Дана Арнаутова - Хранитель равновесия. Проклятая невеста [publisher: SelfPub]

– Ждите меня за дверью, – сказала она, едва не устыдившись грубой хриплости собственного голоса по сравнению с голоском гадалки.

Маруди, хмурый и настороженный, кивнул и послушно вышел, прикрыв за собой дверь, а гадалка откинула с лица покрывало.

Теплое золото лампового света озарило ее – и Наргис захлебнулась воздухом, едва успев его вдохнуть.

Перед ней было совершенство. Дева, рожденная луной, как в старинной поэме… Бледный фарфор безупречного лица словно светился изнутри, так что на миг Наргис показалось, будто не живой человек перед ней, а драгоценная чинская кукла. Розовые лепестки губ, тонко изогнутые безупречные брови, подобные полету ласточки, если бы тот оставлял след в небе, глаза…

Наргис встретила взгляд гадалки – и женское очарование чинки не поблекло, но утратило свою власть, потому что с юного прекрасного лица, подобного лицам бессмертных пери, смотрели глаза древней старухи, светло-серые, выцветшие почти полностью, но страшные неумолимой равнодушной проницательностью. Ох, неудивительно, что Иргана посчитала чинку колдуньей. Не может у девушки или молодой женщины быть таких глаз! Но ведь… Иргана и Маруди видели гадалку старой!

– Я такова, какой меня хотят видеть, – пропела чинка тем же серебряным голосом, и нежно-розовые губы без малейшего следа краски изогнулись в улыбке. – Не бойся, дитя. И нет, я не читаю мыслей. Но разве трудно понять, о чем думают люди, если смотришь на них много-много лет?

– Я не дитя, – настороженно возмутилась Наргис тем же чуть охрипшим голосом, будто глотнула студеной воды на жаре. – И я вовсе не хотела видеть тебя именно такой… госпожа…

– Минри. Ты можешь звать меня Минри. И поверь, предо мной ты воистину дитя, потому что годами я старше твоей прабабки. Не смотри на лицо, девочка, ты ведь уже поняла, куда стоит смотреть. Сядь.

Чинка взглядом указала ей на горку подушек, и Наргис опустилась на них.

– Мне сказали, ты можешь предсказать судьбу, госпожа Минри, – решительно сказала она, постаравшись забыть о странностях гадалки так же, как о ее красоте.

Может, это действительно маска древней колдуньи, а может, в юном теле живет древняя душа – кто этих чародеев разберет?

– И предсказать, и изменить, – серебряно прозвучало в полутемной комнате, а Наргис вдруг почувствовала запах цветущих деревьев. – Чего именно хочешь ты, дочь ир-Даудов?

Наргис вздрогнула, но тут же осадила себя. Конечно, Иргана распустила язычок, похваставшись, кому служит.

– Узнать кое-что, – сказала она, не без удовольствия услышав, что голос опять стал обычным. – Ты мне погадаешь?

– Нет, – спокойно уронила Минри. – В этом нет нужды. Ибо на все вопросы, что ты можешь задать, ответы тебе уже ведомы. Ты скрываешь их от себя, но в глубине души знаешь, и именно это источник твоего страха. Разве не так, дитя?

– Я… не знаю… – беспомощно проговорила Наргис, разом потеряв изрядную долю самоуверенности, потому что гадалка говорила совсем не то, что должна была, но то, что находило беспощадный отклик в душе Наргис, как стрела находит щель в доспехах. – Я не знаю свою судьбу. И ответов на свои вопросы я тоже не знаю! – запоздало возмутилась она. – Если не хочешь гадать, так и скажи!

– Хорошо. – По бесстрастному лицу чинки мелькнула быстрая улыбка. – Давай поиграем в эту игру, раз тебе так уж хочется. Задавай вопросы и услышишь ответы. Или будешь проверять меня, как эта смешная девочка, твоя служанка? Попросишь рассказать твои тайны, о которых никто не знает?

– Почему бы и не проверить? – упрямо бросила Наргис. – У меня нет тайн, которых я должна стыдиться.

– О да, – насмешливо согласилась чинка. – Ничего такого, чего постыдилась бы дочь твоего рода, это верно. Так о чем же тебе рассказать? Может, о том, как однажды твой брат посмеялся над твоим изменяющимся по-женски телом, а ты отхлестала его тяжелым мокрым полотенцем? Или о том, как ты купила в книжной лавке поэму бездарного писаки лишь потому, что художник оказался лучше поэта, и юный красавец, нарисованный на шелковой обложке книги, пробудил в тебе томление? Ах, эта книга до сих лежит в твоем заветном сундучке среди самых любимых, хотя открывала ты ее пару раз и, прочитав страничку, закрыла навсегда…

– Перестань…

Наргис в изумлении почувствовала, как краснеет. Все верно… И вроде бы ничего особенно тайного в этом нет… Про случай с Надиром гадалке мог рассказать кто-то из домашних, хотя никто их ссоры не видел, а Надиру и в голову не пришло пожаловаться. Но ладно… А книга? Откуда чинке знать, почему Наргис ее купила?!

– Или, может быть, мне рассказать о шкатулке черного дерева? – так же мягко и с усталой насмешкой спросила гадалка. – О том, чьи письма лежат в ней, и сколько сладких слезинок стоит тебе каждое письмо, которое в нее добавляется…

– Прекрати! – яростно бросила Наргис, в последний миг понизив голос, чтобы воины, стерегущие за дверью, не вломились, чего доброго, ее спасать. – Вот уж это точно не твое дело! Хорошо, я… я верю.

Она с огромным усилием отогнала мысль, кто из служанок мог рассказать о… шкатулке. Это уже не детские шалости и даже не девичьи секреты, это… Нет, потом. Об этом она подумает потом, а сейчас пусть эта… эта… Ответит!

– Я и в самом деле проклята? – выпалила она то, что вертелось на языке. – Кем? Как это снять?

– Это целых три вопроса, дитя, – улыбнулась чинка неожиданно ласково. – И ответы на второй и третий кроются в первом. Что есть проклятие и что есть дар? Сняв проклятие, не откажешься ли ты от дара, самого драгоценного в твоей жизни?

– Так…

Наргис вдруг охватило горькое разочарование. А она-то поверила… Примчалась сюда, ожидая чуда! И встретила обычную туманную болтовню, чтобы заморочить голову богатой дурочке.

– Можешь больше не трудиться, – холодно сказала она чинке, поднимаясь. – Такое предсказание я могла бы получить у любой базарной гадалки или жреца в храме. Уж разницу между даром и проклятием я знаю хорошо. Дар не приносит смертей! А я…

– Ты не приносишь их тоже, – бесстрастно и еще холоднее прозвучало в ответ. – Сядь, глупая девчонка. Ты хочешь правды? Чистая правда опасна, как обнаженный клинок. Ибо как клинок не хочет возвращаться в ножны, не испив крови, так и правда мстит за свое обнажение тем, что, прозвучав, меняет мир. Сядь, я сказала.

Пораженная Наргис молча села.

– Дай руку.

Она протянула руку и вздрогнула, когда холодная тонкая рука, словно сделанная из того же чинского фарфора, взяла ее запястье тонкими цепкими пальцами.

– Вот твоя правда, девочка, – улыбнулась чинка, глядя в душу Наргис страшными пронизывающими глазами. – Твой дар и твое проклятье суть одно. Ты зерно, которое принесет в этот мир божественный колос. И будут зерна в нем величайшим злом или величайшим добром для мира – это уж как получится. Те смерти, что уже случились вокруг тебя, сущая мелочь по сравнению с тем, что может обрушиться на мир, если…