Дмитрий Силлов - Закон крови [= Кровь охотника] [litres]

– Даже не представляю, на что был похож труп губернатора, – сказал я.

– На полностью высушенную мумию, – ответил Рус, открывая хьюмидор и доставая сигару. – Но в те времена Моргана могли обвинить в колдовстве, а сам он, объевшись с голодухи, вряд ли мог орудовать лопатой. Потому предок Папы Джумбо оказал нынешнему неофициальному хозяину Америки хорошую услугу, за которую был удостоен действительно высокой награды – наследственного права убирать дерьмо за вампирами, а позже, с наступлением Эры Равновесия, – и за оборотнями тоже.

– Ты хочешь сказать, что пират Генри Морган жив до сих пор?

Рус усмехнулся, откусил извлеченной из шкатулки золотой гильотинкой кончик сигары и прикурил от выуженной оттуда же специальной зажигалки с двумя соплами.

– Вампиры, которым люди не отрубили голову во время многочисленных охот на ведьм и пиратов, живут бесконечно долго. Думаю, теперь тебе не надо объяснять, что для того, чтобы хорошо жить, нужно научиться пить людскую кровь как в прямом, так и в переносном смысле.

– С ума сойти, – пробормотал я, переваривая услышанное. – А ты-то как во всем этом оказался? Тоже на татами укусили по ошибке?

Рус невесело усмехнулся.

– У меня тоже наследственное. Аз есмь потомок Григория Лукьяновича Скуратова-Бельского, прозванного Малютой. Предок мой, хоть и незаконнорожденный, но опекаемый грозным папашей, по его протекции стал военным. И все его потомки шли по той же линии. Малютин завет и проклятье. «Кто из потомков моих царю и отечеству не отслужит и крови на поле брани за Русь не прольет, тот сам кровь пить разучится и сдохнет с голоду как собака». И ведь исполняется. Так что отслужил я до ранения – и на дембель…

Я с сочувствием посмотрел на обладателя громкой фамилии, рассеянно катающего сигарный дым во рту, из которого в любую секунду запросто могли полезть клыки. Вот бы никогда не подумал, что Рус – наследственный вампир. Правда, от предка кроме фамилии и кровавого проклятья ему больше ничего не передалось. Мой командир отделения был очень хорошим бойцом, но отмороженной жестокости за ним не замечалось.

– Еще вопросы? – немного устало спросил Бельский, бросив взгляд на циферблат. Действительно, время поджимало. До назначенного часа оставалось минут десять.

– Постараюсь уложиться, – сказал я. – Что на выходе получается из человека, которого одновременно укусили оборотень и вампир?

– И который выпил кровь и того, и другого, – задумчиво произнес Рус, грызя кончик сигары. – Что ж, ты имеешь право знать. Это общая тайна обоих кланов н е людей, которую ни в коем случае не должны знать люди. В старых книгах написано, что из дважды укушенного, выпившего кровь укусивших его, получается Охотник, способный убить в поединке и вампира, и оборотня.

– А обычный человек этого не может? – усомнился я.

– Может, – хмыкнул Рус. – Например, серебряным или деревянным кинжалом. Или любым острым предметом из того же материала – если, конечно, ему очень сильно повезет. Но обычный человек не умеет передавать мысли на расстоянии, используя вампирский Зов Крови, не может двигаться в бою со скоростью н е людей, не обладает способностью к трансформации как в вампира, так и в оборотня и не способен перемещаться в междумирье, завесившись Синей мглой. И при этом он не зависит от проклятия крови.

– То есть Охотнику не нужно пить кровь?

Рус кивнул.

– Не нужно. Ему достаточно обычной человеческой пищи. А теперь представь, что бы стало с расой н е людей, если б люди узнали эту тайну.

Я представил.

Наверно, кровопийцам не помог бы ни их Маскарад, ни сверхспособности. В погоне за вечной жизнью люди наверняка попытались бы сделать что-то вроде резерваций для недавних соседей по планете, принуждая их насильно делиться своей слюной и кровью. Хотя кто знает… Судя по рассказам Руса, древние расы достаточно сильны и вполне могут постоять за себя. Поэтому тайну действительно следовало беречь. Потому что тот, кто раскроет ее человечеству, принесет на землю не благодать, а новую войну!

«Не думайте, что я пришёл принести мир на землю; не мир пришёл я принести, но меч», – всплыли из глубин памяти когда-то прочитанные слова. В тему ли всплыли? Как знать…

– А можно ли убить Охотника? – спросил я.

– Для этого подходят большинство средневековых казней, – сказал Рус. – Например, ему можно отрубить голову, сжечь на костре либо высушить кровь, распяв на кресте и оставив на несколько дней под палящим солнцем.

– Уж не хочешь ли ты сказать…

– Именно, – кивнул Бельский. – Он был первым из Охотников, кто не хотел убивать и заговорил о том, что мы сегодня именуем Равновесием.

Похоже, слова вспомнились в тему, но продолжать разговор времени уже не было. О чем и сказал Рус, вставая с кресла.

– Пора.

Я поднялся тоже, хотя и с трудом. Казалось, будто из моего тела вытащили все кости. Но я все-таки выволок эту кучу безвольного мяса из кожаных объятий раритетной сидушки.

Рус кивнул на дверь рядом с чучелом матерого волка, стоящего у стены.

– Там комната отдыха. Честно говоря, я не очень представляю, что будет с тобой через несколько минут. Слишком давно был последний прецедент, и уже никто из наших не помнит, что происходит в новолуние с дважды укушенным. Но у тебя есть все шансы остаться в живых в отличие от тех, у кого не получилось. Слишком много совпадений, и, думаю, это неслучайно. Но на всякий случай, если ты не против, хотел бы поменять один из своих костюмов на твою армейскую куртку. Не думал, что буду скучать по армии после дембеля, поэтому не взял с собой комплект униформы, а теперь ностальгия замучила. Если всё пройдет нормально, костюм возьмешь в шкафу около дивана, размеры у нас, если помнишь, одинаковые. Так что уж не побрезгуй, коль жив останешься, а то в своем маскхалате ты выглядишь несколько устрашающе.

– Мог бы просто сказать: командир, подари камуфлу по знакомству, – сказал я, стаскивая с себя сильно драную память об армии.

Понятно, что мои окровавленные и разодранные во многих местах обноски ему на фиг не нужны. Но знает, что дорогой подарок я принять откажусь, вот и придумал выход. Правда, и мне кочевряжиться не с руки – моя пятнистая дембельская куртка в целом-то состоянии порой вызывала косые взгляды прохожих и стражей правопорядка. А уж с разодранным в лоскуты рукавом и пятнами крови, которые уже не скрыть никаким камуфляжем, на людях теперь точно не появиться.

Я бросил многострадальную куртку на кресло.

– А мне точно нужно туда идти? – спросил я на всякий случай, чтобы что-то спросить: идти в комнату было, честно говоря, немного страшновато. Как на казнь или что-то в этом роде. – Здесь никак?

– Никак, – отрезал Рус. – Первое Перерождение вещь глубоко личная и происходить должна в одиночестве. Тем более у тебя, когда хрен знает, что получится на выходе. Это нам не привыкать – перекинулся в нетопыря, помахал крылышками – и обратно в человека, если ломает вместе со всеми гоняться под луной за крепкозадыми летучими мышами женского полу и при этом постоянно думать, не свалились ли с меня ненароком Покровы Маскарада. Я уж лучше как-нибудь в человечьем обличье за девчонками поухлестываю. А у тебя, можно сказать, первое свидание со своей истинной сущностью. И это священно.