Владимир Ильин - Напряжение сходится [litres]

Правда, еще ни разу ему не приходилось для этого бесчинствовать в здании ИСБ. Но и повода такого еще никогда не было – да еще с показным игнорированием от тех людей, кто мог и был обязан пойти старику навстречу и вернуть пострадавшего от этой провокации Антона домой. Не говоря уж о том, что никогда наследника, пусть и последней очереди, не смели забирать в здание на Лубянке – в место, обитатели которого как никто другой обязаны знать всё о древних привилегиях княжеских семей.

Очередная массивная дверь была вышиблена вовнутрь – и гора документов, подхваченная волной воздуха, разлетелась по пустующему кабинету. Никого.

– Антон!!!

Следующая дверь.

Несколько раз в него стреляли, падая за массивные столы и переворачивая их столешницей ко входу, уверившись в нападении на здание. Один раз даже швырнули огненный шар, бессильно растекшийся по паутине теней, проявившейся вокруг князя. Его сиятельство простил им эти нападения, ибо не ведают, что творят.

С улицы звучали сирены, хлопали двери микроавтобусов и громким лающим голосом переговаривались люди из свиты с командирами тревожных команд ведомства. Закон не первый раз сталкивался с княжескими правами, так что и тут результат будет тот же самый. Ведь семья императора, курирующая ИСБ, тоже князья, и даже с приставкой «великие», а значит, закону следует подождать в стороне.

Остановить этот бардак решились минут через десять, делегацией аж из четырех генералов ведомства, уверивших князя, уже готового переходить на второй этаж, что Антона к нему обязательно приведут, а до того к его услугам роскошный кабинет, прекрасный кофе с коньяком и портрет императора над массивным столом. В общем, знакомая ему обстановка по собственному рабочему месту в родном ведомстве – с тяжелой мебелью из массива редких пород дерева, мягким ковром поверх паркета, с бежевыми стенами, украшенными дубовыми панелями до середины и репликами картин Айвазовского в тяжелых позолоченных рамах. И что характерно, действительно успокаивает своей похожестью. Во всяком случае, нет оскорбительного ощущения ожидания.

Разумеется, князь занял место во главе Т-образного стола просторного кабинета. Документы на столе принадлежали третьему заместителю директора ведомства Рыбникову – как мельком отметил князь и тут же потерял к ним интерес. Любопытствовать содержимым папок и укладок бумаги было ниже его достоинства.

Двери кабинета открылись через десять минут, когда его сиятельство уже почти потерял всякое терпение и твердо вознамерился продолжить поиски. Но Антона к нему так и не привели.

Вместо него в помещение вошли двое мужчин с умными лицами, профессиональными взглядами палачей и в изящных костюмах из серой шерсти, пошитых на идеальную осанку и широкие плечи. Облик дополняли кожаные портфели в руках и коричневые штиблеты. Этакая глубокая интеллектуальность со способностью наизусть читать в оригинале Байрона, одновременно правя топор для плахи под идеальный угол заточки.

Князь щелкнул пальцами, отвлекая гостей, синхронно уставившихся ему в шею.

– Где мой сын? – властно спросил он.

Двое не торопились с ответом; подошли к столу и сели по разные стороны Т-образного продолжения начальственного рабочего места. Портфели разместились перед ними, на широкой столешнице.

– Препровожден в одну из машин вашего сопровождения, – ответил тот, что справа от князя, открывая застежку на портфеле.

– А Черниговский-Зубов? – уточнил князь, успокаиваясь и опираясь ладонями на подлокотники кресла.

– Там же, – произнес тот же мужчина.

– Значит, здесь мне более делать нечего, – подытожил его сиятельство и встал из-за стола, направившись к выходу из кабинета.

– Наш господин хотел бы, чтобы вы с нами побеседовали, – остановил его на половине пути голос второго мужчины, до того молчавшего.

Странно, но тон отражал полное равнодушие к его, князя, ответу на эту просьбу. И, невольно насторожившись, его сиятельство решил остановиться, не дойдя до порога двух шагов.

– Ваш господин может позвонить мне лично или прибыть в гости. Мой дом всегда открыт для его визитов, – убрав так и прорывающееся нетерпение, все же успокоился Черниговский и проявил легкое любопытство: – Разве что нечто срочное?

– Нам доверено расследование вооруженного ограбления банка «Шелихов и партнеры». Вам же известно, чьи это деньги?

Князь знал. Потому все еще был в бешенстве от событий этого дня.

– Это провокация, – облизав губы, озвучил его сиятельство версию его клана. – Речи о вооруженном ограблении и быть не может. Мой сын достаточно богат, чтобы не желать присвоения чужих денег, да еще столь экстравагантным путем. Его вынужденным беспамятством воспользовались, и я не желаю слышать иные трактовки этого события.

– Ваше сиятельство, вы не могли бы вновь занять место за столом? – попросил тот, что начинал разговор. – Право слово, беседа не стоит того, чтобы стоять на ногах и сверлить друг друга взглядами. Тем более что расследование уже завершено.

Последнее предложение князя заинтересовало в достаточной мере, чтобы вернуться на прежнее место.

– Кто подставил моего сына? – оперевшись локтями о столешницу и сцепив руки в замок, потребовал ответа Черниговский.

Мужчина слева от него неспешно распахнул свой портфель и положил перед своим лицом несколько листков отпечатанной на принтере бумаги, сцепленных скрепкой, поискал глазами нужный момент в тексте и начал чтение:

«Ограбление должно было произойти в среду. Я и мой сопровождающий Черниговский-Зубов Павел должны были убедить принять в нем участие Шуйского Артема, Быкова Михаила, Егорова Дмитрия, Захарова Афанасия и иных под предлогом вступления в закрытый клуб, учрежденный моим прадедом с друзьями. Ограбление обязано было сорваться, участников должны были схватить. Под угрозой смерти и повешения мой род получил бы власть над Егоровыми (примечание: промышленный кластер в Раменском) и Захаровыми (примечание: владения в Крыму), обещав спасение от суда и плахи. Быкова и Зубова было решено отдать в расход для подкрепления угрозы. Зубова венчать в тюрьме на клановой девушке и шантажировать его отца внуком. За жизнь Шуйского отец хотел стребовать…»

– Это что еще такое? Что за бред?!

– Записано со слов Черниговского Антона.

– Вы смели его допрашивать?! – взыграла в князе дикая ярость.

Даже не содержание допроса имеет значение, а крушение вековой традиции!

– Ни в коей мере. Мы провели беседу с Антоном. Он пожелал нам все добровольно рассказать.

– Я отзываю своей властью все его слова. Он ничего не говорил, вы ничего не слышали, – жестко произнес князь, а листы бумаги истаяли пыльной дымкой прямо в руках у читавшего.