Джессика Броуди - Небо без звезд [litres]

Мужчина весь состоял из углов и впадин, а женщина, напротив, была чрезвычайно тучной, особенно на его фоне. Алуэтт изумленно разглядывала их, чувствуя, как в душе нарастает страх.

Да что такое тут происходит?

Отец, видно, почувствовал ее тревогу и сумел коснуться руки дочери. Успокаивал. Молча, незаметно уверял, что все будет хорошо.

Интересно, кто такие эти люди? До чего же гнусная парочка!

– Мы сегодня лишились Азели, нашей дражайшей доченьки, – продолжал мужчина, кривя губы в гримасе, предположительно изображавшей скорбь. – Малышка была такой трудолюбивой. Настоящая опора семьи. В трудные времена она не давала иссякнуть ручейку ларгов. – Его жадный взгляд остановился на Алуэтт, и губы снова скривились в зловещей ухмылке. – И вот, та-да-да-да, удача снова с нами! Мы теперь будем богачами!

Богачами? О чем он толкует? Или этим людям известно, что зарыл здесь отец?

– А как же ты выросла! – проговорила женщина. Алуэтт не сразу поняла, что та обращается к ней. Подковыляв к девушке, незнакомка пальцем подняла ей подбородок. – Наша милая маленькая Мадлен. Вот так встреча!

При этих словах Гуго гневно и невнятно выкрикнул что-то сквозь кляп. Алуэтт не понимала, почему отец так рассердился: ясно же, что это ошибка, ее явно приняли за кого-то другого.

– Да ты небось меня и не помнишь, да? – спросила женщина, царапнув ее ногтем и резко отдернув руку. Не услышав ответа, она пнула Алуэтт в бесчувственное бедро. – Ну что, припоминаешь?

Гуго кривился и морщился, силясь справиться с неподатливыми путами. Однако не преуспел и снова выкрикнул что-то в грязную тряпку.

– Остынь, старик, – взмахнула лучинетом женщина, – не то второй раз стрельну в шею. Это тебя угомонит.

Алуэтт сдержала рвавшийся с губ крик. Значит, толстуха стреляла отцу в шею? Неудивительно, что он не в силах вырваться. У него почти все тело парализовано.

– К тому же она ничего не чувствует, – продолжала женщина, и снова обратилась к Алуэтт. – Верно, Мадлен ?

Алуэтт в полном недоумении уставилась на незнакомку.

Почему та называет ее Мадлен?

Она видела, что толстуха ждет ответа, но понятия не имела, что сказать.

– Просто не верится! – взорвалась женщина, и глаза ее вдруг наполнились бешеной злобой. – Ты ведь целых четыре года у нас прожила. Принесли тебя писклявым младенцем, так что я тебя, считай, вырастила. Мы к тебе всей душой, предоставили пищу и кров, а ты потом растворилась в воздухе и даже «спасибо» не сказала! Неужто даже никогда не вспоминаешь нас? Добросердечных Ренаров, бескорыстно приютивших малышку, поскольку ее беспутной мамаше даже капустную лепешку было не на что купить?

– А ты чего ждала? – огрызнулся мужчина. – Маленькая бродяжка всегда была неблагодарной.

Голова у Алуэтт шла кругом. О чем говорит эта женщина? Конечно, она ошибается. Алуэтт никак не могла жить у этих ужасных людей. У этих Ренаров . Она бы их наверняка запомнила.

– И вдобавок тупой, – фыркнула женщина.

Мужчина – месье Ренар – ухмыльнулся в ответ.

– Тупой, это точно. Ни с одним делом толком не справлялась. – Он повернулся к Алуэтт. – Бывало, пошлешь тебя на Торбей собирать траву для вина, так потом часами обратно не дождешься.

Мадам Ренар хмыкнула:

– Да уж, эта дармоедка домой не торопилась.

Алуэтт сжалась. В душе забился странный ужас, словно бы какое-то воспоминание стремилось, но никак не могло вырваться наружу. Картинка не складывалась, в голове лишь лихорадочно мелькали отдельные фрагменты.

Холодная ручка ведра.

Пузыри на ладонях.

Тяжесть болотной травы, покрытой липкой темной грязью.

– А потом вдруг вот этот тип нарисовался. – Голос месье Ренара пробился сквозь липкую паутину воспоминаний. Его глаза-бусинки метались от Алуэтт к отцу. – Заявился весь разодетый, важный такой, и забрал нашу барышню, только мы ее и видели.

Месье Ренар злобно пнул отца Алуэтт в бедро.

– Не надо! – Алуэтт, впервые с тех пор, как оказалась на этой поляне, подала голос. – Пожалуйста, не бейте его!

– Как мило, – проворковала мадам Ренар. – Девчонка его и вправду любит, а? – Она подмигнула Алуэтт. – Да ты не волнуйся, Мадлен. Мы тоже любим старину Жана Леграна. Да еще как любим! Правда, муженек?

Кровь стучала в висках Алуэтт. Кто такой Жан Легран? Почему эти странные люди называют их обоих чужими именами?

Наверняка все это было ошибкой.

Одним сплошным недоразумением.

И все же что-то – должно быть, глубоко скрытая в душе боль – подсказывало: это правда.

– Это точно, – с энтузиазмом подхватил месье Ренар. – Жирный кусок, обещанный за его голову, избавит нас от всех бед.

– За его голову? – бессмысленно повторила Алуэтт.

Женщина толкнула супруга локтем:

– Слыхал, chéri ? Девчонка даже не знает про награду. – И она снова обратилась к Алуэтт: – Все та же маленькая дуреха, да? Ничего-то ты не знаешь.

Ее слова ударили Алуэтт, как новый импульс из лучинета. Потому что толстуха сказала правду. Алуэтт действительно ничего не знала. Она в последние дни вообразила себя такой умной: всюду пролезет, подкрадется, даже полицейский мото угонит. А на самом деле она дуреха и есть.

– Оказывается, за нашего доброго друга Леграна можно получить целую кучу ларгов, – объяснил ей месье Ренар. – Вскоре после вашего ухода инспектор посулил тому, кто поможет найти Жана Леграна, огромную награду. Нам повезло – обещание еще в силе, и этот фрицер легавый как раз едет сюда, чтобы заплатить нам двадцать тысяч жетонов за старого мошенника. – Запрокинув голову вверх, мужчина выкрикнул в небо: – Мы будем богаче патриарха!

Он схватил жену за руки, и парочка закружилась по поляне, хохоча и распевая во все горло:

– Двадцать тысяч ларгов! Двадцать тысяч ларгов!

Когда они наплясались до упада и наконец остановились, женщина снова уставилась на Алуэтт, театрально вздыхая.

– Скажу тебе правду, – протянула она, – нам бы тогда очень не помешали эти денежки. Ох и трудные были времена! Есть нечего. Долгов полно. Мы лишились своей харчевни. Так обнищали, что даже ребенка пришлось продать. Бедный мой Анри… – Она протяжно хлюпнула носом, изображая рыдания. – Мой единственный сынок…

Причитания мадам Ренар прервал гулко разнесшийся по лесу резкий звук. Женщина обеими руками ухватила лучинет, нацелив его на обступившие поляну деревья.

– Что такое?

Месье Ренар рассмеялся:

– Ну-ну, любовь моя. Не испачкай с перепугу панталоны. Просто ветка упала.

Но Алуэтт уже плохо замечала происходящее вокруг. Все словно бы подернулось туманом. Она думала только о словах мадам Ренар. О том, что в детстве четыре года прожила у этих людей. Что за голову отца назначена награда в двадцать тысяч ларгов. Что инспектор полиции уже едет сюда, чтобы снова отправить его на Бастилию.