Павел Майка - Мир миров [litres]

Черти гонялись за душами, как казалось Кутшебе, главным образом потому, что это было их основное занятие во всех легендах, сохранившихся в человеческом сознании, откуда повылазили эти создания. О собственной душе Мирослав не беспокоился – в ней уже восседала демоница. Его больше тревожили волчьи стаи и медведи-одиночки, от которых его не защищала в хижине ни сила Короля Змея, ни магия мары. Он заснул с карабином под рукой.

Во сне он увидел Стефана Буртовецкого капризным мальчуганом с черной окровавленной дырой в маленьком, хоть и взрослого покроя, пиджачке. Из отверстия виднелись вывернутые наружу поломанные ребра, будто сердце само вырвалось из груди купца. Буртовецкий сначала не обращал внимания на Кутшебу, как будто не видел его. Он сидел на табуретке посреди темноты и отдавал поручения другим, невидимым для спящего духам, невыносимо ругаясь и крича на них, поскольку ему казалось, что все они недостаточно хорошо выполняют его распоряжения. Они же прилагали все усилия, чтобы найти пропавшее сердце Буртовецкого. Одни копались в земле, другие взбирались на деревья и скалы, третьи – насколько Кутшеба был в состоянии разобрать невнятные слова ребенка – хотели сделать воздушного змея, который вознесся бы в облака. Звучали и более зловещие приказы – Буртовецкий велел своим призрачным слугам присматриваться к людям и проверять, не подошло бы сердце кого-нибудь из живых для упыря.

– Вы не бойтесь меня, – купец наконец-то обратился писклявым голосом к Кутшебе. – Вас бережет та черная ведьма. В конце концов, у вас ведь тоже нет сердца. Мы одинаковые. Я вас обыскался, – вздохнул он. – Мне говорили о вас дьявольские мухи и души убитых, мары и неотомщенные упыри. Все о вас тут говорят. Я рад бы увидеть ваше лицо, но его закрывает какая-то пелена.

– И пусть так и будет.

– Вы мне не доверяете, что ли? Может, оно и к лучшему. Я был слишком доверчив, и вот как всё для меня закончилось! Я самый несчастный из всех убитых! Вы вот честный человек, мстите убийцам своей семьи. А меня не то что никто не помнит, но вообще никто не знает о моей смерти! Окровавленную рубашку, в которой меня убили, сожгли. Я не могу переступить порог собственного дома, чтобы напомнить о правосудии сыну, а моя собственная жена трахается с моим убийцей, как сука во время течки! Я в окно видел, как она под ним извивается, стонет, как его ублажает!..

По мере того как упырь говорил, он всё повышал голос, а последние слова он уже просто выкрикивал. Он засопел, пузырьки кровавой слюны показались в уголках его губ, а глаза заблестели красным.

– Мы братья, мой безымянный приятель, – отозвался он через минуту, уже спокойнее. – Нам один и тот же сукин сын жизнь испортил. Я даже не знаю, как его по-настоящему зовут и как он выглядит. Но ты найдешь его в моем доме, под моей фамилией, он присвоил мое лицо и мою жену, которая расставляет перед ним ноги в моей кровати! Запомни меня, брат, я Густав Иероним Буртовецкий, второй руководитель Конгрегации Купцов Келецких земель. Убей негодяя, и ты облегчишь жизнь себе и своим убитым. И меня освободишь. А теперь извини, я должен искать сердце, потому что эта дыра в груди горит живым огнем!

Июнь 1972 года по старому календарю, пятьдесят седьмой год Предела, двадцатый год Мира, Пристань Царьград

Не совсем обычный деревенский самогон, прозрачный и крепкий, не какой-то там благородный алкоголь, чтобы только пригубить, а напиток силы, который пьется быстро и резко, как вдох полной грудью, обжигающий горло кратким, быстрым огнем, оставляет не боль, а желание новой дозы с тем же впечатлением. Такой алкоголь они пили в тот вечер.

Жидкость проходила по телу холодной и одновременно горячей волной, не отупляя сознание, а, наоборот, проясняя его. Даже мара вздрогнула, когда Кутшеба осушил одним глотком рюмку вместе с Грабинским, Шулером, Крушигором, Сарой и Яшеком. Ванда только наблюдала за ними с по-своему приветливой задумчивостью.

– Я купил его у местных. – Грабинский просто млел. – Они гонят его из всего, что растет на урочищах и населенных призраками лугах, иногда из цветов и трав, к которым прикоснулись русалки. Такое местное чертово молоко, только лучше!

Они выпили по второй. Крушигор аж крякнул, Сара захохотала и толкнула его локтем в бок. Даже Шулер улыбнулся, хотя еще мгновение назад омрачал покой остальных, рассказывая о своих очень плохих предчувствиях.

После третьей рюмки, выпитой «для равновесия», они сделали небольшой перерыв. Самогон они заедали солониной, а Яшек, набравшись отваги, оставил на миг компанию, чтобы пересесть поближе к Ванде. Он вынул из-за пазухи какого-то червяка и, на свой лад понимая романтику и романтические поступки, подсунул девушке под нос животное, жаждая рассказать ей о червячьих балладах, которые он тут услышал.

– Вот это любовь! – настроение Сары, безусловно, улучшилось. Она подвинулась к великану так близко, что их бедра теперь соприкасались. Крушигор покраснел. Не спрашивая ничьего согласия, он налил себе еще рюмку и сам выпил. – Лучше уж твои стишки, Крушигорушка!

– Та ну… – засмущался великан. – Он тоже стихами говорит. Только… червячьими.

И действительно, Яшек как раз пытался продекламировать Ванде строфы животного. Хотя он оказался плохим переводчиком, неспособным соорудить даже ченстоховскую рифму, девушка, казалось, слушала с интересом. Насекомых, как оказалось, тоже коснулась магия Диких Полей. Они вели собственные войны, которые порой были отражением человеческих, а порой порождались конфликтами, которые человеческое сознание было неспособно понять. Они также служили чародеям, ссорившимся друг с другом, и заключали союзы с буйствующими в степи отрядами.

– Не боишься, что он твою дочь обольстит? – Кутшеба кивнул Шулеру.

– Не-а. Не вижу ни единого шанса. Провокатор!

– Все отцы так думают об ухажерах своих дочерей.

– Я не думаю. Я вижу, Мирек.

И правда, бог наблюдал за линиями судеб Ванды и Яшека, пристально следя, не переплетаются ли они, рождая вероятность общей судьбы. Он и сам не знал, как бы отреагировал и как бы использовал свои силы, случись нечто подобное. Он быстро сменил тему, чтобы Кутшеба, который обладал ужасно раздражающей способностью нащупывать болезненные темы, не спросил его об этом.

– Что думаешь о наших новых союзниках?

– Союзников много не бывает, ведь так? – Кутшеба отрезал себе очередной тонкий кусок солонины. – Я просил Яшека расспросить зверей, что слышно про этого Кощея, но твоя дочь так задурила ему голову, что он вернулся с каким-то кузнечиком, которому кажется, что он Вернигор.

– А это невозможно?

– Вернигор исчез в какой-то хижине в степи. Все его ищут, но никто не может найти, если только он сам этого не захочет. Если бы он пришел сюда, то у нас были бы серьезные причины для переживаний.