив круг света до нескольких футов.

– Мы отправимся на войну против тварей из Долины Печали. Именно на войну, поскольку единственная наша надежда – что нам удастся освободить, разбудить нашего бога и навсегда закрыть этот туннель, эту пещеру. Потому что у нас нет выхода. Мы вымираем. Понимаешь?

Девочка вздохнула. Шмыгнула носом.

– Да.

– Хорошо. Пойдем.

Они возвращались молча, словно ужас пещеры сжил им горла и не отпускал. Примерно на половине дороги Уста Земли остановилась, подняла лампу и, не оглядываясь, сказала:

– Спасибо.

– За что?

– Что ты не спросила. Даже один раз – это много. Слишком много.

Через несколько ударов сердца они двинулись дальше.

Видя мужчину, идущего в его сторону, Эвикиат из Смесха, Великий Кохир Двора, огладил короткую черную бородку и вежливо улыбнулся. Это была улыбка, которая могла бы вызвать доверие как у взрослого, так и у ребенка, искренняя и теплая. Тому, кто одаривает такой улыбкой, верят на слово, без сомнений одалживают кошель, полный золота, или выдают семейные тайны.

Хозяин тоже улыбнулся в ответ. А потом пожал протянутую ему ладонь и энергично ее тряхнул.

– Честь для меня. Огромная честь. Сам Великий Кохир, первый среди слуг князя, в моем доме… Но и стыд для меня, огромный стыд принимать такого гостя несчастнейшим образом! Когда бы я знал заранее, когда б мог приготовиться, ох, я б приказал накрыть столы для пира и вести невольниц, умелых в искусстве скрашивать время мужчины! Я, несчастный, чувствую одновременно радость и стыд: что за тяжесть для души и сердца…

Мужчина не столько говорил, сколько выстреливал словами, словно сотня лучников била во врага так быстро, как только могла. Эвикиат слушал его тирады, оглаживал бороду и молчал, присматриваясь.

Бамор Ванмур, магистр Горнодобывающей Компании Южных Магархов, был низок, щупл и среднего возраста. В зависимости от того, что он надевал и как завивал волосы, мог выглядеть как на тридцать пять, так и на пятьдесят лет. Брился гладко, темные волосы его сейчас были зачесаны наверх, а одежда – белые полотняные штаны и свободная желтая рубаха из вышитого шелка – приводила к тому, что любой не из этого города мог принять его за одного из сотен чиновников Компании.

– Честь, честь. – Хозяин повторял это и продолжал трясти ладонь Эвикиата, словно надеясь, что в любой момент из рукава Великого Кохира начнут сыпаться звонкие монеты. – Нужно было предупредить, предупредить меня, нас предупредить, нашу скромную Компанию… Мы бы приготовились как следует! А где, если позволительно мне будет узнать, остальная часть свиты?

– Бамор, дорогой мой, – Эвикиат высвободил руку и едва удержался, чтобы не вытереть ее об одежду, – нет свиты. Я прибыл лишь с несколькими слугами. Это дружественный визит, а не официальное вторжение из дворца. Я пришел просить о помощи, поскольку княжеству она требуется больше, чем когда-либо ранее. И я полагаю, что нынче я – в верном месте.

Он демонстративно осмотрелся.

Комната, где они встретились, могла бы оказаться в княжеском дворце – и тогда остальные его помещения захлопнули бы от стыда окна и двери. Пол в этом огромном, словно вольер для слонов, зале был выложен плитами ляпис-лазури, чью синеву пронизывали полосы туманной белизны, отполированными так, что казалось, будто идешь по замерзшему горному озеру. Розовый мрамор на стенах сверкал, отражая свет, падающий из дюжины высоких, до потолка, окон, а сам потолок, покрытый мозаикой из перламутровой массы и золочеными рельефами, находился футах в пятнадцати над головой.

Богатство. Но – приметное только тем, кто умел его оценить. Простак из села заметил бы только прекрасно отполированный синий пол, розовые стены и блестящий в солнечных лучах потолок – и был бы разочарован отсутствием светильников, усаженных бриллиантами, гобеленов, вышитых золотой нитью, хрустальных канделябров и отряда стражников в начищенных до блеска доспехах. А ведь именно такого можно было ожидать в сердце Горнодобывающей Компании Южных Магархов.

Но некто похожий на Эвикиата умел оценить и мрамор на стенах – мрамор, добываемый на Дальнем Юге, – и стоимость перламутровой массы над головой и стекол, оправленных в окна шириной в двадцать и высотой в шестьдесят дюймов. Стекла доставляли из Империи, поскольку только тамошние мастера умели изготавливать стеклянные плиты такого размера. Насколько знал Эвикиат, пока что все попытки выкрасть их секрет результатов не принесли.