Валерий Большаков - Целитель. Спасти СССР! [litres]

«Остапа несло…»

– Не волнуйся, трепаться о том, кто ты и откуда, я не собираюсь. Просто хотел объяснить, что у меня не видения бывают, как у святош, а происходит что-то вроде сверханализа. Для чего я тебе все это рассказываю? Хочу, чтобы ты мне верила.

– Я тебе верю, – тихо сказала Марина. – Правда.

– А важную информацию передать сможешь? Как связница?

– Смогу! – серьезно ответила девушка.

– Тогда запомни: на Америку работают два высокопоставленных предателя, – построжел и я, хотя ощущал себя как на съемках малобюджетного фильма «про шпиёнов». – Первый из них – генерал-лейтенант ГРУ Поляков, ныне наш резидент в Бомбее и Дели. Мотив – якобы мстит за умершего сына. Оперативный псевдоним, данный ему в ФБР, – «Топхэт». Сдал американцам десятки наших нелегалов, в том числе «Мэйси» – капитана ГРУ Марию Доброву. Потом его переманили цэрэушники. Оперативный псевдоним, присвоенный в ЦРУ, – «Бурбон». Передал туда буквально ящики совершенно секретных документов! Дома у Полякова и на даче полно тайников – ищите и обрящете. Второй гад – Олег Калугин, генерал-майор КГБ, начальник Управления «К». Преданно служит ЦРУ то ли с 1960-го, то ли с 1958-го. Завербованный им агент «Кук» – американская подстава, чтобы гнать нам «дезу». Калугин сдал кучу иностранцев, работавших на советскую разведку, и… В общем, ясно.

Тут я замешкался. Пора было прощаться, и что сделал бы настоящий герой на моем месте? Правильно, небрежно поцеловал бы девушку – и отправился бы спасать мир дальше. Значит, я не настоящий! Не получалось у меня наклониться к Марине, чтобы достать губами хотя бы до ее щеки. Одеревенел!

И тогда девушка приподнялась сама, подставляя нежные губки.

– Пока, – улыбнулась она, отрываясь после недолгого, увы, поцелуя.

– Пока…

Подхватив сумку с подарками, я неловко поклонился, ощущая, как теплеют щеки. Хоть спички о них запаливай. Пр-роклятый возраст!

– Нормально съездил? – улыбнулся батя с непонятной ехидцей.

– Нормально… – я стал расстегивать сумку.

Отец склонился, вроде как помогая мне, и шепнул:

– Помаду сотри! В уголку. Нет, слева, – и громко добавил: – Как успехи на ниве торговли?

– Нормально, – буркнул я, ругая себя за оплошность.

– Вам-то нормально, а я вся испереживалась! – пожаловалась мама.

– Сейчас подниму тебе настроение! – Я вынул самую верхнюю коробку и преподнес матери. – Примерь черевички.

Мама охнула, оживилась сразу, мигом запулила тапки под стол и бережно, на половичке, обула новые туфли.

– Как раз! – просияла она и кинулась меня целовать.

– Да ладно… Бать, это тебе! – я сам раскрыл коробку с «Чори». – Держи!

Отец помял руками черные полуботинки.

– Ух ты, мягкие какие! – подивился он. – Ну-ка… Впору! – обувшись, батя походил туда-сюда, а потом обернулся ко мне и улыбнулся, немного грустно: – А ты уже совсем вырос, Мишка… Родителей снабжаешь!

– Ну, надо же когда-нибудь начинать, – неловко усмехнулся я. – Не всё ж вам одним!

Мама звонко рассмеялась, обняла меня со спины, и тут вошла сестренка.

Мгновенно разобравшись в ситуации, Настя посмотрела на меня выжидающе, как тот кот в «Шрэке» – глаза совсем круглые стали, и в них плескалось если не море, то озеро надежды – точно.

– Не забыл, не забыл, – поспешил я с оправданием и вручил Настеньке сабо. – Вот! Носи на здоровье.

– Спасибо, спасибо! – запищала сестренка, бросилась ко мне и поцеловала.

Мама умилилась…

…Завечерело. С неба тихонько, крадучись, опустилась ночь, закутывая город в черноту, завораживая мечтателей россыпями созвездий и подменяя грубую дневную ясность изысканной темнотой. Еще ходили автобусы, развозя по маршруту желтый свет в полупустых салонах, а люди спешили к гастроному, испытывая ежевечернюю суету, выбегали из его высоких «министерских» дверей, торопясь домой, обвешанные покупками, как беженцы скарбом. Издалека, едва слышный, донесся гудок электрички, прощавшейся с уходившим летом.

Я отворил форточку, впуская на ночь свежий воздух, и лишь теперь меня стало душить запоздалое ликование. Стою и задыхаюсь от безумного, сумасшедшего восторга – столько его вдруг прихлынуло, закрутилось, забурлило! Все-таки я спас Марину!

– Так вам! – пискнул я перехваченным горлом.

Глядя за окно, я еще немного повосторгался, наблюдая свое смутное отражение на стекле. И тут же дегтем прилила морозящая мыслишка: а сколько погибших осталось за скобками твоего послезнания?

В ближайшие годы произойдет множество событий, важных или просто печальных, вроде авиакатастрофы в Эрменонвилле. Должен ли я предупреждать о них неразумное человечество или хотя бы сигнализировать спецслужбам? Вроде бы должен – как не порадеть за ближних и дальних? Ответ отрицательный.

Что мне, опять Марину искать и грузить ее моим «сверханализом»? И что дальше? А дальше на меня начнут охоту, чтобы заграбастать ценного информатора – из лучших побуждений.

Нет, никого я спасать не стану. У меня иное предназначение – уберечь СССР! А уж если мне это удастся, то выживут не сотни человек, случайные жертвы крушений, а миллионы – растерзанных братоубийственными войнами, принявших смерть от голода и потрясений, не переживших крах великой мечты.

Циничный расклад? Ну и пусть. Всегда, знаете ли, считал горьковского Данко романтичным дурачком.

Вывел людей? Спас? Молодец! Только вот ошметки твоего сердца, романтик, благородно вырванного из груди – и благодарно втоптанного в грязь! – обратно не вставишь. Увы, я давно понял одно грустное правило жизни: не спеши творить добро, ибо это обернется для тебя злом. Мы не в сказке, а в реале, поэтому добро будет наказано…

Целительство – это как бы пропуск в высшие сферы, чтобы указать светлый путь «звездным мальчикам» – так в пору моего студенчества стали называть кремлевских старцев. Почему звездных? А потому что вешали друг другу Золотые Звезды Героев Соцтруда и даже Героев Советского Союза – без счета и стыда.

«Ничего… – криво усмехнулся я. – Они у меня всей толпой станут показывать примеры массового героизма! Я их заставлю отработать полученные награды и звания!»

Тут я на секундочку приуныл. Сопливый ты пацан, подумалось мне. Собрался перетасовать членов Политбюро ЦК КПСС? Одних, предавших идеалы революции, вывести, а других, заслуживших, ввести? Флаг тебе в руки, конечно, и барабан на шею.

Да ты хоть представляешь себе, чего это будет стоить, как неимоверно трудно добиться перемен? «Подвинуть» элиту и сложно, и опасно – у тебя обязательно появятся могущественные враги, а как только они тебя вычислят, ты просто исчезнешь.