Владимир Зещинский - Ученик древнего стража [litres]

С одной стороны, казалось, что ничего сложного в этом нет. А вот с другой стороны, сложностей хватало, начиная от создания образа и заканчивая удержанием его на поверхности – человек постоянно о чем-нибудь думал и мысли его в голове двигались в хаотичном порядке.

На усыпление одного жителя деревни у меня ушло минут тридцать. При этом я ощутил себя так, будто на самом деле весь взмок.

Плюнув на это дело, велел Дрого сидеть и даже не дышать, пошел в сторону деревни. При этом силестин на себе я воплотил в полностью прозрачный плащ.

Оглядев закрытые деревянные ворота, прошел сквозь них, после не забыв убедиться, что силестин до сих пор изображает из себя целлофановый дождевик.

Насколько я успел узнать, лошади в этой деревне водились у двух семей. Обе они мне не нравились по совершенно определенным причинам.

У старосты Дартона когда-то было не трое сыновей, а четверо. Вот только второй сын как-то пошел на охоту и не вернулся. Дартон собрал деревенских жителей и пошел искать сына. Нашел около того самого бочехвоста. Животное юноше убить удалось, но тот успел его хорошо подрать. Вместо того, чтобы лечить сына, тратить на это деньги и время, Дартон отдал его жрецам.

Я подивился такой жестокости, но все оказалось гораздо проще. Парень не был родным сыном Дартона. Жена нагуляла его с соседом, поэтому староста и не любил юношу и при первой же возможности избавился.

Вторая семья отдала жрецам своих стариков, посчитав, что те отжили свое. К тому же им не хотелось кормить их просто так. Отдали своих же родителей. По мне, так за такое их самих можно было резать на алтаре.

Честно говоря, я был очень сильно удивлен, услышав от Арагура о подобной жестокости людей. Мне казалось, что дети и родители это именно те люди, ради которых большинство разумных существ сделает все, что угодно. Но здесь будто все забыли о связях, привязанностях, семейных узах и прочем.

Все оказалось просто. Жрецы постоянно внушали людям, что в смерти нет ничего ужасного, и нет лучше конца для человека, чем умереть на алтаре во славу Лодара. Людям постоянно говорят, что они не должны себя мучить, не должны заботиться о тех, кто мешает им жить, не должны жертвовать своими деньгами, временем, свободой, силами ради тех, кого Лодар с радостью примет в свои темные объятия.

Века пропаганды сделали свое дело. Сейчас жизнь человека в Холикалоне не стоит ровным счетом ничего. Люди боятся боли потери, поэтому привыкли не привязываться к другим, даже к тем, к кому вроде как должны. Родители и дети воспринимаются как соседи, практически чужие люди.

Нет, кто-то продолжает любить, но большинство старается не поддаваться различным чувствам, ведь в случае чего, пережить потерю, например, ребенка будет очень и очень тяжело.

Самое интересное, что, несмотря на все, люди здесь крайне боялись за собственную жизнь. Ведь иначе они давно бы подняли восстание и стерли бы жрецов с лица земли, но, судя по тому, что этого не произошло, местных жителей либо все устраивало, либо они просто боялись проиграть. Не думаю, что жрецы простили бы восставшим проигрыш.

Меня удивляет, что они возмутились, когда у них забирали первенцев. Скорее всего, дело было не столько в любви к собственным детям, сколько в потере рабочей силы, которой должен был стать ребенок. Всё-таки, чтобы родить, тоже нужно приложить некие усилия.

Пошедший дождь приподнял мне настроение. Если он еще усилится, то скроет лошадиные следы.

Подойдя к дому старосты, замер, думая, что делать дальше. Самого главу я усыпил, но остались еще домашние. Я бы обошелся и без этого, вот только здесь скотину держали в доме, лошадей тоже. Забрать их из-под носа хозяев так, чтобы те не заметили, было просто нереально.

Вздохнув, пришел к выводу, что придется усыплять всех. Арагура просить не хотелось, поэтому я сосредоточил все свое внимание на задаче, стараясь погрузить в сон людей как можно скорее. С каждым разом получалось все лучше и лучше.

Вскоре я выдохнул и прошел внутрь. Опасаясь, что невидимый человек может напугать лошадь, я придал себе материальности, и подошел к стойлу. Накинув на животное узды, подхватил то, что здесь заменяло людям седла, поторопился к выходу.

Выйдя на улицу, вывел лошадь за пределы деревни.

– Дрого, – позвал я уснувшего мальчишку, снова свернувшегося калачиком в своем плаще.

– А? – Дрого высунул голову наружу и зевнул. – Уже вернулись?

– Держи, – передав узды, я развернулся. – Скоро вернусь.

– Хорошо, – прошептал мальчишка, принимаясь успокаивать чуть нервничающую лошадь. – Ну, ну, все хорошо, все хорошо.

Со второй лошадью получилось еще проще. Когда я уже покидал деревню, то подумал, что во всем этом была некая странность. Сначала даже не понял, что именно мне не понравилось, но потом до меня дошло. Куда делись все собаки?

В этом мире были такие животные. Я встречал их и в деревнях и в городах. А тут как будто вымерли все. Не поверю, что деревенские жители решили обойтись без этих полезных зверей.

«Ты помог?» – спросил я у Арагура.

«Немного», – признался он.

«Зачем?» – спросил хмуро.

«Я просто хочу, чтобы ты как можно скорее добрался до меня».

Дождь под утро разошелся так, что если какие-то следы и были, то их смыло напрочь. Не сказать, что я сильно боялся преследования, но зачем драться, когда можно избежать конфликта?

С лошадьми наше передвижение ускорилось. Не надо было больше ловить постоянно спотыкающегося мальчишку или останавливаться, дожидаясь, пока он встанет и проверит ушибленные места. Он теперь спокойно сидел верхом, лишь изредка ворчал, когда не успевал увернуться от какой-нибудь ветки.

Впрочем, привалы все равно пришлось делать. Отдых требовался не только Дрого, но и лошадям.

– Зерна бы им, – сказал через пару дней Дрого.

Мы как раз остановились на очередной привал. Я успел уже поймать мелкого зверька, похожего на хомяка-переростка, которого мальчишка сейчас жарил себе на костре. Лошади в это время паслись рядом, совершенно не волнуясь о том, что у них поменялись хозяева.

– Обойдутся как-нибудь и без него, – отозвался я, подумав, что воровать еще и зерно я не собираюсь.

Дрого на это безразлично пожал плечами и продолжил переворачивать свой будущий ужин, зорко следя, чтобы тот не пригорел, но в то же время хорошо прожарился.

Деревень мы избегали, забравшись в такую глушь, в которой встретить человека было просто нереально. Арагур признался, что на сотни километров вокруг нас никого больше нет. Меня, честно говоря, это мало волновало, так как сюда я пришел не для того, чтобы заводить новые знакомства.

Спустя какое-то время мы добрались до болот. Где-то там в них нас ждал еще один лист из Арагуровой книги.