Владимир Ильин - Напряжение сходится [litres]

– Кроме этого, никаких условий, – завершил доклад порученец, отведя взгляд. – Я вас понял, господин, я сегодня же свяжусь с Объединенным банком и полечу в Берлин. Думаю, за два дня мы уточним все формальности и…

– Во вторник деньги должны быть тут, – резко прервал его князь.

– Во вторник мы можем все подписать, если не возникнет разногласий и согласований по договору, – осторожно заметил слуга. – Еще пару дней на оприходование, пересчет и перевозку…

– Мне не нужны эти деньги позже, – давил Черниговский.

– Господин, но в чем причина такой спешки? – искренне недоумевал порученец. – Неужели нам не дадут пару-тройку дней отсрочки…

– Нет.

– Но почему? – пытался разобраться верный слуга.

Да даже пусть император будет зол – какая, к демонам, разница! Они не его вассалы, а государства. Деньги будут все равно – и для откровенно надуманной суммы что днем позже, что двумя – никакой разницы.

Черниговский отвернулся от аукционного действа, заложил руки за спину, сцепив пальцы, и сделал несколько шагов в сторону двери во внутренние помещения. И только убедившись, что рядом никого нет, негромко произнес:

– Мне намекнули, что среди купюр, найденных несгоревшими в танке, есть с сериями контрольных закупок Товара.

Порученец почувствовал, как внезапно похолодела спина. Неужели эти молодые идиоты взяли деньги с перевалочной базы наличности до их «отмытия» в имперской сети продуктовых магазинов?..

Или еще хуже – деньги положил сам император, делая недвусмысленный намек…

– Появилась активность вокруг нескольких наших складов. Затем стихла и более не проявлялась, – задумчиво произнес Черниговский.

– Император знает? – заглянул ему в глаза слуга, опасливо посмотрев по сторонам.

– Знает, с высокой долей вероятности. И хочет долю. За весь срок, со штрафами и процентами.

Как и полагается главному бандиту Империи.

Впрочем, император вряд ли увидел главное, что спрятано за высокодоходной и незаконной торговлей – иначе их без затей уже попытались бы убить. А значит, рано или поздно, но нити управления в руках князей Черниговских жестко стянут императору руки, ноги и шею, заставив качать головой, гневно махать руками и шагать туда, куда хочется им. На фоне этих мыслей отсрочка даже за четверть триллиона не ощущалась так болезненно.

– Но это же незаконно… – сам того не замечая, проблеял порученец.

– Незаконно станет, если мы не соберем деньги до вторника, – жестко произнес князь. – Переговори с китайцами. Передай, что мы согласны.

– Если вы скрепите договор своей печатью и словом… – заикнулся слуга.

– Шесть процентов – нормально, – отмахнулся Черниговский, уже соглашаясь честно платить. – Поднимай всю армию и всех союзников. Эти хитрые сволочи сделают все, чтобы мы не довезли деньги. Но мы все еще в силах противостоять кому угодно и это докажем.

– Сделаю, – поклонился порученец, после чего замялся буквально на мгновение: – Получается, что слова того полковника – ложь?

– Милютина? – припомнил Черниговский. – Про виновность Самойлова в ограблении? Полагаю, так. Тем не менее Самойлова надо наказать.

– Зачем?

– Быть может, он виноват, – равнодушно пожал плечами князь, хотя и не верил в это – слишком незначителен тот был для масштабов содеянного.

– К тому же нам все еще нужна его железнодорожная сеть доставки, – добавил Черниговский. – Вот что: у него есть кто-нибудь не из родных, кем он дорожит?

– Девушка… – задумчиво подсказал порученец.

– Забери ее и запри под землю, в темноту. Она должна оставаться жива, чтобы это подтвердили любые ритуалы, которые можно купить за деньги. Должна страдать от голода и жажды. Но не должна ничего видеть.

Хотя Черниговский и не верил в пророка, но старался подстраховаться и от его поисковых возможностей. Обычно те видят чьими-либо глазами, и только там, где дело касается родной крови – способны увидеть место самостоятельно. Здесь же родной крови не было, но и шанса что-либо разглядеть – обстановку или лицо конвоира – он не оставит.

– Будет исполнено.

– Через год или два, когда Самойлова надломит от отчаяния и неизвестности, попробуем ему помочь с поисками, – добродушно улыбнулся князь Черниговский. – Плата наша хорошо известна.

Порученец с пониманием улыбнулся.

Словно подчеркивая продуманность планов, аукционный зал разразился новыми аплодисментами.

Князь с порученцем обернулись – те же неизвестные гости в красных бабочках за немалую сумму выкупили всю речную инфраструктуру с кораблями.

Положительно, день завершался отлично.

Холод вечернего дождя был вместе с ней в комнате, обнимая через одеяло за плечи, касаясь стылыми ладонями шеи и щек. Го Дейю сама пустила его через открытое окно, желая слушать шелест капель по желтой листве деревьев возле дома. Но дождь обманул и закончился, а холод остался. Колючий и пробирающий до костей, от которого она сжалась клубком, укрывшись почти с головой. Можно было встать и закрыть окно. Наверное, стало бы теплее.

Го Дейю завернулась в одеяло еще сильнее и прижала руками колени. Ей было страшно, холодно и одиноко, и только холод она могла прогнать своей волей. Закрыть окно – станет просто одиноко и страшно, и с этим Дейю уже точно ничего не поделает. Хотя бы немного власти над собственной судьбой было ее желанием.

– Вот откуда дует! – бесцеремонно ворвалась в комнату Инка, в пару шагов добралась до окна и закрыла створку.

Дейю недовольно прошипела в ее адрес ругательство на китайском и поплотнее укуталась в одеяло. Ходят тут всякие, мешают себя жалеть.

Инка столь же стремительно покинула помещение, раздражающе наплевательски прикрыв дверь – даже не до конца, оставив на ладонь распахнутой. Никакой приватности и уединения! Теперь возмутительно бодро топает себе по коридору, сбивая тон грустным мыслям. И ведь чтобы закрыть дверь, надо тоже вставать, а совсем не хочется.

Дейю не любила Инку. Она вообще недолюбливала людей, откровенно говоря. В ее клане этому очень быстро учатся, начиная с малых лет – когда жен у отца шестеро, и кроме тебя есть еще с пару десятков детишек, претендующих на ресурсы клана, это легко. Но Инка вдобавок ко всему была просто похищенной, а не отданной за долги. Где-то там были ее любящие родственники, искренне за нее переживающие. А род Го официально похоронил свою дочь, чтобы отсечь все претензии на родство и наследование. Ее уже никто не ищет, никто не ждет. И Аймара интуитивно чувствовала эту разницу, задирая нос перед служанкой – пусть и сама в этот миг была бесправной пленницей. Но у нее-то все еще могло измениться, а у Дейю нет.

К счастью – или сожалению – Дейю особо никто никогда и не ждал, поэтому ощущение было хоть и тягостное, но привычное.