Джон Краули - Ка: Дарр Дубраули в руинах Имра [litres]

Одноухий не возвращался на этот берег много сезонов, а когда вернулся (в одежде, какую носили новые Люди), там уже никто не жил, кроме белых поселенцев, которые ютились в грубых бревенчатых хибарах или опустевших домах приморских кланов. И никого из Людей, никого: поселенцы сказали, что Люди береговых деревень все умерли, девять из десяти. Выжившие, которым хватило сил похоронить мертвецов, бежали от ужасной силы пришельцев, но болезнь догнала и их.

Что произошло? Новые Люди, похоже, думали (Одноухий уже немного выучил их невозможный язык), что царство духов наслало болезнь и смерть, чтобы переселенцам земля досталась без боя. Сам Одноухий считал, что красивые бусы, которые они так щедро раздавали, были на деле своего рода оружием, таким же диковинным, как мечи и ружья, которые грохотали и сверкали вроде бы безвредным огнем – только намного сильнее: это был яд, проклятье.

Одноухий (то ли невосприимчивый к заразе, то ли просто везучий) отыскал и похоронил стольких мертвецов, сколько смог, пока не понял, что сам умрет от старости или чего похуже, прежде чем хотя бы отыщет всех. Он был по-прежнему высок, но в волосах пробивалась седина. Он пошел на северо-запад, в земли Людей Длинных Домов и владений Вороньего клана. Когда он добрался туда, невидимые убийцы уже пришли к ним: деревни опустели, а мертвые тела лежали непогребенными.

Зато Ворон было множество.

Ничего подобного в истории здешних Ворон прежде не случалось. Волки, Во́роны и Стервятники тоже никогда не получали разом таких богатств. Перед этим изобилием рушились границы владений, забывались распри, птенцов и детенышей стало больше, а сами они – крупнее. Если пойти по слабому запаху, можно было найти целую деревню мертвых Людей, мертвых детей в объятьях мертвых матерей, мертвых целителей с барабанами и травами в руках. Некому было отгонять Ворон, незачем было защищать найденное сокровище, прежде чем вскрыватели трупов, Медведи и Волки, его найдут; а если эти мертвецы были еще слишком свежими для пиршества, рядом всегда находились другие – уже размягченные.

Дарр Дубраули объяснял мне, как он убедил Ворон тех владений (а они со временем охватили земли и семьи почти до самого Красивого озера, где прежде правила Лисята), что он лично доставил им изобилие. Я так и не понял, как именно ему это удалось; его доводы, их доверчивость укоренены слишком глубоко в вороньей природе, чтобы я мог их осмыслить. Но теперь мало кто облетал свои наделы, а Ворон стало так много, что кличи и послания можно было быстро передавать на большие расстояния, и мир Ка изменился: пропали старые кочевые союзы семей и владельцев мелких наделов, сгинули краткие альянсы, заключенные в борьбе за пищу. Судьбы Ворон привели их туда, где в тот миг торжествовала Смерть, и там они стали державой, народом – могучим и многочисленным. И среди этого народа Дарр Дубраули пользовался уважением, к нему прислушивались, за ним шли.

Одноухий был уже стар, когда Дарр Дубраули снова встретился с ним, далеко от того места, где они познакомились.

– Так ты не умер, – сказал Одноухий, глядя на Сосну, где сидел Дарр со своими товарищами.

– Да, – сказал Дарр Дубраули. – И ты тоже.

– Ты не знаешь, что случилось с моей женой и дочерьми? – спросил Одноухий.

На этот вопрос у Дарра не было ответа. Может, он ел их, а может, и нет. Многие Люди в смерти не похожи на себя живых, а Дарр Дубраули и помнил-то их не слишком хорошо. Трупов было столько, что многие вовсе не интересовали Ворон, а иные настолько разложились к прибытию птиц, что опознать их было невозможно. Среди некоторых кланов вошло в обычай одевать мертвых в лучшие одеяния, давать им оружие и украшения и выносить на высокие скалы или (если у скорбящих хватало сил, а мертвец был маленький или вовсе ребенок) поднимать их на клети высоко в древесной листве. Там духи могли освободиться – Дарр объяснил Воронам, что это значит для Вороньего рода, – дабы отправиться на запад, к Небесным Вратам в другой мир, где болезней больше не будет.

– Туда я иду, – сказал Одноухий. – Следом за смертью, куда донесут меня ноги.

– Мы тоже, – сказал Дарр Дубраули, сам не зная почему и не зная, зачем им лететь на помрак.

Но богатства в этих землях уже слегка истощились, останки Людей превратились в кости да сухожилия, скрылись под зимними завалами и весенними потоками. Новые Люди пришли на свободные земли, но они явились из таких заморских мест, где Ворон боялись и ненавидели, считали спутниками злодеев, винили во внезапной смерти детей. Они любили при случае убивать Ворон, а тела прибивали к дверям в назидание.

Поэтому Вороны полетели на запад, на помрак, к ночному небу. Лисята говорила, что помраку нет конца, он просто превращается в подень, если улететь далеко, – и теперь Дарр Дубраули ей поверил, но у него не было слов, чтобы объяснить это остальным.

Прошли годы. Воронья держава путешествует медленно, да и Одноухий шел неторопливо; он надолго останавливался в местах, где можно было осмотреть мертвых, а выжившие могли поведать ему свои истории; какое-то время он жил с одной женщиной, помогал ей, а она заботилась о нем. А затем пошел дальше.

– Я – последний из Вороньего клана, – сказал он Дарру Дубраули. – Хоть никогда к нему не принадлежал.

Новые поселенцы шли быстрее, догоняли их и обгоняли в своем стремлении занять новые земли, которые, как они ошибочно полагали, всегда были такими же безлюдными, какими они их застали. И порой они видели одинокого, безоружного индейца, который, похоже, обладал властью над Воронами: он приходил, и они тут же прилетали во множестве, поедали что могли – яйца и птенцов, побеги кукурузы, – ужасно кричали с деревьев, а через несколько недель или месяцев почти все исчезали. Улетали, как думали поселенцы, следом за индейским колдуном.

И со всех сторон – перед стаей, позади нее, рядом с ней – шли мертвые: приемные родичи Одноухого, его родное племя и множество Людей, которых он не знал в жизни. Безмолвные, слабые, они непрестанно шли вперед и не сводили глаз с запада. Новые поселенцы их не видели, но отчего-то вспоминали, когда мир изменился и даже леса стали другими.

Дарр Дубраули их видел. Возможно, потому, что его старый друг их видел и рассказывал о них. Но когда Одноухий наконец остановился и навсегда лег у своего холодного костра, Дарр Дубраули все равно продолжал их видеть. Неужели они шли за Воронами? Иногда он видел тех, что стояли неподвижно, никуда не шли или в замешательстве поворачивались и уходили туда, откуда явились, в места, куда не могли вернуться.

Он видел мертвых вживе. Не в иной земле, куда их поселяет людская мысль, но повсюду, в обычном свете, в землях, отравленных живыми. Их было так много – Людей в одежде из оленьей кожи, в ожерельях из ракушек, – так много! Он к ним привык. Видел их еще много сезонов спустя – тут и там, по одному, по двое, иногда больше, – но никогда больше не встречал Одноухого, рассказчика историй. Может, он все-таки добрался до Небесных Врат.